Хуан Хосе Арреола - Выдумки на любой вкус

• Название: Выдумки на любой вкус
• Автор: Хуан Хосе Арреола
• Жанр: Современная проза

---

Все это началось в тот памятный день, когда, распахнув дверь кабинета, я увидел сеньора Брауна, лежащего ничком на рабочем столе, без всяких признаков жизни.

Потом дни летели беспорядочно и быстро. Крах фирмы и позор банкротства обрушились на меня, словно ливень из помоев. Ошибки и жалобы, недовольство и претензии избрали своей мишенью именно меня. Сам того не заметив, я оказался в первом ряду, принял всю ответственность на себя и ускорил развал фирмы, вложив значительные средства в рекламную кампанию, столь же бесполезную, сколь и дорогостоящую.

Сеньор Браун умер не сразу. Мы призвали на помощь все современные средства науки, и он получил два часа агонии. Никогда не забыть мне ни этих двух нескончаемых часов, казавшихся вечностью, ни сеньора Брауна, погружавшегося в пучину смерти в окружении стенографисток, врачей, растерянных служащих; полезным оказался только священник, он таинственным образом явился незнамо откуда и в этой толчее сумел привести в порядок дела умирающего, в страхе бормотавшего обрывки фраз — причем то, что говорил сеньор Браун, имело больше отношения к будущему краху «Прометея», чем к делам духовным.

Результатом второй инъекции явились лишь судорожные подергивания, с каждым разом все более слабые. Врачи отказались от своих попыток, понимая, что смерть уже предъявила свои права на кабинет сеньора Брауна. Я был на грани помешательства; чтобы не случилось нервного срыва, мне пришлось прибегнуть к помощи врачей. Любопытно, что в момент максимального потрясения, когда я стоял над телом своего начальника, весь мой опыт рекламного агента не мог подсказать мне ничего, кроме полузабытого детского жеста: вспомнился обрывок какой-то молитвы, и я поднес руки к лицу, наверное чтобы перекреститься.

Как и все чародеи, сеньор Браун унес с собой в могилу секрет своих расчетов. Я видел, как шли в гору его дела, был его главным и ближайшим помощником, но так и не дождался того, чтобы он посвятил меня в секрет своих комбинаций. Это могло бы мне позволить правильно повести дела фирмы, но я так и остался в ранге прислужника при жреце. По-моему, это подходящее слово, так как сеньор Браун творил своего рода священнодействие в рамках материалистической религии, цель которой — счастье человека на земле. Его личным вкладом в дело людского комфорта были плиты «Прометей», модели которых обновлялись ежегодно, следуя ходу прогресса. Сеньор Браун проповедовал скромный и экономичный домашний рай, где в чистом и приветливом храме кухни плите отводилась роль алтаря.

А я был рупором для его проповедей, старательным писцом, день за днем фиксировавшим его достижения, автором писем-циркуляров, что несли благую весть потеющим, черным от копоти домохозяйкам и поварихам с их печурками тысячелетней давности.

Несмотря на свое высокое положение, сеньору Брауну нравилось вспоминать старые добрые времена. Иногда он покидал свой роскошный кабинет, чтобы лично продать одну из плит, — прямо как знаменитый проповедник, спустившийся со своей кафедры, чтобы помочь страждущему.

Тогда его жесты делались величавыми и торжественными: он неспешно заряжал газовый баллон, манипулировал вентилями, живописуя при этом достоинства современной системы газификации, исключающей появление неприятных запахов и несчастные случаи. А когда он подносил горящую спичку к горелке, на его лице отражалось волнение, даже легкий испуг, как будто бы ему на секунду приходила в голову мысль о неудаче. Когда же появлялись язычки синего пламени, сеньор Браун расплывался в блаженной улыбке, рассеивавшей последние сомнения клиента. Я вспоминаю эти сцены и, несмотря на крах фирмы и всеобщее недоверие, по-прежнему убежден, что плиты «Прометей» — хорошие плиты, и готов заплатить за свое убеждение всем, что имею. Если плиты не будут работать, то мне ничего не останется, кроме как выйти из игры и отдать свои накопления в другие, более чистые руки. Идея моя проста и, несомненно, эффективна: «Куплю поломанные плиты фирмы «Прометей», а ниже мое имя и адрес. Завтра отнесу это объявление в газету.

Я играю в орлянку. Моя ставка — против мнения большинства. И пусть теперь все нотариусы и жертвы краха попробуют обвинить меня в лицемерии.

Отрадно думать, что мой поступок — лучшая дань светлой памяти сеньора Брауна.

Довольно долго я не решался продолжить эти записки. Не знал, как это сделать: я связан по рукам и ногам событиями, переменившими всю мою жизнь. Мне кажется, если я просто и ясно изложу факты, — это и будет мошенничеством.

Объявление, напечатанное в газете, привело к поразительным результатам. Через два дня мне пришлось временно прекратить покупку плит, поскольку их уже некуда было девать. В моем доме они лежали даже под кроватью. Моим сбережениям был нанесен серьезный ущерб.

Когда я решил не покупать уже больше ни одной плиты, ко мне пришла какая-то сеньора в черном, ведя за руку мальчика по имени Артуро. За ними, на тележке, приехала плита размером с пианино — один из «Прометеев для всей семьи», гордость фирмы Брауна, — оснащенная восемью горелками, духовкой для разогрева, нагревателем воды и еще кучей дополнительных приспособлений. Совсем потерянный, я упер руки в боки, и тут, в весьма нелепой позе меня и застал решительный поворот в моей жизни.

Нам с этой женщиной нужно было всего лишь обменяться необходимыми фразами по поводу плиты. В конце концов, в нашем распоряжении была тысяча общих тем для поддержания ничего не значащего разговора. Но мы таинственным образом уклонились от этого пути. Проторенная колея обычных дежурных фраз привела нас в узкое ущелье. Выбравшись из него, мы оказались в одной из тех комедий, что в жизни разыгрываются на каждом шагу; это был шедевр, сотворенный случаем, почти совсем без текста.

Наша ситуация была столь естественной, что сделалась невыносимой: три персонажа пересеклись в одной точке, и мы оказались во власти судьбы, вознамерившейся привести нас к неизбежному финалу. Я чувствовал себя ведомым, несвободным, нанизывал и скреплял одну с другой безобидные фразы, соединявшие нас, словно звенья в цепи.

На самом деле то, что я говорил, я издавна знал наизусть. Я играл самого себя, раньше я этого не делал, поскольку никто не подавал мне верных реплик, тех, что привели бы в действие механизм моей души.

По счастью, мы очень быстро поняли, что две наши роли составляют идеальный диалог и не нужно доигрывать его до конца. У нас на это еще будет время. То, что чуть раньше казалось странным, сложным, невозможным, превратилось в самое простое и естественное из единственно возможного.

На мне — забота о жизни других людей. Призрак сеньора Брауна больше меня не преследует. На месте прежних туч теперь появились светлые лица.

Под этим грузом я шагаю налегке, несмотря на свои сорок лет.

1946

ИСТРЕБИТЕЛЬ ВОРОНОВ

Вороны выкапывают из земли только что посеянные зерна маиса. Еще им нравятся нежные молодые ростки — когда из-под земли едва-едва показываются первые листочки.

Но воронов очень легко напугать. Их никогда не бывает на поле больше трех-четырех, и видно их издалека. Иларио замечает птиц в бороздах и швыряет в них камнями из пращи. Когда поднимается один ворон, остальные тоже улетают, испуганно крича.

Но кто заметит гоферов?[5] Они — цвета земли. Иногда такую крысу и принимают за земляной комок. Но потом этот комок приходит в движение, бросается прочь, и, когда Иларио поднимает свой дробовик, крыса уже сидит в глубине норы. А пожирают крысы все что ни вырастет. Зерна, молодые побеги и побеги постарше. Незрелые початки и зрелые початки. С крысами война идет круглый год. У них два мешочка, по одному за каждой щекой, и туда они складывают все, что наворуют. Иногда крысу можно забить камнями — когда она набивает оба мешка до отказа и не может уже передвигаться.

Крысу нужно ждать у норы и ружье держать наготове. Время от времени она высовывает голову, выставляет напоказ два своих длинных желтых зуба — как будто смеется. Нужно всадить заряд точно в голову, бить наповал, чтобы уже не двигалась. Потому что крыса, забравшаяся в нору, — потерянная крыса. И не потому, что она не умирает — это все равно, — а потому, что Иларио не может отрубить ей хвост.

С крысобоями хозяин рассчитывается по хвостам, которые они приносят ему вечером. В те времена платили по десять сентаво за хвост. Убьешь пять-шесть крыс — и уже можно жить. Но из этой суммы нужно вычесть за порох, за дробь и за капсюли. Да еще промажешь несколько раз, несколько крыс забьется в норы — короче, надо приносить каждый вечер по крайней мере десять-двенадцать хвостов. Когда крысобою вовсе не везет и он не приносит ни одного хвоста, хозяин платит ему двадцать пять сентаво за разгон воронов.

— Честное слово, дон Панчо, я их дюжину убил. Но, поди ж ты, они ведь такие живучие — ей башку сшибешь, а она все равно от тебя спрячется.