Агата Кристи - Бремя любви

• Название: Бремя любви
• Автор: Агата Кристи
• Жанр: Детектив

Последний из псевдонимных романов. Был написан в 1956 году. В это время ей уже перевалило за шестой десяток. В дальнейшем все свое свободное от написания детективов время писательница посвящает исключительно собственной автобиографии.

Как-то в одном из своих интервью миссис Кристи сказала:

«В моих романах нет ничего аморального, кроме убийства, разумеется». Зато в романах Мэри Уэстмакотт аморального с избытком, хотя убийств нет совсем. В «Бремени любви» есть и безумная ревность, и жестокость, и жадность, и ненависть, и супружеская неверность, что в известных обстоятельствах вполне может считаться аморальным. В общем роман изобилует всяческими разрушительными пороками. В то же время его название означает вовсе не бремя вины, а бремя любви, чрезмерно опекающей любви старшей сестры к младшей, почти материнской любви Лоры к Ширли, ставшей причиной всех несчастий последней.

Как обычно в романах Уэстмакотт, характеры очень правдоподобны, в них даже можно проследить отдельные черты людей, сыгравших в жизни Кристи определенную роль, хотя не в ее правилах было помещать реальных людей в вымышленные ситуации. Так, изучив характер своего первого мужа, Арчи Кристи, писательница смогла описать мужа одной из героинь, показав, с некоторой долей иронии, его обаяние, но с отвращением – присущую ему безответственность. Любить – бремя для Генри, а быть любимой – для Лоры, старшей сестры, которая сумеет принять эту любовь, лишь пережив всю боль и все огорчения, вызванные собственным стремлением защитить младшую сестру от того, от чего невозможно защитить, – от жизни.

Большой удачей Кристи явилось создание достоверных образов детей. Лора – девочка, появившаяся буквально на первых страницах «Бремени любви» поистине находка, а сцены с ее участием просто впечатляют. Также на страницах романа устами еще одного из персонажей, некоего мистера Болдока, автор высказывает собственный взгляд на отношения родителей и детей, при этом нужно отдать ей должное, не впадая в менторский тон.

Родственные связи, будущее, природа времени – все вовлечено и вплетено в канву этого как бы непритязательного романа, в основе которого множество вопросов, основные из которых: «Что я знаю?», «На что могу уповать?», «Что мне следует делать?»

«Как мне следует жить?» – вот тема не только «Бремени любви», но и всех романов Уэстмакотт. Это интроспективное исследование жизни – такой, как ее понимает Кристи (чье мнение разделяет и множество ее читателей), еще одна часть творчества писательницы, странным и несправедливым образом оставшаяся незамеченной. В известной мере виной этому – примитивные воззрения издателей на имидж автора.

Опубликован в Англии в 1956 году.

Перевод В. Челноковой выполнен специально для настоящего издания и публикуется впервые.

---

Лаура понимала, что быть приглашенной на чай к мистеру Болдоку большая честь, и соответственно подготовилась. Она явилась умытая, причесанная, аккуратно одетая, но все же настороженная, потому что Болдок был опасным человеком.

Домохозяйка провела ее в библиотеку, где Болдок оторвался от книги и воззрился на нее.

– Привет. Ты что здесь делаешь?

– Вы пригласили меня на чай, – ответила Лаура.

Болдок глядел на нее в раздумье. Лаура ответила твердым вежливым взглядом, успешно преодолев внутреннюю неуверенность.

– Да. – Болдок потер нос. – Хм… да, пригласил. Не знаю зачем. Ну садись.

– Куда?

Вопрос был в высшей степени уместный. Библиотека была заставлена стеллажами до потолка, полки забиты книгами, а те, которые не поместились, валялись кучами на полу, на столах и стульях.

Болдок с досадой огляделся.

– Придется что-то предпринять, – недовольно сказал он.

Выбрав кресло, загруженное меньше других, он, сопя и пыхтя, сгрузил на пол две охапки пыльных книг.

– Вот. – Он отряхнул руки и чихнул.

– Разве здесь никто не вытирает пыль? – спросила Лаура, степенно усаживаясь в кресло.

– Пусть только попробуют! – сказал Болдок. – Заметь, за это приходится бороться. Женщине ничего другого не надо, дай только попрыгать с огромным желтым пылесосом да натащить кучу банок с липкой дрянью, воняющей скипидаром или еще чем похуже. Схватит книги и сложит стопками по размеру, не считаясь с тематикой. Потом включит свою вредоносную машину, пожужжит, попыхтит и наконец уходит, страшно довольная собой, а ты после этого месяц не можешь найти нужную книгу. Женщины! О чем только Господь Бог думал, создавая их! Наверно, ему показалось, что Адам слишком зазнался; как же, венец творения, давал имена животным и все такое. Бог решил, что пора дать ему пинка. Не смею сказать, что он был не прав. Но создавать женщину – это уж слишком. Посмотри, во что бедняга вляпался! Прямиком в первородный грех![1]

– Мне очень жаль, – сказала Лаура.

– Чего тебе жаль?

– Что вы так обижены на женщин, потому что я, по-моему, тоже женщина.

– Пока еще нет, слава Богу, – сказал Болдок. – Правда, это ненадолго. Это неизбежно, но не будем о грустном. Кстати, я вовсе не забывал, что ты придешь на чай.

Ни на минуту. Я притворялся с определенной целью.

– С какой?

– Ну… – Болдок опять потер нос. – Во-первых, я хотел посмотреть, что ты на это скажешь. – Он кивнул. – Ты прошла тест отлично. Просто очень хорошо.

Лаура уставилась на него в полном недоумении.

– Была и другая причина. Если мы с тобой собираемся дружить, а похоже, к этому идет, то ты должна принимать меня таким, каков я есть – грубый, неласковый скряга. Понятно? Никаких сладких речей. «Дорогое дитя, как я рад тебя видеть, я так тебя ждал».

Болдок повторил последнюю фразу тонким фальцетом, с неприкрытым презрением. Вся серьезность мигом слетела с лица Лауры, она засмеялась.

– Было бы очень смешно, – сказала она.

– Еще бы.

К Лауре вернулась солидность. Она задумчиво глядела на него.

– Вы думаете, мы будем дружить?

– Дело взаимного согласия. Тебе нравится эта идея?

Лаура подумала.

– Это немного странно, – с сомнением сказала она. – Дружат обычно дети, они вместе играют.

– Не рассчитывай, что я буду играть с тобой «Каравай-каравай, кого хочешь выбирай»!

– Это для маленьких, – с упреком сказала Лаура.

– Наша дружба будет протекать, безусловно, в интеллектуальном плане.

Лаура была довольна.

– Я не совсем понимаю, что это значит, но мне нравится.

– А значит это, что мы будем встречаться и обсуждать темы, представляющие взаимный интерес.

– Какие темы?

– Ну… например, еда. Я обожаю поесть. Думаю, ты тоже. Но мне шестьдесят лет, а тебе – сколько? Десять?

Вне всякого сомнения, наши мысли на этот счет будут различными. Интересно. Будут и другие темы: краски, цветы, звери, история Англии.

– Вроде жен Генриха Восьмого?

– Именно. Произнеси имя Генрих, и девять человек из десяти вспомнят жен. Какое оскорбление для человека, прозванного Справедливейшим Принцем Христианского Мира и первостатейного государственного деятеля, – а его вспоминают только за попытки получить законного наследника мужеского пола! Его мерзкие жены не имеют никакого значения для истории.

– А я думаю, что его жены очень важны.

– Ага! Уже дискуссия.

– Я бы хотела быть Джейн Сеймур.

– Почему так?

– Она умерла, – исступленно проговорила Лаура.

– Но умерла и Нан Буллен, и Катерина Говард.

– Их казнили. Только одна Джейн была за ним замужем год, родила ребенка и умерла, и все ее ужасно жалели.

– Что ж, твоя позиция понятна. Пошли в другую комнату, может, нам чаю дадут.

* * * 

– Какое замечательное чаепитие! – пылко воскликнула Лаура.

Она обежала глазами булочки со смородиной, рогалики, эклеры, сандвичи с огурцом и огромный неудобоваримый и жирный кекс с изюмом. И хихикнула:

– Вы меня ждали! Хотя , у вас каждый день так?

– Упаси Бог!

Они дружно принялись за еду. Болдок съел шесть сандвичей с огурцом, Лаура – четыре эклера и попробовала понемножку всего остального.

– Я рад, что у тебя хороший аппетит, – сказал Болдок, когда они закончили.

– Я все время хочу есть. И меня никогда не тошнит, как Чарльза.

– Хм, Чарльз. Я думаю, ты по нему тоскуешь.

– Да, очень. Правда.

Кустистые седые брови Болдока поползли вверх.

– Ну, ну. Кто говорит, что не правда?

– Никто. А я скучаю – честное слово.

Он серьезно кивнул и стал изучать ее.

– Как это грустно – умереть так рано. – Лаура бессознательно подражала кому-то из взрослых.

– Да, очень грустно.

– Ужасно грустно для мамы и папы. Теперь я – все, что у них осталось в мире.

– Вот как?

Она смотрела отсутствующим взглядом. Она опять была в своих мечтах. «Лаура, дорогая, ты все, что у меня есть.

Мой единственный ребенок. Мое сокровище».

– Тухлятина, – сказал Болдок. Это было у него одно из проявлений беспокойства. – Тухлятина! Тухлятина! – Он с досадой потряс головой. Лаура, пошли в сад. Посмотрим на розы. Расскажи, что ты делаешь целыми днями.

– Ну, утром приходит мисс Уикс, и мы занимаемся.

– Старая кляча!

– Вам она не нравится?

– Да у нее на лбу написано: «Гэртон». Лаура, запомни, ни за что не поступай в Гэртон!

– Что такое Гэртон?

– Женский колледж в Кэмбридже. Когда я о нем думаю, у меня мурашки бегут по коже!

– Когда мне исполнится двенадцать лет, я пойду в – Вы думаете, мне там не понравится?

– Опасаюсь, что понравится! В том-то и дело, лупить других девчонок хоккейными клюшками по ногам, ходить в гости к обожаемой учительнице музыки, затем продолжать учебу в Гэртоне или в Самервилле. Ну ничего, пара лет у нас еще есть, пока не случится худшее. Возьмем от них все. А что ты будешь делать, когда вырастешь? Ты уже думала?

– Я думала, что могла бы лечить прокаженных.

– Ну, это еще ничего. Только не приводи их в дом и не подсовывай мужу в постель. Так сделала Святая Елизавета в Венгрии. Неразумное рвение. Конечно, перед Богом она святая, но жена никудышная.

– Я никогда не выйду замуж, – тоном отречения сказала Лаура – Нет? Я бы на твоем месте вышел. Старые девы хуже замужних женщин. Конечно, при этом не повезет какому-то мужчине, но подозреваю, что из тебя получится жена получше других.

– Это было бы не правильно. Я должна буду ухаживать за мамой и папой, когда они состарятся. У них же никого нет, кроме меня.

– У них есть кухарка, горничная, садовник, большой доход и куча друзей. С ними все будет нормально. Родителям приходится расставаться с детьми, когда приходит срок. Иногда к обоюдному облегчению. – Он резко остановился возле клумбы роз. – Вот мои розы. Нравятся?

– Очень красивые, – вежливо ответила Лаура.

– Я люблю их больше, чем людей. Хотя бы за то, что они недолго живут. – Он твердой рукой взял Лауру за плечо. – До свиданья, Лаура. Тебе пора идти. Дружба не должна быть в тягость. Я был рад тебя видеть.

– До свиданья, мистер Болдок. Спасибо. Мне тоже было очень приятно.

Вежливые формулировки легко слетали с ее губ. Она была воспитанной девочкой.

– Молодец. – Болдок похлопал ее по плечу. – Так и надо говорить. Учтивость – это пароль, который заставляет колеса крутиться. Вот дорастешь до моих лет, тогда говори что угодно Лаура улыбнулась и вышла через железную калитку, которую он перед ней распахнул. Потом в нерешительности обернулась.

– Ну, что еще?

– Так мы правда договорились? Я имею в виду, насчет дружбы?

Болдок потер нос.

– Да, – сказал он со вздохом. – Думаю, да.

– Я надеюсь, вы не очень против, – встревожилась Лаура.