Бертольд Брехт - Трехгрошовый роман

• Название: Трехгрошовый роман
• Автор: Бертольд Брехт
• Жанр: Классическая проза

«Трехгрошовый роман» (1934) – единственное крупное прозаическое произведение знаменитого немецкого драматурга и теоретика театра Бертольда Брехта. В нем обрела свое наиболее полное воплощение любимая Брехтом история о бандите Мэкхите, по кличке Мэкки – нож, к которой он уже обращался в триумфальной «Трехгрошовой опере», одной из самых громких театральных премьер столетия.

Авторизованный перевод с немецкого Валентина Стенича.

---

– Она тебе больше не нужна, – сказала Фанни.

В последнюю секунду он все же купил себе замшевые перчатки натурального цвета, со швами толщиной в палец. Фанни их так и не видела. Блумзбери они доставили истинную радость.

По дороге в Уорборн-Касл Блумзбери уговорил Мэкхита ни в коем случае не отказываться от обычных своих манер; иначе Опперы перестанут считать. его выскочкой. Краткая речь, в которой Блумзбери изложил эту свою точку зрения, была его единственным вкладом в предприятие, прологом к которому служило проникновение Мэкхита в Уорборн-Касл.

Визит оказался гораздо приятней, чем предполагал Мэкхит.

Они гуляли по вылощенным лужайкам и ели дичь, запивая ее старым портвейном. В библиотеке пахло старинной дорогой кожей, и Мэкхиту представилась возможность обнаружить познания, вбитые в него Фанни при помощи роскошных порнографических изданий.

Старший шеф банка господин Жак Оппер был холост и увлекался высокими материями, в первую голову – биографией Ликурга. Основным работником предприятия был Генри Оппер.

Блумзбери оказался более или менее лишним. Рыбная проблема не играла никакой роли.

Мэкхит не понимал, как можно в такой обстановке говорить о делах. О деньгах вообще не было речи. Блумзбери выяснил, что великий Аарон не был приглашен только из-за того, что он, на взгляд Жака Оппера, слишком много говорил о деньгах. Жак Оппер терпеть не мог денег. Он говорил: «Все эти вещи должны быть как-то урегулированы, чтобы можно было сносно жить». Вечером, после отличного ужина, он вернулся к этой теме.

– Разумеется, чтобы жить, нужно есть. Но оттого, что человек наелся, он еще не живет. Основная движущая сила человечества – это потребность выявить себя, иными словами – обессмертить свою личность. Как и каким образом, совершенно не важно. Прирожденный кавалерист выражает себя тем, что ездит верхом. Ему ли принадлежит лошадь или кому-нибудь другому, абсолютно безразлично. Он. хочет ездить верхом. А другой хочет изготовлять столы. Он счастлив, когда у него наконец, есть возможность взять в руки, столь любимый, им кусок дерева и запереться в комнате со своими инструментами. В этом весь секрет экономики. Кто ничего не хочет, кто работает только ради денег, тот при всех обстоятельствах остается бедным человеком, даже, если ему и удается заработать эти деньги. Ему недостает самого существенного. Он ничто и поэтому ничего не хочет создавать.

Если бы не Генри Оппер, Мэкхиту так бы и не удалось перевести разговор на лавки и кредиты.

После кофе прошло еще много времени, прежде чем ему удалось изложить свои взгляды на самостоятельность мелких владельцев. Он был в ударе и попутно объяснил, каким образом этот принцип можно было бы хоть частично распространить на более крупные предприятия, скажем того же Аарона.

С большой настойчивостью он приводил все новые доводы, доказывая ошибочность предрассудка, будто основой коммерческого дела является покупатель. Главный источник дохода есть и пребудет вовеки – служащий.

Покупатели существуют лишь для того, чтобы дать предпринимателю возможность извлечь прибыль из служащих и рабочих.

С другой стороны, основным инстинктом служащих является самое вульгарное своекорыстие.

– Какое дело продавцу, – воскликнул Мэкхит, – до радостей в горестей его фирмы? Покуда он получает жалованье, он равнодушно смотрят вслед убегающему из лавки покупателю. Единственное спасение – это заинтересовать его в деле. Попросту говоря, нужно решиться бросить ему что-нибудь в пасть!

– Вы имеете в виду участие в прибылях? – испуганно спросил Оттер.

– Вот именно!

– Но ведь это обойдется очень дорого, – сказал Оппер.

– Не могу с вами согласиться, – возразил Мэкхит. – Ведь тантьема выплачивается бонами на то же предприятие. Тем самым продавцы превращаются в покупателей.

Генря Оппер проворчал что-то невнятное. Зато Жак, книжный червь, внимательно и испытующе посмотрел на Мэкхита.

В общем и целом вечер прошел гладко. Разошлись сравнительно рано. Мэку не спалось. Он произнес перед Блумзбери речь о косности высших слоев общества.

– Эти люди, – говорил он, бегая по комнате с болтающимися подтяжками, – недостаточно серьезны. Когда слушаешь их, начинает казаться, что они зарабатывают деньги только ради связанных с этим занятием сильных ощущений. Это все равно, как если бы дог, попавший в водоворот, стал утверждать, что он плывет к берегу только из чисто спортивного интереса. Они думают, я не знаю, что вторжение Полутора Столетий в розничную торговлю стоит им бессонных ночей. Крестон раздобыл деньги – это значит, что Аарону нужны деньги. Они вызвали меня сюда якобы для того, чтобы приглядеться ко мне поближе, а в действительности все делю, конечно, только в моих складах. Если они этого не знают, тем хуже для них. Вез моих складов Аарону никогда не удалось бы снизить цены на свои товары. И сколько бы Жак ни трепал языком про Ликурта или как его там зовут, этого древнего грека, он тоже навострил уши, когда я заговорил о стоимости моих товаров. Откуда я их беру, они уже больше не спрашивают. Старая поговорка: «Откуда взять, если не украсть?» – потеряла всякий смысл с тех пор, как воровство стоит таких денег. Ну, посмотрим, удастся ли мне вытянуть из них эти столь презираемые ими деньги.

Мэкхит ставил Жака значительно ниже Генри, он называл его тупицей; между тем в то самое время, как он изливался перед своим компаньоном, не кто иной, как Жак, отстегивая подтяжки, всячески отстаивал его перед своим братом, который все еще колебался.

– У этого простака есть кое-какие идеи, – говорил он. – Больше того – у него есть инстинкт. В его взглядах на необходимость соревнования между продавцами поистине есть что-то греческое. Для него все это не просто род распродажи, как для Аарона; перед его духовным взором маячат состязания колесниц. Доля в прибылях есть, в сущности, лавровый венок, уготованный победителю. Он этого не знает, но чувствует. Он требует – и совершенно справедливо, – чтобы настоящий продавец обладал ярко выраженной гармоничной индивидуальностью. Καλο-καγατια![6] Когда он описывал такого продавца, я видел перед собой Алкивиада. Это неплохо!

Отходя ко сну, Оппер-младший видел перед собой Аароновых продавцов, которые, как Ахилл – Гектора, влекли к кассе убитых покупателей.

На следующей неделе состоялось соглашение между Коммерческим банком, концерном лавок Аарона и ЦЗТ. Отныне ЦЗТ поставляло Аарону товары по тем же ценам, что и д-лавки.

Договоры, которые Блумзбери подписывал от имени ЦЗТ, содержали поистине ужасающие пункты.

Мэкхит не решался смотреть Блумзбери в глаза.

Когда они вышли на улицу, он внезапно истерически разрыдался. Опешивший, ничего не понимающий Блумзбери доставил его в ближайшую чайную. Там они заказали себе бутерброды. Лишь постепенно к Мэкхиту вернулось самообладание.

– За ту цену, что нам платит Аарон, – сказал Мэкхит Блумзбери, когда они вышли из чайной, – мы не можем красть товары. Долго мы не продержимся. Мы в лучшем случае проведем одну рекламную неделю вроде Крестоновой, а это все, что нужно от нас братьям Оппер. Они хотят как можно скорей разделаться с нами. Мы для них недостаточно чистоплотны. Поглядите-ка на этот дом, Блумзбери! Мрамор и бронза! Я никогда не понимал, почему публика носит свои сбережения в дома, которые столько стоили и продолжают стоить. По-видимому, люди думают, что фирмы, заводящие у себя мрамор и бронзу, уже не нуждаются в деньгах, стало быть, их деньги будут там в сохранности.

Старенький, маленький Национальный депозитный был ему более по вкусу. Его невзрачные конторы как бы говорили: мы мало зарабатываем на наших клиентах.

Он с горечью вспомнил о Национальном депозитном банке, этой коварной старой амфибии. Без Национального депозитного означало против Национального депозитного. А между тем в Национальном депозитном хранилось приданое его жены. Горькое чувство овладевало Мэкхитом всякий раз, как он об этом думал. Он говорил себе, что ему предстоит борьба с этим приданым, которое он должен был – так уже своеобразно сложились обстоятельства! – уничтожать всеми средствами ради спасения своей шкуры. Это должна быть борьба без пощады, она могла кончиться только уничтожением противника.

Мэкхит чувствовал, что надвигаются тяжелые времена.

Немало средств стоило превратить ЦЗТ в приманку для Коммерческого банка. Но если бы ему позволили теперь заняться его несчастными д-лавками, он, во всяком случае, полностью обеспечил их товарами и они вступили бы в полосу неслыханного расцвета. Вместо этого случилось самое худшее: ему пришлось объединиться с Аароном – конкурентом, и притом конкурентом неизмеримо сильнейшим! Он добывал товар, чтобы его у него украли! Он опять не продвинулся ни на шаг вперед! Если счастливый случай не спасет его, он погибнет окончательно. Мэкхит напоминал человека. – стоящего босиком на раскаленной плите. Человек все время подпрыгивает, чтобы переменить место, хотя плита, раскалена повсюду одинаково. Передышка наступает только в ту секунду, когда его нога находится в воздухе.