Наталья Иртенина - Застенок

• Название: Застенок
• Автор: Наталья Иртенина
• Жанр: Ужасы и Мистика

Провинциальный литератор средней руки в силу странной договоренности с мощной коммерческой организацией, имеющей также идеологические и научные подразделения, обретает особый дар: его идеи, замыслы, образы художественных произведений, даже подсознательные страхи материализуются в окружающем мире с пугающей буквальностью. Немного позже, чем хотелось бы, выясняется, что цена за дар достаточно высока. Во-первых, необходимо стать полноправным членом этой разнородной структуры, солдатом надчеловеческой цивилизации, которая поставила целью предельно упростить мир, привести его к максимально функциональной и несложной в управлении модели. Во-вторых, в оплату дара входит особый ритуал, своего рода «посвящение», после которого прошедший его человек фактически становится живым мертвецом…

---

Зазвучавшая музыка была подобна грому танкового сражения. Грохот битвы дополнялся омерзительным воем, похожим на визжание циркулярной пилы, отчего у Романа заломило зубы.

В дикой звуковой свалке не сразу можно было разобрать появившиеся слова.

…мы пришли в этот мир —
Не жить, не любить.
Мы пришли в этот час —
Не есть и не пить.

Роман отложил в сторону вилку и перестал жевать.

Мы пришли в этот миг —
Не спать и не ждать.
Мы пришли в этот мир,
Чтобы в нем – умирать.

Непрожеванная яичница с колбасой резким движением устремилась в желудок, тяжело преодолевая тесноту пищевода.

…каждый час – умирать,
Каждый миг – погибать.
Нам иной не дано судьбы,
Здесь иные не властны законы.

Роман по-сиротски подпер голову рукой и, пригорюнившись, приклеил грустный взгляд к окошку.

Гладиаторы-смертники мы,
Издыхаем без крика и стона,
Убиваем – привычно, вполсилы,
Нам арена – тюрьма и могила.

Он ощутил неуловимое движение души.

В этом мире нет места всем верам.
В этом доме бесправна надежда.
В этом взгляде бессильна любовь.
В этом слове безумна София.

Безусловно, все это неспроста, подумал он.

Наша вера увязла в грязи.
Нам надежды вовек не видать.
Утопает в разврате сила любви.
Держат в дурке Софию, их мать.

По лицу Романа текли слезы бесправной надежды. Внезапно и с беспощадной ясностью он понял, что давно уже не имеет права на облегчение своей участи в этом мире. И что самое странное и страшное – ему стало казаться, что ту тень, которая зовется его жизнью, которую он привык считать своей, отбрасывает на землю совсем не он, Роман Полоскин, а некто другой. Некто в сером, хихикающий из-под низко надвинутого капюшона. Однако все это было слишком откровенно, а задумываться о подобных вещах с самого утра – тоже сродни аристократическому алкоголизму.

…Хлопнув подъездной дверью, Роман устремился в направлении трамвайной остановки и вышел на оживленную городскую улицу. Как обычно, мыслями он был далеко от хаотической суеты вокруг.

«Но за что же я убил Джека?»

Из неуместной задумчивости его вывел визг тормозов и рявканье автомобильного сигнала. Понять, что произошло, Роман не успел – на него надвигалась серая громада с выпученными от злости фарами. Он умер и воскрес одновременно. Иномарка с затемненными стеклами тяжким взглядом изучала это непонятное, необъяснимое человеческое насекомое, чуть не попавшееся ей на обед…

2. Посторонний

Скрипучий голос дребезжал, временами переходил на отрывистый лай, но ничто не могло бы вытравить из этого голоса непобедимое высокомерие.

– …плохо, медленно, хуже некуда…

– Но мы…

– Молчать!!! – взвизгнул высокомерный голос. – Не сметь перебивать меня. Я – ноль триста двадцать шестой. Меня поставили над этим вонючим городишкой и дали в услужение десяток кретинов. Какого херувима, спрашиваю, вы там возитесь?

– Нам не хватает человеческого материала, мой господин. Мы не можем…

– Что я слышу?! Вам не хватает материала! Падаль, безмозглые идиоты! Может быть, тебе разонравилось быть тем, кто ты сейчас, и ты хочешь перейти во второй сорт? – В голосе появилась насмешливость. – Ты хочешь стать ничтожеством, жалким рабом? Отвечать! – рявкнул голос.

Пухлый человечек в огромных очках и со вздыбленными седыми вихрами на макушке затрясся, замотал головой и рухнул на колени, согнув коротенькие толстые ножки.

– Нет, мой господин, не делайте этого…

– То-то же. – Скрипучий голос немного подобрел. – Ладно, можешь встать… Или нет. Лучше оставайся на коленях. Так ты мне больше нравишься.

– С радостью, мой господин. – Пухлый человечек перестал трястись и с облегчением смотрел вверх, под потолок.

– И не говори мне больше про человеческий материал. В этом вонючем городишке живет девятьсот тысяч. Даже если рекрутировать тысячу, этого хватит с избытком.

– Мой господин, мы делаем все, что в наших силах. Но люди… людишки… в большинстве это негодный материал… второй сорт… побочный эффект гуманистической политики… Это рабы, а не… даже те, кто метит в хозяева жизни… это быдло, мой господин.

– Не там ищете, значит. Не там и не тех. Ладно. Я займусь этим. Есть у меня на примете один. Из резерва, так сказать, хе-хе. Писателишко-поэтишко. Ты… э-э… как тебя? Забыл…

– Казимир, мой господин.

– Ты в него поглубже залезь, интересное найдешь. А я с ним пока позабавлюсь… Так что там у вас с опытами? Когда будет готов артефакт?

– К осени, мой господин, и сразу же запустим. Ваша гениальная идея, мой господин, получит блестящее выражение, голову даю на отсечение, – льстиво расточился пухлый Казимир.

– Хм, голову? Это ты у своих девок головы оттяпывай… Чего глаза таращишь? Думал, не знаю? Я, видишь ли, все знаю – даже про то, что шепнула тебе на ухо твоя бабушка, большая стерва, сходя во гроб. Хочешь снова услышать?

– Мой господин знает, что не хочу. – Лицо толстяка перекосила ненависть к покойной бабушке.

– Ну так вот тебе, если провалишь дело, я голову оттяпывать не стану. Я сделаю другое. Немножко побольнее. А потом отправлю тебя на помойку. Идет?

– Да, мой господин. – Казимир содрогнулся жирным телом и понурил голову.

– И кстати, я хочу, чтобы это был человек.

– Мой господин, я не совсем…

– Я хочу, чтобы артефакт был встроен в человечью плоть, дурья башка, дерьмо вместо мозгов.

– Мой господин имеет в виду кого-то конкретно? – промямлил расстроенный Казимир.

– С удовольствием сказал бы, что тебя имею в виду, – произнес голос. – Но ты даже на роль пугала не годишься. Кто у вас там есть под рукой? Любого бери. Мне все равно. Я только хочу, чтобы этот гнилой городишко выл от страха и просил избавления. У меня просил. Ясно тебе?

– Да, мой господин. – Толстяк, стоя на коленях, попробовал согнуться в почтении пополам. Но мешал живот. – Грандиозность и величие ваших замыслов поражают и восхищают, мой господин. Разрешите высказать мысль, пришедшую мне сейчас в голову. Быть может, она понравится вам, мой господин.

– Говори.

– Господину ведомо, что один из посвященных… низшего уровня… чересчур тщеславный…

– Что ты там лопочешь, излагай яснее.

– …этот человечек, всего лишь пешка, переформатирует сейчас библейскую историю. Несколько эпизодов. Грубо, конечно, работает, однако эффект есть. И ожидаем еще больший эффект через пару месяцев. Легенда простая, но учитывая менталитет, склонность народа к аффектациям, фобии на националистической почве… Словом, главная роль в ней отводится Вечному жиду, и мне думается, что соединить в одном лице этот персонаж и наш… э-э… артефакт…

– Я понял тебя. Ведь можешь, когда хочешь. Потом напомни мне, чтобы я поощрил тебя за эту идею.

Пухлый Казимир расцвел в сдержанной улыбке и снова согнул поясницу в поклоне.

– Благодарю вас, мой господин. Я счастлив служить вам. Не сомневайтесь, проект «Пугало» будет завершен к сроку. Этот город содрогнется от тяжелой поступи Вечного жида…

– Заткнись. Ты мне надоел. Разговор окончен. Вызовешь меня через неделю.

– Да, мой господин, – ответил Казимир, преданно глядя вверх, на темно-серое пятно, висящее под потолком помещения. Пятно было размером с чемодан, только неровно-круглым и переливалось тусклыми багровыми сполохами. Иногда на нем выскакивал, словно прыщ, красно-белый глаз, злобно пялился на человека внизу и чуть погодя исчезал. Скрипучий голос шел изнутри пятна.

Отдав последнее указание толстяку, голос пропал. Пятно стало быстро бледнеть, растворяясь в воздухе. Через несколько мгновений оно исчезло окончательно. После него в помещении остался сильный запах тухлых яиц. Казимир, отдуваясь, поднялся с коленей, достал из кармана носовой платок в красно-синюю клетку и вытер им сначала лоб, потом жирную шею под воротником пиджака. После этого отряхнул брюки на коленях, посмотрелся в зеркало на стене, заставил отражение принять озабоченно-деловой вид и вышел за дверь.

3. Генераторы вечных ценностей

Умением создавать вокруг себя внештатные ситуации Роман Полоскин страдал с детства. А также способностью легко попадать в уже готовые внештатные обстоятельства.

Ибо был он лохом и раздолбаем, из тех молодых людей, которые пробуждают у женщин любого возраста материнский инстинкт, ошибочно принимаемый ими за жертвенную любовь. Кончается такая любовь, как известно, скандально. А именно – огульными обвинениями со стороны разуверившейся жертвы в том, что ее обманули, использовали и не оценили по достоинству женской самоотверженности. И, разумеется, лишили веры в мужскую половину человечества. Впрочем, Роману здесь некоторым образом везло – не все его любовные истории имели подобный исход. Иногда разрыв происходил мирно, что называется, цивилизованно.