Ева Модиньяни - Крестная мать

• Название: Крестная мать
• Автор: Ева Модиньяни
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-006997-9

В сицилийском монастыре появляется новая монахиня – загадочная и прекрасная сестра Анна. До того как она была вынуждена скрыться в монастыре, эта женщина – преуспевающий нью-йоркский адвокат Нэнси Карр – занимала высокое общественное положение, собиралась выставлять свою кандидатуру на пост мэра города.

Но за фасадом ее респектабельности и благополучия таятся кровавые драмы, погубленная любовь, связи с мафией…

По роману в Италии был снят телевизионный сериал «Крестная мать», который смогли увидеть и наши телезрители.

---

Старая Анна наблюдала за сыном и внучкой. Между ними всегда царило полное взаимопонимание. Сорокатрехлетний Калоджеро Пертиначе был, несомненно, красивым мужчиной с ясными добрыми глазами, смотревшими почти по-детски доверчиво, с улыбчивым мягким лицом, черными густыми, аккуратно зачесанными назад волосами; высоким и стройным. Он был неизменно приветлив, нетороплив в движениях и обходителен.

Нэнси была очень похожа на отца. В ней уже угадывалась привлекательная женщина. Огромные серые глаза жизнерадостно блестели, греческий нос придавал лицу значительность, сонные губы ярко выделялись на лице безукоризненного овала. Черные густые, как у отца, волосы блестели, словно шелк. В этой еще по-детски угловатой девочке поражало серьезное взрослое выражение лица.

– Тебе нравится праздник? – улыбнулся Калоджеро, поднося к губам руку дочери и целуя ее.

– Очень, папа, – ответила она, разглаживая складку белого платья, в котором она выглядела маленькой невестой. Ей очень нравилось платье. Больше всего, больше всех подарков – и циркуля в черном бархатном футляре, и кожаного требника с золотыми кистями, и электроутюга, и книжки под названием «Сердце» Эдмонда Де Амичиса на итальянском языке, которая когда-то растрогала ее отца и которую она никогда не прочтет, потому что, кроме английского языка, знает только сицилийское наречие.

– Иди доешь все на своей тарелке, – улыбнулся отец.

– Папа, спой для меня. – Нэнси умоляюще посмотрела на отца.

Калоджеро не мог устоять. Нэнси любила мягкий грустный голос отца, когда он пел песни своей родины, о которой она знала только по рассказам родителей.

– Тебе ни в чем не могу отказать, – согласился Калоджеро. По натуре он был застенчивым человеком и только дома чувствовал себя уверенно и спокойно. Когда вечером за ужином он видел за столом жену и детей, то бывал безгранично счастливым. Теперешняя его работа – лучшее, на что он мог рассчитывать. Он мало в чем был уверен, но одно знал твердо: Нэнси станет великой женщиной. «В один прекрасный день весь мир будет у твоих ног», – часто повторял он дочери.

Нэнси вернулась на свое место и локтем толкнула брата.

– Сейчас будет петь папа! – объявила она.

Она была уверена, что всем пение отца доставит удовольствие и ему будут с восторгом аплодировать. Ей хотелось, чтобы вспомнили об отце, потому что с начала праздника все внимание было обращено на нее с братом и особенно на «дядю» Тони, их крестного.

Нэнси любила Тони Кроче. Он щедро одаривал подарками ее и Сэла, выражая таким образом без лишних слов свою привязанность. Он жил на широкую ногу. Ему нравилось демонстрировать свою щедрость. Шикарные подарки говорили о богатстве, которым он гордился и которое придавало ему особенное обаяние в глазах многих, в том числе матери Нэнси. Она вспыхивала при его появлении и становилась еще красивее.

Калоджеро, аккомпанируя себе на гитаре, запел песню о трагической любви рыбы-меч. Гомон за столом смолк, воцарилась полная тишина. Все взгляды были устремлены на него. Гости прекратили еду, а дети – игры, один старик замер с вилкой на весу, глаза его растроганно блестели, другие дали волю слезам. Завтра все забудется, одолеют повседневные труды и заботы, но сейчас праздник, крепкое сицилийское вино разбередило сердца, разбудило тоску по родине, и вот уже нет ничего кругом, кроме волнующих аккордов гитары и прекрасного голоса Калоджеро Пертиначе.

42-я улица за окном пиццерии, мчащиеся автомобили отошли на задний план. Перед глазами мощенный булыжником переулок с домами, обожженными солнцем, фигуры женщин в строгих черных платьях, шествующих медленной и величественной походкой.

Песня затихла – буря аплодисментов взорвала хрупкую тишину, заполненную воспоминаниями.

– Пришло время попрощаться, друзья, – объявил Калоджеро, – меня ждет работа. – Он встал и осторожно положил гитару.

– Даже сегодня, в день первого причастия твоих детей? – упрекнула его мать.

– Работа есть работа, – возразил он мягко, но категорически. Нэнси подошла к отцу и с благодарностью обняла.

– Еще не разрезали торт, – пыталась она удержать отца.

– Работой нельзя пренебрегать, великая женщина, – ответил он дочери. – Начало смены, я не могу опаздывать. Понимаешь?

Нэнси понимала и даже знала, что отец очень держится за свою работу. Она вздохнула и перестала настаивать. Работой отца она очень гордилась и знала: многие ему завидуют. Она видела его на посту у входа в один из самых известных отелей города – «Плаза». Высокий и элегантный в своей ливрее, он казался ей не швейцаром, а генералом. Калоджеро находил, что в ливрее есть нечто карнавальное, но обязанности свои выполнял безукоризненно и с достоинством, этому способствовали внешность Калоджеро и впитавшаяся в кровь почтительность. На Сицилии «благослови бог вашу милость» произносят на каждом шагу, а «целую руки вашей милости» – разменная монета, за которую получают благосклонный взгляд или наглую гримасу. Это и было полезной подготовкой к его теперешней работе, неотъемлемой частью которой была вежливая почтительность и даже умение угождать.

Перед тем как стать швейцаром, Калоджеро работал в порту. Изнурительный, но хорошо оплачиваемый труд, место он получил по протекции Тони Кроче, который умел нажимать на нужные кнопки. Но произошел несчастный случай, в результате – двойной перелом правой ноги. С тех пор Калоджеро пришлось подыскивать более легкую работу.

Предприимчивый кузен жены помог и на этот раз. Он нашел это место в «Плазе», где требовался сильный человек с красивой внешностью и хорошими манерами.

Когда Нэнси видела своего отца в ливрее, значительного, точно генерал, на ступеньках шикарного отеля, он казался ей величественным воином на страже неприступной крепости. В представлении Нэнси Калоджеро с галунами на ливрее у входа в «Плазу» был всевластен, как божество.

– Можно я приду к отелю и принесу тебе кусок торта? – спросила она, когда отец прощался с друзьями.

– Да, если тебя проводит Сэл и никто не заметит вашего отсутствия, – согласился отец.

– Отлично, папа! – Нэнси обвила руками его шею.

Прошел час, прежде чем закончился обед и брат с сестрой взялись за нож, чтобы вместе отрезать первый кусок праздничного торта.

Аддолората уперлась взглядом в тарелку, где лежал еще не тронутый кусок торта, и вспыхнула. Тони, сидевший напротив нее, снял ботинок и втиснул большой палец ноги между ее ляжками, пытаясь проникнуть под трусики. Он продолжал разговаривать как ни в чем не бывало, а ее обжег стыд более сильный, чем вспыхнувшее желание. Аддолората была уверена, что рано или поздно кто-нибудь заметит эти постыдные манипуляции и тогда случится нечто ужасное. Калоджеро добрый человек и доверчивый муж, но именно поэтому Аддолората его боится. Добрые приходят в ярость, когда обманывают их доверие. Ей казалось, что соседи по столу видят ее насквозь и что все знают про ее позор и ее желание. Она резко отодвинула назад стул и встала – желание обуревало ее все сильнее, перед глазами стоял туман.

– Пойду умоюсь, – прошептала она, обращаясь к свекрови.

– Ты что-то раскраснелась, – сказала Анна.

– Жарко, – оправдалась Аддолората.

– Все из-за вина, наверное, – вступил в разговор Тони.

– Может, и еще из-за чего, – бросила старуха.

– Пойдемте со мной, мама, – позвала Аддолората.

– Мне и так хорошо, – ответила Анна. Взгляды Аддолораты и Тони скрестились, в его взгляде был откровенный вызов, в ее – смятение. Но в глазах обоих горело страстное желание. Тони становился все более нетерпеливым. Аддолората вынуждена была прибегать к тысяче уловок, чтобы удержать Тони в рамках благоразумия и преодолеть собственную слабость.

Когда Анна возобновила прерванную беседу на сицилийском наречии со своим соседом по столу, Аддолората направилась, постукивая высокими каблуками и раскачивая бедрами, в туалет. Ее опять терзали сомнения и страхи. Как же ей быть – уступить мужчине, которого она всегда хотела? А супружеская верность Калоджеро, отцу ее детей, верность, освященная церковью?! Эта тягостная, мучительная борьба с самой собой тянулась уже давно.

Только она одна знала, что праздник, подарки, место мужа в «Плазе», обед – все это Тони сделал ради нее. Тони Кроче умирал от любви к ней. Аддолората знала это. Она набрала холодной воды в ладони и опустила в них пылающее лицо. На минуту Аддолората почувствовала облегчение. Порой ей хотелось, чтобы муж узнал наконец правду. Она вынесла бы самые тяжкие наказания, но избавилась бы от чувства вины – груза, который подчас становился невыносимым.

Аддолората вышла из туалета в коридор, где стояли густые пряные запахи кухни. Аддолората любила готовить, любила вкусные блюда, но ненавидела запах подливок и супов, которыми пропахли жилища бедняков, да и кухни ресторанов. Она жила в одном из домов самого убогого квартала Бруклина, но и это было шагом вперед по сравнению с халупой в Кастелламаре-дель-Гольфо, где она провела двадцать лет своей жизни. Вдруг на своих плечах Аддолората почувствовала сильные мужские руки. Эти руки стиснули женщину и втолкнули в крохотную комнатку, служившую чем-то вроде кабинетика.