Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)

• Название: С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)
• Автор: Владимир Васильев
• Жанр: Прочая детская литература

---

- А я вас Бабусей называл. Извините.

Какой я болван все-таки! Скажу, а потом уже подумаю. У нее даже ложка с айвовым вареньем застыла на весу.

- Очень своеобразно ты понимаешь Восьмое марта, - рассмеялась она, видя, что я обомлел от собственной глупости. - Но ведь я и есть бабушка, Эдуард. - Она достала из шкатулки фотографию. - Смотри, какая красавица. Внучка моя, Аннушка. Скоро годик. Я ведь из-за нее и вас покинула так внезапно.

Обстоятельства...

Она отхлебнула из чашки.

- Ну, как вы нового учителя встретили?

- Хорошо. В траур вырядились.

- Ну да, - не поверила Мария Степановна. - Уж до такого цинизма... А как он вам теперь?

Почему-то я был уверен, что она задаст этот вопрос.

И тут же применил свой давно отработанный прием.

- Ништяк!

Попал в десятку! Мария Степановна стала терпеливо объяснять, как это ужасно и некультурно "засорять свой лексикон жаргонными словечками". Фи! И конечно, забыла свой вопрос. У старших всегда так...

Зато другой ее вопрос был для меня полной неожиданностью:

- Как там Аннушка? Что значит какая? Левская, конечно. Ты, наверное, заметил, как она к тебе относится? Не обижай ее.

- Эдик, где же ты был? - спросила Анюта, повязывая мне перед уроками галстук. - Такой весенний бал получился! Все тебя ждали...

Хорошенькое "все"! Одна она и поинтересовалась.

- К Пушкину ходил.

- К Пушкину? Расскажи, а?

Вот Анюта. Другая бы ни за что не поверила.

А этой подробно доложи, что пили с гениальным поэтом, о чем беседовали.

- Я вас как-нибудь познакомлю, - пообещал я и взял ее за руку. Слушай, а как ты ко мне относишься?

Лицо у нее вспыхнуло, как стоп-сигнал на крутом неожиданном повороте, и руку она выдернула, как из печки.

- Дурак!

Ну вот, теперь все ясно. И я такой же, как все.

И она такая же, как все.

Вызывал следователь. Желвакастый арестован, Минус дал подписку о невыезде. Идет следствие. А я бы этих подонков...

Как в воду глядел: оказывается, на весеннем балу Оля. Савченко танцевала с небрежным курсантом.

Ко мне неожиданно заявился Ромка Сидоров и просидел весь вечер. Он тоже бьет в железную грудь жизни не таким уж сильным человеческим кулаком...

- И у тебя химия не получается? - удивился и обрадовался я его приходу. - А я Боре звонил, надо...

- Какая там химия! - Рома махнул рукой. - Все у меня не получается. Понимаешь, все!

- Не трепись. Уж если тебе не завидовать! Кандидат в золотые медалисты... Дерзкий изобретатель мопедов... Автор многотомного романа про...

- Не язви, - спокойно сказал он. - Ты же знаешь, что все не так. В институт я и без золотой медали поступлю, да и будет ли она? Изобретать велосипед на уровне мировых стандартов минувшего века - чем тут хвастаться? А роман про альфу Центавра... Не такая я бездарность, чтобы собственной бездарности не понимать. А теперь еще этот курсант... Из-за него мы и поссорились. Одно время она о тебе говорила, а сейчас только им бредит. Пусть меня никто не любит в классе, это я переживу. Но если Оля со мной четвертый день не здоровается... Не могу я так...

Никогда бы я раньше не подумал, что нашего остроумного, самоуверенного Рому "мучит собственная бездарность".

- Да плюнь ты на эту Олю, - посоветовал я. - Посмотри лучше на Ирку Макешкину. Ты ее не оценил.

Она...

- Заткнись, - спокойно перебил меня Роман. - Я же про твою Анюту ничего не говорю.

- Про "мою Анюту"? С чего вы все это взяли?

Да она для меня...

- Может быть. Но я не про "она для тебя", а про "ты для нее".

- Если уж на то пошло, то ты для Ирки...

- Заткнись, - снова потребовал Роман. - Прошу тебя.

- Ладно. Я знаю, чего ты психуешь. Ты мне как брат. Могу же я все знать про своего брата? Так вот, о щадящем режиме...

- Никогда еще не говорил "заткнись" три раза подряд. - Роман пришел в неистовство. - Если я что-нибудь ненавижу по-настоящему, братишка, то это "щадящий режим", который отравляет мне жизнь. Беспощадный режим признаю, только беспощадный!

Я не мог его удержать. Он выскочил как сумасшедший.

Недавно Босов предложил тему комсомольского собрания - "Что значит быть идейным человеком?". Ангелина Ивановна обрадовалась: "Ты и сделаешь доклад".

"И сделаю, - согласился Андрей. - Если вы сядете в почетный президиум, а собрание от начала до конца будем вести мы сами". Наша классная руководительница обиделась: -"Да я об этом только и мечтаю".

Босов развил бурную деятельность: раздает какие-то анкеты, просил Борю пройти с портативным магнитофоном и взять "интервью на бегу", вывесил "вопросы к диспуту", наприглашал гостей из других классов, готовит спецвыпуск стенгазеты и т. д. и т. п.

Я тоже вылезаю из молчального окопа и немного трушу. Все-таки первое выступление на комсомольском собрании. Сначала я хотел рассказать про Володю Куликова. Но у Андрея в докладе будет про молодогвардейцев. И я решил взять одну мысль у Николая Островского из романа "Как закалялась сталь". Она у меня выписана в "Пеленках", то бишь в "Тетради раздумий о прочитанном".

Павел Корчагин говорит Тоне Тумановой: "У тебя нашлась смелость полюбить рабочего, а полюбить идею не можешь".

Что это значит - "полюбить идею"? Она ведь рождается в голове, а не в сердце.

Меня это задело.

Главное событие - вылазка вожатского отряда в горы и костер в честь Любочки. Хочу написать подробнее...

Мы выехали утром. Автобус был битком набит вожатиками, но агенты А и Б втиснулись и пристроились поверх рюкзаков и спальников. Любочка поворчала, но больше для виду. Настроение у всех было прекрасное.

Мы выведали, что завтра у нашей старшей вожатой день рождения, и я уговорил "Группу АБЭ" осуществить заброску с тайной целью - отметить это событие.

До обеда вожатые делились опытом, разучивали новые песни, игры. Потом выпал свободный час, и "Группа АБЭ" провела совсекретное совещание, на которое пригласила командира вожатского отряда Алешу Терина.

Нужен был сюрприз. Но никто не мог придумать какой.

- Что-нибудь такое, чтоб облакам было слышно, - размечтался Алеша.

- Чтоб вечные снега растаяли! - поддержал я.

- Что вы несете, - охладил наш пыл Боря, - какие тут вечные снега?

- Костер! - крикнул я. - Костер на горе! Чтоб за сто километров было видно.

Мы наметили высокую поляну, на которой разведем его завтра к вечеру, и два агента, свободные от вожатских занятий, отправились на задание. Потом и мы с Алешей поднялись к ним, полчаса таскали ветки и хворост. Быстро стемнело, и мы спустились в лагерь.

А к следующему вечеру поднялся сильный ветер.

Сначала я радовался: полыхнет наш костер вполнеба!

Мы четверо собрались на поляне и молчали. Здесь, наверху, ветер был еще сильней и все порывался развалить с такими трудами по бревнышку да по веточке сложенную груду дров.

Первым заговорил Алеша Терин:

- Операция "Костер" отменяется.

- Как это отменяется! - Я вскочил. - Ты о них подумай. Что же, они два дня впустую трудились

- Не надо о нас думать, - сказал Боря. - Подумаем о лесе. Операция "Костер" при таком ветре может превратиться в операцию "Пожар".

- Тогда о Любочке подумайте... - начал я.

- Это ты о ней только и думаешь, - разозлился Андрей. - Разве нам не обидно, что так получается?

Но нельзя же спалить весь лес, чтобы радовался один человек. Даже если это очень хороший человек... Боря, спички у тебя? Пошли вниз.

- Я догоню! - крикнул я им вслед.

Один. Ночь. Ветер. Черный силуэт незажженного костра.

Вихрь мыслей. Провал. Пустота. Озноб.

Не могу я этого передать. Не берусь.

На мне был старый пиджак, еще курильных времен.

Сбоку в подкладке я нащупал несколько спичек и серку, оторванную от спичечной коробки.

Было темно и холодно. Горы равнодушно молчали, ветер пробирал до костей, порывами швыряя какую-то изморось. Меня колотила дрожь. Я никак не мог решиться. А ведь стоило повернуться спиной к ветру, чиркнуть спичкой и... Отступят тьма и холод, на весь мир запылает костер. И тогда Она увидит...

Голова моя горела.

- Ответственности вам не хватает, - горько произнес Афанасий Андронович. - Вселенную готовы спалить...

Мама как-то объясняла мне, что такое слуховые галлюцинации. Я все еще сидел съежившись, сунув ледяшки ладоней под мышки. Потом выгреб из-под бревна пучок травы и веточки посуше, достал спички и серку, закрылся полой пиджака.

И тут во мне как молния взорвалась - так ясно вспомнилась МОЯ ГЛАВНАЯ ПОДЛОСТЬ. "Что ты хочешь со мной сделать? - закричал лес голосом Той Девчонки. - Не убивай меня!"

Теперь от меня, ОТ МЕНЯ ОДНОГО зависели судьбы горы, осинника, этой спиралевидной вселенной, похожей на улитку...

Страшная тяжесть придавила меня к земле. Спички выпали из рук и, наверное, сразу намокли. Я собирался с силами, чтобы подняться, вскочить, бежать вниз, к небольшому уютному костру, который робко краснел там, на берегу ручья.

- Ну где же, где же он? - услышал я голос Любочки и подумал, что это снова слуховые галлюцинации.