Владимир Краковский - ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ

• Название: ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ
• Автор: Владимир Краковский
• Жанр: Научная Фантастика

РОМАН

МОСКВА

СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ

1983

Владимир Краковский известен как автор повестей «Письма Саши Бунина», «Три окурка у горизонта», «Лето текущего года», «Какая у вас улыбка!» и многих рассказов. Они печатались в журналах «Юность», «Звезда», «Костер», выходили отдельными изданиями у нас в стране и за рубежом, по ним ставились кинофильмы и радиоспектакли.

Новый роман «День творения» – история жизни великого, по замыслу автора, ученого, его удач, озарений, поражений на пути к открытию.

Художник Евгений АДАМОВ

4702010200-187

К --- 55-83

083(02)-83

© Издательство «Советский писатель». 1983 г.

---

«Нет у меня дочки, – отвечает на это дядя Валя. – Сын есть. Но такой, что как плохо о нем ни подумай, все мало будет».

«Ага! – Верещагин внезапно оживляется. Он улавливает закономерность, а его хлебом не корми, дай только уловить закономерность. Он говорит: – Вы сестру воспитывали, и, сами признаете, неудачно. Сына, как я понимаю, тоже… Теперь беретесь за Тину?»

Дядя Валя поднимается с дивана, всем своим видом показывая, что такое направление разговора он отвергает решительнейшим образом. «Я все сказал, – говорит он. – Тину ты, значит, не разыскивай. Где живу, тебе неизвестно, а узнаешь и письма писать станешь, так Тина их не получит. Порву на четыре части». – «С какой стати письма? – оскорбляется Верещагин. – Вы со своей сестрой ведете себя странно. То она звонит: Тина уже уехала, то вы являетесь: оказывается, только собираетесь увозить… Зачем вы ставите меня в известность? Почему считаете нужным? Я вам говорил: у меня другие заботы. Вашей племяннице брак с моей стороны не грозит. Так что можете даже не увозить ».

Всю эту тираду дядя Валя пропускает мимо ушей. «В сентябре она вернется, – говорит он. – Будешь к ней приставать, я в твою организацию подам заявление, на самотек не пущу. Я таких, как ты, знаю, с одним уже в жизни встречался, хоть и заочно. Так что темнить нечего, давай расстанемся по-хорошему, я тебя обо всем предупредил».

И с этими словами дядя Валя идет к выходу, Верещагин за ним, в руках у него дроссель, от дросселя – проволока к катушке, которая вслед за дядей Валей и Верещагиным выкатывается в прихожую.

«Все, с чем я к тебе шел, я тебе сказал», – подводит окончательный итог разговору дядя Валя и начинает надевать ботинки – наклоняется, пыхтит.

«А говорили – мимо шли», – уязвляет Верещагин.

Провод он пока не наматывает, остановился на сто сорок четвертом витке, держит эту цифру в уме.

Дядя Валя верещагинскую иронию пропускает мимо ушей – обувается.

«Лучше б не снимали ботинок, – говорит Верещагин. – Насколько быстрее смогли бы уйти».

И опять дядя Валя иронии не замечает. Он вообще замечал в жизни только то, что могло пригодиться в практической деятельности. А что не могло – на то он и не смотрел. Незачем.

Он строил свою жизненную философию из истин, имевших сходство с обрывками бечевки, болтиком, гвоздем. За истинами другого рода он не наклонялся, идя по дороге жизни.

Так поступает большинство людей. А кто иначе, тот беспрестанно страдает.

Дверь захлопнулась, Верещагин целиком отдается счету: сто сорок пять, сто сорок шесть, сто сорок семь, сто сорок восемь, сто сорок девять, сто пятьдесят, сто пятьдесят один, сто пятьдесят два, сто пятьдесят три, сто пятьдесят четыре…

…Триста пятьдесят семь!

173

…Тысяча девятьсот тридцать!

174

Все у Верещагина готово. Все!

175

А вот история о короле и гордых людях, которую автор обещал рассказать. О ней упоминается в главе, где описан случай, как Верещагин выпустил из рук птичку, боясь задушить ее.

В некотором царстве, в некотором государстве жил король. В свободное от королевских дел время он садился на любимого арабского скакуна и ездил по никому не подвластным степям, окружавшим его могучее королевство. Ему нравилось оглядывать ничье пространство; запрокинув голову, смотреть в ничье небо с ослепительным ничьим солнцем посередине. «Как горделивы легкие облака, – думал он. – Но они проплывают мимо… Как величествен горизонт! Но до него не доскачешь и в три жизни… Как прекрасен, должно быть, полет жаворонка, но его даже не видно, лишь гордая песня доносится из поднебесья…» Встречая нищего, король бросал ему золотую монету и брезгливо отворачивался, когда тот в порыве благодарности целовал его пыльный сапог. «Как надоело видеть подобострастные лица!» – тоскливо думал король. Он имел все – и золото, и серебро, бриллианты, сапфиры, могучих воинов и прекрасных женщин, даже меч из божественного металла орихалк и тот был у короля. Не было только – во всем его королевстве – гордого человеческого лица. То есть, может быть, подданные и гордились друг перед другом своим богатством или заслугами, но в присутствии короля их лица выражали лишь униженность и покорность. А королю очень хотелось видеть вокруг не только роскошь, но и гордость. Он задыхался от раболепия подданных.

Поэтому и ездил в ничьи степи смотреть на гордые облака, на ускользающую линию горизонта, слушать поднебесную песню жаворонка. Он тосковал по гордости, которая прекраснее золота, власти и даже женской красоты.

И вот однажды ему встретился в степи юноша с очень гордым лицом. Король бросил этому юноше золотую монету, но тот, подняв ее, протянул королю обратно со словами: «Ты уронил монету, король». – «Благодарю тебя», – удивленно произнес король и услышал в ответ: «Мой поступок не стоит благодарности. Молодость обязана оказывать почтение старости».

Сказав это, юноша пошел своей дорогой. «Ишь ты! – подумал король. – Выходит, он услужил мне не потому, что я – король, а потому, что старше. Он горд и почтителен. Приятный парень. Возьму-ка я его к себе в услужение. По крайней мере хоть одно гордое лицо будет радовать мой взор. Впрочем, сначала узнаю, куда он направляется».

И король тронул поводья. Впереди шел гордый юноша, за ним ехал на арабском скакуне всесильный король.

После долгого пути на горизонте возник, а затем и приблизился город, окруженный белокаменной стеной. Юноша вошел в него. «Что за люди здесь живут?» – спросил король у нищего, гревшегося у ворот на солнце. «Ты видел одного из них, о господин»,- ответил старик, вскакивая и протягивая руку за милостыней. «Но ведь только одного, – возразил король, бросая старику золотую монету. – А кто остальные, живущие в этом городе?» – «Они такие же, как тот, которого ты видел», – ответил нищий и несколько раз благодарно поцеловал хвост скакуна.

«Вот так удача! – подумал король. – Их, оказывается, много, таких, как этот юноша. Всех возьму себе в подданные. Поселю в своем королевстве, они станут служить мне, а я буду получать удовольствие, глядя на их гордые лица».

Он вернулся домой, собрал своих могучих воинов, привесил к поясу меч из орихалка и отправился завоевывать город. Возле белокаменной стены он велел поставить шатер, махнул рукой в знак того, что осаду можно начинать, а сам удалился под сень шатра, где до вечера коротал время, лениво поглядывая на танцующих перед ним прекрасных рабынь.

Вечером он велел маршалам доложить о ходе военных действий. «Они успешны! – отрапортовали маршалы. – Крепостные стены взломаны в трех местах, бои идут уже на улицах города». – «Каковы потери?» – осведомился король. «Немалые, – признались маршалы, подобострастно потупив глаза. – Но у жителей города еще большие. Там, где стояло десять, теперь пять лежат».

«Они лишают меня добычи, – подумал король, с отвращением глядя на лакейские лица маршалов. – Я хочу захватить гордых людей, а эти остолопы их убивают».

«Они отчаянно сопротивляются, – докладывали тем временем маршалы. – Они стоят насмерть. Мы продвигаемся, лишь убивая их».

«Предложите им сдаться, – сказал король. – Пусть самые горластые из вас прокричат мои великолепные условия. Расскажите, какая хорошая жизнь их ожидает, и объясните, что сопротивление бесполезно, так как моя армия вдесятеро сильней. Прокричите мои великодушные условия двенадцать раз и не жалейте при этом ни глоток, ни красивых слов».

«Мы уже кричали несчетное число раз, – признались маршалы. – Мы кричим им о вашем великодушии с утра. Однако они стоят насмерть».

«Ну, ладно, – подумав, сказал король. – Кто-то погибнет, но кто-то и останется».

На следующий день ему сообщили, что город взят уже больше чем наполовину. «Молодцы, – похвалил король. – А как насчет потерь?» – «Без них не обойдешься, – вздохнули маршалы. – Но у противника еще большие. Там, где стояло пятеро, уже стоит только один». «Захватывайте побыстрее», – нервно сказал король.

Наутро маршалы – их распирала верноподданническая радость – доложили: город взят! Лишь дворец на центральной площади еще в руках жителей. Полной победы ждать осталось уже недолго.

«А пленных много?»- спросил король. «Увы! – ответили маршалы, радость на их верноподданнических лицах сменилась огорчением. – Увы и отнюдь! Это странные люди, Ваше Величество. Они погибают, но не сдаются. Все, кто еще жив, сидят во дворце. Часть – в первом зале, часть – во втором, а остальные – в третьем». – «Так это же совсем маленький дворец! – вскричал король. – Их же там всего горстка осталась!» – «Вот именно! – сказали маршалы. – Ваше Величество как всегда право. Еще несколько часов, и город окончательно станет нашим».

«Нужен мне ваш город, – сердито подумал король. – Эка невидаль – город. Будто у меня своих нету. У меня своих полно. Мне не город, мне гордые люди нужны».