Бертольд Брехт - Трехгрошовый роман

• Название: Трехгрошовый роман
• Автор: Бертольд Брехт
• Жанр: Классическая проза

«Трехгрошовый роман» (1934) – единственное крупное прозаическое произведение знаменитого немецкого драматурга и теоретика театра Бертольда Брехта. В нем обрела свое наиболее полное воплощение любимая Брехтом история о бандите Мэкхите, по кличке Мэкки – нож, к которой он уже обращался в триумфальной «Трехгрошовой опере», одной из самых громких театральных премьер столетия.

Авторизованный перевод с немецкого Валентина Стенича.

---

Время от времени его вызывали в лавку и предлагали ему предъявить деревяшку представителю ближайшего полицейского участка. Для этого, правда, вовсе не требовалось, чтобы она была настоящей в такой степени, в какой она, к сожалению, была. Полицейский едва смотрел на нее. Почти всякий раз в лавке случайно оказывалась девица Полли Пичем, дочь хозяина, умевшая обходиться с представителями власти.

В общем и целом бывший солдат прожил еще отпущенные ему судьбой полгода среди собак, после чего ему пришлось при весьма необычных обстоятельствах распроститься со своей неуютной жизнью, повиснув в петле под рукоплескания огромной толпы.

Маленький человек, которого он увидел подле витрины в первый день своего пребывания в этом интересном доме, был господин Джонатан Джеремия Пичем.

Книга первая ЛЮБОВЬ И ЗАМУЖЕСТВО ПОЛЛИ ПИЧЕМ

Когда я, как ты, невинной девчонкой была,
Я любила мечтать иногда,
Что и ко мне придет кто-то, –
Как быть, что делать мне тогда?
Пускай богат он,
Пускай красив он,
Пусть и в будни чисто одет.
Пускай умеет он дамам тонко льстить –
Я все же отвечу: «Нет!»
Надо быть холодной, точно лед,
Неприступной, как гранит.
Пусть сияет ночью над рекой луна,
Пусть нетерпеливо в берег бьет волна,
Он меня не соблазнит.
Ах, нельзя ж в постель ложиться с каждым!
Бессердечной надо быть в ответ.
А не то потом заплачешь не однажды!
Ах, всем надо говорить лишь: «Нет!»

Мой первый поклонник из Кента был.
Он был, как атлет, силен.
Второй был шкипер, а третий был мальчик
И в меня безумно влюблен.
Богаты были все, Красивы были все,
И в будни был каждый чисто одет.
Все они умели дамам тонко льстить,
И все ж я ответила: «Нет!»
Я была холодной, точно лед,
Неприступной, как металл.
Нам сияла ночью над рекой луна,
Била с нетерпеньем в берег наш волна,
Но никто твердыни не взял.
Ах, нельзя ж в постель ложиться с каждым!
Бессердечной я была в ответ.
Чтоб потом не плакать не однажды,
Говорить всем надо только: «Нет!»

Но вот пришел ко мне некто,
И он ни о чем не просил,
Он повесил молча шляпу на гвоздь в углу моей спальни,
И сразу лишилась я сил.
Хоть и не был он богат,
Хоть и не был он красив,
Очень грязно и в воскресенье одет,
Хоть и не умел он дамам тонко льстить, –
Ему не сказала я: «Нет!»
Не смогла я быть холодной, как лед.
Неприступной, как скала.
Ах, сияла ночью над рекой луна.
Ах, призывно билась в берег наш волна,
Отказать ему я не могла.
Наконец я утолила жажду.
О, нельзя же бессердечной быть в ответ,
И от счастья я рыдала не однажды
И ни разу не сказала: «Нет!»

«Песенка Полли Ничем»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДРУГ НИЩЕГО

Во имя борьбы с растущей человеческой черствостью негоциант Дж. Дж. Пичем открыл лавку, в которой самые убогие из убогих имели возможность приобрести внешний вид, способный тронуть все более ожесточающиеся сердца.

Сначала он занимался исключительно продажей подержанных музыкальных инструментов, которые покупались или брались напрокат нищими или уличными певцами, потом, ввиду крайней недостаточности доходов, он стал приходским попечителем о бедных и таким образом получил возможность изучить положение неимущих слоев населения. Способы применения его инструментов нищими – вот что впервые заставило его задуматься.

Всем известно, что люди пользуются этими инструментами для того, чтобы тронуть сердца, а это, право же, не так легко. Чем состоятельней человек, тем обычно труднее ему растрогаться. Он готов заплатить любую цену за билет на концерт, который сулит ему долгожданное душевное волнение. Но и у менее состоятельного человека всегда найдется лишний грош, который он охотно истратит, чтобы расшевелить свое очерствевшее в борьбе за существование сердце той или иной незатейливой мелодией.

Однако Джонатан Джеремия Пичем все чаще становился жертвой неаккуратности своих клиентов, задерживающих платежи за прокат старых шарманок. Как сказано выше, есть вещи (очень, правда, немногие), кои еще могут потрясти современного человека, но скверно то, что при повторном применении они перестают действовать, ибо человек обладает страшной способностью становиться по собственному желанию бесчувственным, стоит ему только обнаружить вредные для себя последствия своей, чувствительности. Так, например, человек, увидев на углу другого человека с культяпкой вместо руки, в первый раз готов с перепугу отвалить ему двухпенсовую монету, в следующий раз он пожертвует не больше полпенни, а в третий – совершенно хладнокровно передаст его в руки полиции.

Пичем начал с малого.

В течение некоторого времени он поддерживал своими советами нескольких нищих – одноруких, слепых, очень, дряхлых на вид. Он выискивал для них рабочие места, где подают, ибо подают не всюду и не во всякое время. Так, например, оказалось, что играть на музыкальных инструмент тах менее выгодно, чем охотиться июньскими ночами за парочками на садовых скамейках. Парочки платили гораздо охотнее.

Нищие, доверившие свою судьбу Пияему, вскоре стали лучше зарабатывать. Опт с готовностью соглашались отчислять ему за труды некоторый процент cw своих доходов.

Окрепнув, он продолжал изучать дало.

Сравнительно быстро он, постиг; что убогая внешность естественного происхождения производит гораздо меньше впечатления, чем внешность, созданная двумя-тремя умелыми, штрихами. Однорукий не всегда обладает способностью вызывать жалость своим убожеством. С другой стороны, более одаренным зачастую недостает культяпки. Тут требуется вмешательство.

Пичем сфабриковал несколько искусственных увечий, как, например, раздавленные конечности,, иначе говоря, руки и ноги, явно пострадавшие от несчастного случая. Это новшество имело оглушительный утех.

Вскоре он уже имел возможность открыть – небольшую мастерскую для изготовления подобных конечностей.

Некоторые лавочники, в особенности владельцы гастрономических и модных магазинов, но также и обыкновенные мясники, охотно платили небольшую – дань нищему, выставлявшему напоказ у их порога свои жуткие увечья, лишь бы он ушел. Отсюда один только шаг к следующей ступени – гораздо более высоким платежам за то, чтобы нищие дежурили у дверей конкурента. Мелкие торговцы отчаянно боролись за существование.

Когда картотека Пичема, Друга нищих, как он себя именовал, расширилась, оказалось возможным закрепить отдельные районы за определенными нищими. Чужаков удаляли, прибегая в случае надобности к насильственным мерам. С этого, собственно, и начался подлинный расцвет предприятия Пичема.

Однако он не почил на лаврах. Он неустанно поднимал квалификацию своих людей, В специальных помещениях его торгового дома, к тому временя значительно разросшегося, нищие, все более превращавшиеся в служащих, после всесторонней проверки их способностей обучались профессиональному дрожанию, повадкам слепцов и т, п. Пичем не терпел застоя.

Были выработаны основные типы человеческого убожества: жертва прогресса, жертва войны, жертва индустриального подъема. Они учились трогать сердца, наводить на размышления, быть назойливыми. Людей, разумеется, невозможно довести до того, чтобы они отказались от своих доходов, но весьма часто они по слабости душевной бывают не прочь замести следы.

После двадцати пяти лет неустанной деятельности Пичем стал владельцем трех собственных домов я цветущего предприятия.

ПЕРСИК ЦВЕТЕТ

Дома, где была расположена своеобразная фабрика господина Джонатана Джеремии Пичема, имели много помещений. Среди них была и маленькая, окрашенная в розовый цвет, спаленка девицы Полли Пичем. Дом из четырех крошечных окошек выходили на улицу, два других – в один из дворов, прямо на деревянную галерею, тянувшуюся вдоль стены дома, так что эти окна приходилось закрывать от нескромных взоров полотняными занавесками. Открывали их только в самые жаркие летние ночи, чтобы проветрить комнату, в которой было нестерпимо душно. Спальня Полли была на третьем этаже, под самой крышей.

Девицу Пичем называли в околотке не иначе, как Персиком. У нее была очень красивая кожа.

Когда ей минуло четырнадцать лет, ей отвели эту комнатку на третьем этаже; злые языки говорили – для того, чтобы она не слишком часто сталкивалась с матерью, которая никак не могла побороть в себе склонность к спиртным напиткам. С этого возраста ее и стали называть барышней и допускали в особых случаях в лавку – в частности, когда там бывал Мичгинз из полицейского участка. Сначала она, возможно, была еще несколько молода для такой роли, но, как сказано выше, она отличалась красотой.

В прочие помещения – портняжную и шорную мастерские – она заглядывала очень редко. Ее отец предпочитал, чтобы она ходила в церковь, а не в его мастерские. Так или иначе, она была с ними знакома и не видела в них ничего особенного.