Жюль Ромэн - Шестое октября

• Название: Шестое октября
• Автор: Жюль Ромэн
• Издательство: Терра
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-85255-277-1

Выпуская в свет первые два тома произведения «Люди доброй воли», автор предположил, что это будут главные произведения его жизни. Сочинение в прозе должно выразить в подвижности и многообразии, в подробностях и становлении картину современного мира. «Люди доброй воли! Под знаком древнего благословения мы будем искать их в толпе и обретать. …пусть найдут они какое-нибудь верное средство узнавать друг друга в толпе, чтобы не погиб этот мир, честью и солью которого являются они».

«Шестое октября» — первая часть тетралогии «Люди доброй воли».

---

Человек открыл дверь слева, положил пакет на пол, опустил шторы; затем зажег керосиновую лампочку. Обстановка комнаты была не такой жалкой, как можно было ожидать. В ней стояла деревянная кровать шириною около метра, с чистыми на вид простынями; два стола, и на одном из них — таз и кружка с водой; кувшин на полу; на другом — бахромчатая скатерть; два стула. Каменный пол был отчасти устлан цыновкой.

Они сели.

— Вы видите, я доверяю вам.

— Это… это не ваши номера?

— Нет, конечно.

— Это что? Ваше убежище?

— Да… Можете говорить. Комната рядом пуста.

— В окно нас услышать не могут?

— Нет. И я ведь вам не велю кричать.

— Здесь вы будете ночевать?

— Да.

— Сегодня?

— Да.

Кинэт осматривался.

— Но… как же это? Вы в частной квартире?

— Да, у славной женщины.

— Не имеющей отношения к той, о которой вы мне только что говорили?… К вчерашней?

— Никакого, никакого… Бог с вами!

— Как вам пришло в голову сюда прийти?

— Не знаю. Надо вам сказать, что мне знаком давно этот квартал.

— И неподалеку отсюда вы жили?

— Нет.

— Вам показалась эта комната спокойной?… Но женщина эта вас впустила… как?… Сдала вам комнату?

— Конечно. Она сдает эти обе комнаты, эту и соседнюю, когда случается жилец.

— Кто вам дал ее адрес?

— Один парень, кативший тележку по улице Обри-ле-Буше. Я встретил его и сказал, что ищу меблированную комнату. Но не в номерах, оттого что мне часто приходится работать по ночам, а днем спать в номерах нельзя из-за шума в коридорах. Я уже и в другом месте справлялся, в винном погребке.

— Не обратили ли вы внимания на себя этими расспросами?

— Нет. Да ведь и не было в них ничего странного.

— Хозяйка не удивилась, когда вы пришли без вещей, без чемодана?

— У меня был с собой пакет…

— Вот видите, он пригодился вам.

— И еще другой пакет.

Кинэт поискал глазами другой пакета. Сразу не увидел ничего.

— Я уплатил ей за неделю вперед. Сами понимаете, что после этого она успокоилась.

— Она вас ни о чем не спрашивала?

— Она почти глуха. Я этим воспользовался и наговорил ей всякой всячины. Глухие люди любят говорить только для виду, но привыкли не понимать других. Это им не мешает.

— А как же ваш чемодан, оставшийся в номерах?

— Мне не так уж нужны вещи, которые в нем лежат.

— Да, но по ним установят вашу личность. Содержатель номеров, может быть, сделает заявление комиссару. А этого только и недостает.

— Я знаю… Вот по этой части вы можете оказать мне услугу.

— Съездив за чемоданом?

— Разумеется, я дал бы вам денег на уплату моего долга. За прошлую неделю и — воскресенье, понедельник, вторник — за три или даже за четыре дня в придачу.

— Для меня это изрядный риск.

— Что еще было бы очень хорошо, так это сказать им, что вы — мой новый хозяин; что я вас попросил съездить за моим чемоданом, а вы этим воспользовались, чтобы кстати навести обо мне справки. У вас совсем вид хозяина. Право, очень почтенный вид. Им ничего другого и в голову не придет. А затем, знаете ли, люди коммерческие, эти, как и другие, только бы вы им заплатили… а там уж они недолго морочат себе голову из-за вас.

— Да, но их могут допросить…

— Так что ж такое? Они скажут, что очень приличного вида господин, с красивой бородой, пришел и заявил, что нанял меня. Это вам даже алиби.

— Хо, не так-то это просто кончается. Если будут серьезные основания вас разыскивать, то начнут искать господина с красивой бородой.

— Пусть так! Кому можете вы прийти на ум, при каких угодно приметах? А? Переплетчик, владелец магазина? Бывший крупный чин в полиции?

— Я не спорю. Вот и в этом вопросе вы можете оценить все значение моей помощи. Попробуйте-ка послать по этому делу другого вместо меня… Но содержатель номеров может спросить у меня ваш адрес для переотправки вам писем.

— Я никогда не получаю писем.

— Все равно, они могут спросить адрес просто из любопытства. А мне нельзя показать, будто я скрываю от них эти сведения.

— Дайте фальшивый адрес.

— Да, но если его проверят, мое появление в номерах перестанет быть алиби для вас. Напротив. Это усилит подозрения. В данный момент я имею в виду ваши интересы.

— Так как же быть?

— То-то и есть! Дайте подумать. И еще другое. Не тащить же мне ваш чемодан на спине. Такси? Но прежде всего я не знаю, можно ли въехать на автомобиле в эту улицу. И во всяком случае соседи будут очень заинтересованы. В такой улице вдруг останавливается и разгружается такси!

— А простой фиакр? Вечером?

— Тогда с извозчиком задача. Извозчику легко забыть седока, которого он отвез с Восточного вокзала на большие бульвары, но он и через год не забудет этого закоулка, и вас, и вашего чемодана.

Кинэт умолк. Представлял себе окрестности. Прислушивался. Полный совершенно новой бдительности, еще ничем не притуплённой и под влиянием обстоятельств трепещущей, как страсть, он пытался установить ценность этого жилища, как убежища, толщу тайны, которою был в нем предохранен человек, груз опасности, давление розыска, которые оно могло выдержать.

Слышен был шум экипажей, довольно отдаленный. Шаги на этой же улице, очень заглушённые. Иногда — голос, всякий раз казавшийся слишком близким, слишком крикливым и приближающимся. Шаги звучали все же не так тревожно, как голоса. Но были также периоды тишины. Дом даже казался немым. Очень легкие и нерегулярные звуки, по временам раздававшиеся — шорохи, потрескиваниягстуки, — доносились, быть может, из верхнего этажа, но, быть может, и из соседних домов. Весь этот край старых стен был достаточно плотен для того, чтобы такого рода шумы могли в нем проходить большие расстояния и не принадлежать одному месту по преимуществу перед другими, как и жалкий, затхлый запах, отовсюду сочившийся. Кинэт заговорил:

— Я понимаю, чем вам понравился этот закуток: «Кому взбредет на ум искать меня здесь?» Так вы думаете. К несчастью, это понимают все. При входе в эту улицу, по которой вы меня только что вели, словно надпись висит: «Для скрывающихся».

— Ну, вы преувеличиваете!

— А затем, эти трущобы полны проституток и сутенеров. Полиция имеет за ними постоянное наблюдение. Содержит среди них всякого рода осведомителей. Ваша хозяйка… поручиться можно, что и она в том числе.

— Вы бы этого не сказали, если бы ее увидели. Хотите, я придумаю предлог и покажу вам ее?

— Нет, нет. Ей не надо меня знать. Ни в коем случае. В каком квартале ваши номера?

— На улице Шато, в четырнадцатом. Знаете, на той улице, что идет от Мэнского бульвара, как раз от того места, где церковь, до бульвара Вожирар, проходя мимо западной товарной станции.

— В общем, не так уж далеко от меня.

— Пешком минут двадцать.

— Тот квартал тоже не очень-то спокойный, но все же он лучше этого. Заметьте, что вы очень хорошо поступили, перебравшись оттуда. Но нам надо будет найти что-нибудь другое.

— Вы меня издергали всего!

— Я продолжаю думать о вашем чемодане. Можно было бы сделать так: сегодня им заплатить и сказать, что за чемоданом завтра кто-нибудь придет. В чемодане, если бы его вскрыли, нет ничего подозрительного? Ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию и навести ее на ваш след?

— Нет… Кроме нескольких пар совсем новых носков на дне. Если она их найдет, то, пожалуй, заинтересуется, откуда они у меня. Но разве из-за одного этого могут начать меня разыскивать?

— Нет, не думаю; если действительно ничего другого там нет. А затем, на худой конец, у вас могло быть желание сделаться перепродавцом носков где-нибудь у ворот, разносчиком. Надо вам знать, что пока не поступило заявления, полиция не любит усердствовать. Словом, надо прежде всего заплатить за номер. Тогда у них перестанет работать воображение. Чемодан они задвинут куда-нибудь в угол и перестанут о нем думать, пока за ним кто-нибудь не придет.

— Все-таки, я не сказал бы, что мне не нужны вещи, которые там лежат.

— Как-нибудь обойдетесь.

— Но отчего, по-вашему, лучше не вывозить его сегодня?

— Прежде всего оттого, что у них тогда не будет повода спросить ваш адрес, пусть бы даже вы сами туда пошли.

— Я? О, я?

— А почему бы и не вы, в конце концов? Вы сможете сказать: «Я останусь только день-другой на новой квартире. Окончательно я сообщу вам адрес, когда приду за чемоданом.» Если другой пойдет, я, например, то это еще проще. Я — ваш новый хозяин, пусть так. Я пришел платить: в счет вашего жалованья. Пришел я, главным образом, чтобы навести о вас справки. Ваш новый адрес? Я его еще не знаю. Раз я не беру чемодана, у них нет оснований интересоваться моим адресом; и я не обязан знать, нашли ли вы себе уже квартиру.

Человек слушал Кинэта, как больной — врача. Только одного и хотел — верить ему, слушаться его. Если больной вставляет замечания, то для того лишь, чтобы побудить врача все принять как следует в соображение, и чтобы направить его непогрешимое знание во все закоулки проблемы.