Андрей Балабуха - Чудо человека и другие рассказы

• Название: Чудо человека и другие рассказы
• Автор: Андрей Балабуха
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990

---

Главное, говорил Леонид, станет ли он вообще другим? Мы исходим из предпосылки, что накладываемые импульсы возбудят незадействованные клетки мозга так же, как стимулируют остановившееся сердце, посылая в него биотоки здорового. Ну а если ничего не произойдет? Или вмешательство кончится катастрофой? Нужно было бы провести еще много предварительных исследований: сравнить исходную энцефалограмму с энцефалограммами хотя бы тех же людей-счетчиков и всяческих экстрасенсов; потом сравнить все эти графики с исправленным и посмотреть, какие ближе к нему… Но тут же он опровергал себя, утверждая, что все это можно будет сделать потом. Никаких вредных последствий быть не может, аппаратура имеет надежную блокировку и все время поддерживает обратную связь с объектом.

Дмитрий Константинович, распалившись, вдруг разразился целой тирадой. Художники — инженеры человеческих душ. Но до сих пор они могли воздействовать на эти самые души только опосредованно, через свои произведения. Теперь же открывается новая эра. Художники станут подлинными мастерами, ваятелями, творцами душ. И первым искусством, совершившим это, окажется музыка — самое человечное изо всех искусств.

И снова говорил Николай. Какие же перспективы откроются? Реализуются потенции, делающие человека математиком, художником или музыкантом, когда ему под гипнозом внушают, что он Лобачевский, Репин или Паганини? А может быть, осуществятся телепатия, телекинез, левитация? Или просто гармонизируется внутренняя деятельность человека? Ведь есть же мнение, что незадействованные проценты мозга работают на обеспечение бессознательной жизнедеятельности организма. Тогда — человек, не знающий болезней. Человек Здоровый. Или…

И вдруг до Дмитрия Константиновича дошло: завтра. Опыт будет завтра!

— А кто… объект? — внезапно спросил он, слегка запнувшись на этом слове.

— Я, — коротко ответил Леонид.

В комнате стало тихо.

Очень тихо.

ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД

Николай притушил сигарету. Чашка Петри уже была полна окурков.

— Кажется, все. Блокировка не сработала — значит, с ним ничего не случилось. Во всяком случае, ничего плохого.

Дмитрий Константинович молча кивнул. Последние минуты были невыносимо длинными, сделанными из чего-то фантастически тягучего и липкого. Казалось, сейчас можно ощутить квант времени, как виден в абсолютной темноте квант света. Он был уверен, что сделанное им никуда не годится, что этот рискованный эксперимент — попытка с негодными средствами. Он достал пакетик и вылущил две таблетки.

— Коля, — сказал он тихо и вдруг впервые обратился к Николаю на «ты», — принеси мне, пожалуйста, воды.

Николай встал, сделал шаг. И замер. Леонид все еще сидел, откинувшись на спинку кресла, глаза его были закрыты. Но «фен» вдруг стал приподниматься над головой, словно отходящие от него провода приобрели жесткость и потянули колпак вверх, потом медленно — очень медленно — поплыл по воздуху и лег на панель пульта. У Николая перехватило дыхание: похоже, питекантроп познал-таки тайны звездолета.

Сзади хрипло, с надрывом дышал Дмитрий Константинович.

Леонид открыл глаза и начал медленно подниматься из кресла.

Сегодняшняя гениальность, понял Николай, телепатия, телекинез, левитация… Нет! Не то! Ибо все это частности, а теперь мы встаем перед их суммой — полным управлением окружающей средой. И понадобятся совершенно новые понятия, неведомые пока человеческому сознанию и языку.

Мысль была смутной, он сам еще не мог постичь ее до конца, но она упорно билась в мозгу, словно проникая откуда-то извне. Или это не его мысль?

Сейчас Леонид повернется и скажет…

1971

МАЛЕНЬКИЙ ПОЛУСТАНОК В НОЧИ

I

Света Баржин зажигать нс стал. Отработанным движением повесив плащ на вешалку, он прошел в комнату и сел в кресло. Закурил. Дым показался каким-то сладковатым, неприятным, — и то сказать, третья пачка за сегодня…

В квартире стояла тишина. Особая, электрическая — вот утробно заворчал на кухне холодильник; чуть слышно стрекотал в прихожей счетчик — современный эквивалент сверчка; замурлыкал свою песенку кондиционер… было в этой тишине что-то чужое, тоскливое.

Баржин протянул руку и дернул шнурок торшера. Темнота сгустилась, словно услужливые максвелловские демоны согнали блуждающие фотоны в яркий конус, разделив полумрак комнаты на свет и тьму, из которой пялилось белесое бельмо кинескопа. Смотреть на него было неприятно.

«Эк меня, — подумал Баржин. — А впрочем, кого бы не развезло после столь блистательного провала? И всякому на моем месте было бы так же худо. Ведь как все гладко шло, на диво просто гладко. Со ступеньки на ступеньку. От опыта к опыту. От идеи к идее. И вдруг, разом, — все. Правда, сделано и без того немало Что ж, будем разрабатывать лонг-стресс. Обсасывать и доводить. Тоже неплохо. И вообще… „Камин затоплю, буду пить, Хорошо бы собаку купить…“ Может, и в самом деле напиться?»

Он встал, прошелся по комнате. Постоял у окна, глядя, как стекают по стеклу дождевые капли, потом прошел в спальню и открыл дверь в «тещину комнату». «Хотел бы я знать, — подумал он, — что имели в виду проектировщики, вычерчивая на своих ватманах эти закуты? Как только их не используют: и фотолаборатории делают, и библиотеки, и просто чуланы… Но для чего они предназначались первоначально?» Впрочем, ему эта конура очень пригодилась. Он щелкнул выключателем и шагнул внутрь, к тепло и влажно поблескивающим желтым лаком секциям картотеки. Баржин погладил рукой их скользкую поверхность, выдвинул и задвинул несколько ящиков, бесцельно провел пальцем по торцам карточек… Нет, что ни говори, а сама картотека получилась очень неплохой. И форму для карточек он подобрал удобную. Да и мудрено ей было оказаться неудачной — ведь позаимствовал ее Баржин у картотеки Второго Бюро, на описание которой наткнулся в свое время в какой-то книге. Правда, ему никогда не удалось бы навести в своем хозяйстве такого образцового порядка, если бы не Муляр. Страсть к систематизации у Муляра прямо-таки в крови. Недаром он в прошлом работал в отделе кадров…

Баржин обвел стеллаж взглядом. Полсотни ящиков, что-то около — точно он сам не знал — пятнадцати тысяч карточек. В сущности, не так уж много: ведь картотека охватывает все человечество на протяжении примерно двух веков. Но это и не мало, — несмотря даже на явную неполноту.

Сколько сил и лет вложено сюда! Если искать начало, то оно, безусловно, здесь…

II

…только на четверть века раньше, когда не было еще ни этой картотеки, ни этой квартиры, а сам Баржин был не доктором биологических наук, не Борисом Вениаминовичем, а просто Борькой, еще чаще — только не дома, разумеется, — и вовсе Баржой.

И было Борьке-Барже тринадцать лет. Как и любви, коллекционерству покорны все возрасты. Но только в детстве любое коллекционирование равноправно. Бывает, конечно, и почтенный академик собирает упаковки от бритвенных лезвий, — но тогда его никто не считает собирателем всерьез. Чудак, и только. Вот если бы он собирал фарфор, картины, марки, наконец, или библиотеку, — но только не профессиональную, а — уники, полное собрание прижизненных изданий Свифта, — вот тогда это настоящий собиратель, и о нем отзываются с уважением. Коллекционирование придает человеку респектабельность. Если хотите, чтобы вас приняли всерьез, не увлекайтесь детективами и фантастикой, коллекционируйте академические издания.

Не то в школе. Что бы ты ни собирал, — это вызовет интерес, и не важно, увлекаешься ли ты нумизматикой или бонистикой, лотеристикой или филуменией, филателист ты или библиофил… Да и слов таких обычно не употребляют в школьные годы. Важен сам священный дух коллекционирования.

Борькин сосед по парте собирал марки; Сашка Иванов каждое лето пополнял свою коллекцию птичьих яиц; на уроках и на переменах всегда кто-нибудь что-нибудь выменивал, составлялись хитрые комбинации. Эти увлечения знавали свои бумы и кризисы, но никогда не исчезали совсем И только Борька никак не мог взять в толк зачем все это нужно.

Но что-то собирать надо было — хотя бы для поддержания реноме И такое, чтобы все ахнули. — ай да Баржа! И тут подвернулся рассказ Нагибина «Эхо». Это было как откровение. Само собой, Борька был далек от прямого плагиата. Но понял, что можно собирать вещи, которые не пощупаешь руками. И он стал коллекционировать чудеса.

Конечно, не волшебные. Просто изо всех журналов, газет, книг, которые читал, он стал выбирать факты о необычных людях. Необычных в самом широком смысле слова. Вольф Мессинг, Роза Кулешова, Шакунтала Дэви и Уильям Клайн, — все что попадалось ему о подобных людях, он выписывал, делал вырезки и подборки. Сперва они наклеивались в общие тетради. Потом на смену тетрадям пришла система каталожных карточек, — Борькина мать работала в библиотеке.