Нодар Джин - Я есть кто Я есть

• Название: Я есть кто Я есть
• Автор: Нодар Джин
• Жанр: Современная проза

Д-р Нодар Джин (Джинджихашвили) родился в Грузии в семье раввина (дед) и юриста (отец). В 1963 г. закончил филологический факультет Тбилисского университета, а в 1966 г. — московский ВГИК. В 1968 г. защитил кандидатскую диссертацию по эстетике, а в 1977 г. стал самым молодым доктором философских наук в истории СССР. Работал в Институте философии АН СССР, в МГУ и ТГУ. Автор многих исследований по философии и истории культуры, по эстетике и психологии. С 1980 года живет в США. Профессор философии, в 1981 г. он стал лауреатом Рокфеллеровской премии по гуманитарным наукам. Документальный фильм «Последнее путешествие», созданный им по собственным фотографиям, завоевал ряд важных призов на международных кинофестивалях. Американская пресса называет его «поразительно разносторонним и утонченным интеллектуалом», а ведущий английский журнал The Sunday Times писал в связи с одной из его работ об еврействе: «Этот внешне напоминающий атлета ученый является далеко не обычным человеком: благодаря своему воображению и стойкости он сделал для еврейской культуры в СССР больше, чем целый год бесконечных массовых демонстраций и речей».

Все материалы книги, за редким исключением, переведены с разных языков автором. Заново переведены и отредактированы им и выдержки из Библии.

---

— А ты откуда знаешь?

— Очень просто: прихожу домой, поднимаю одеяло, а там — почтальон с моей женой.

Хоронят Рабиновича. Прохожий:

— А что, это правда, что умер Рабинович?

— Да.

— Ой вэй, умер… А я-то думаю: почему это его хоронят?

— Здравствуйте, Коган! Слушайте, как Вы изменились. Вас просто не узнать: нос стал курносый, волосы порыжели, уши оттопырились. Что с Вами?

— Простите, но я не Коган.

— Ну вот, видите, Вы уже и не Коган!

Еврей — китайцу в поезде:

— Скажите, Вы — еврей?

— Нет, я — китаец.

— А мама, надеюсь, была еврейкой?

— Нет. Китаянка.

— Папа-то у Вас — все же еврей?

— Нет. И папа — китаец.

— А бабушка? Ну хоть она — еврейка?

— И бабушка китаянка, черт возьми!

— А прабабушка?

— Да! Да!! Да!!! Моя прабабушка — ев-рей-ка!!!

— Смотрите, еврей, а как похож на китайца!

Еврей — знакомому в нью-йоркском кафе:

— Ой, Саскинд, дела у меня идут из рук вон плохо. Июнь был просто бедственным: никогда еще не было такого июня. Я просто возненавидел этот июнь и матерился весь месяц, пока не пришел июль. В июле стало так несносно, что июнь казался уже счастливым: за весь июль не продал ни на цент. Невероятно, но факт!

— Перестань ныть! У меня! — вот у кого дела идут скверно: у жены рак, брат развелся, единственный сын женится на… каком-то черном мальчике! Ужас! Что может быть хуже этого?

— Как что? Август.

Гинзберг потерял кошелек в синагоге:

— Господа, я потерял кошелек с 900 долларами. Тому, кто найдет и вернет его мне, — награда 70 долларов!

Голос из зала:

— Даю 75!

Три хасида о своих раввинах:

— Мой раввин настолько благочестив, что трясется в молитве круглые сутки; к кровати на ночь его даже привязывают, чтобы не упал и не разбился…

— Мой раввин к Богу ближе; он настолько к Нему близок, что трясется вместе с Ним…

— Мой — лучше! Он прошел уже через все: сначала трясся сам, потом — вместе с Ним; наконец, он сказал Богу: «Слушай, чего это мы трясемся, не хватит ли?!»

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Заключение смущает читателя. Рассчитанное на ясность и краткость, оно порождает вопрос, смущающий автора: стоило ли писать всю книгу, если все в ней просто, как «слюна новорожденного», и кратко, как… написанное заключение? Писать заключение к антологии к тому же безнравственно. Тем более к антологии духовных откровений. Тем более еврейских. Никто не вправе обобщать чужие мысли и ощущения, которые только в их целостности воссоздают породивший их дух, столь к тому же «несказанный», как дух Израиля.

И все-таки трудно отвязаться от побуждения сказать в заключение нечто, казалось бы, важное и недосказанное.

Как же, однако, заключать?

В год моей бар-мицвы мой дед, тбилисский раввин, забрав меня с собой, поехал в глухой крохотный городишко Они, в горных окраинах Грузии. Он поехал туда проститься с умирающим от рака местным раввином Шломо, который славился мудростью и сентиментальностью. В последнем я убедился как только нас ввели к нему: вздрогнув при виде моего деда, раввин Шломо закрыл лицо охапкой бороды и по-детски растерянно разрыдался. Что же касается его мудрости, то она сказалась в том, что он умолк тотчас же. Потом повернулся ко мне и, опустив руки мне на голову, сказал:

«Смотри вот, хоть я тут самый старый человек в городе, мне все еще стыдно, умирать». Мой дед, старик, в свою очередь, как мудрый, так и сентиментальный, объявил ему торжественно, на древнееврейском, что приехал в Они для того, чтобы познакомить меня с большим раввином, который, с Божьей помощью, да утрудит себя прочитать мне, «юному сталинцу», из своей знаменитой рукописи о благомудрии кавказских хаха-мов.

…Раввин Шломо прочел вслух всю рукопись, от начала до конца. То были истории и изречения «благороднейших евреев, живших между Каспием и Понтом». Все, что раввин Шломо о них знал, он записал в амбарную тетрадь в кожаном переплете. Хотя читал он ее вслух, конечно, не впервые; хотя в сказаниях кавказских иудеев мало не слыханного еврейским ухом; хотя, читая, он морщился от боли, глаза старика горели мистическим восторгом юноши, убежденного в непобедимости предка. Читал он долго, до рассвета. Закончив же, раввин Шломо, легкий и сильный, поднялся с постели, подвел нас к столу посреди комнаты, разлил в рюмки водку из хрустального пузыря и, не объясняя своей внезапной и долгой паузы, произнес потом спокойным и ровным голосом: «Лехаим! Будем живы!»

Через день, возвращаясь с похорон равина Шломо, дед мой, вспоминая этот короткий тост, сказал: «Великий был комментатор!»

Закрывая книгу этим комментарием, напомню, что повторение сказанного есть возвращение к нему, возвращение, напоминающее жизнетворный исход, который всегда оптимистичнее прихода. Подобно исходу, оно есть вхождение в тот эдем прошлого, который, поскольку его так и не было, находится в будущем. И пусть завтрашний эдем так же утопичен, как вчерашний, — человек жив лишь пока он возвращается в будущее. С надеждой на подобное возвращение я и повторяю неисчерпаемо глубокое откровение онского раввина Шломо: «Будем живы!»

Примечания

1

Пятикнижие Моисея — Закон — Тора есть начальный раздел Библии. Два других раздела: Небиим (Пророки) и Кетубим (Писания). Комбинация начальных букв названий разделов — ТаНаК — и является исконно еврейским обозначением Библии. Другое еврейское обозначение ее известно как Киеве ХаКодеш, Священное Писание, тогда как христианская традиция именует ее Ветхим Заветом, в отличие от той части библейского предания, которая посвящена учению назаретского раввина Иошуи (Иисуса Христа) и названа Новым Заветом.

2

Т.e. «дочери Израиля»

3

Т. е. Ад

4

Т. е. Иерусалим

5

Тут и далее Т.И. является аббревиатурой Талмуда Иерусалимского, окончательная редакция которого относится к более позднему периоду, чем завершение работы над составлением пользующегося большим авторитетом Вавилонского Талмуда, т. е. собственно Талмуда.

6

Первоначально словом «сефард» обозначали еврея-выходца из Испании. Сегодня сефардами именуют часто восточных евреев вообще.

7

Т. е. к приверженцам раскованного духа.

8

Иными словами, упразднение торгашества упразднило бы причину нетерпимости к евреям, нетерпимости, основанной, по мнению Маркса, на конкурен-Цчи с ними в области того «мирского культа», который он называет «своекорыстием» и «деньгами» и который он воспринимает в качестве «крайнего практического выражения человеческого самоотчуждения» — Н.Д.

9

Т. е. иудаизмом библейских Пророков

10

Т. е. «Слушай, Израиль!», — начальные слова важнейшей из еврейских молитв, утверждающей принципы единобожия и приверженность делу отцов.

11

Воспринимая Моисея единственным «виновником» исключительности еврейства, Фрейд исходит из той легенды, будто величайший из пророков Израиля был по происхождению египтянином, который «по негласному требованию народа считается чистокровным евреем». Фрейд предполагает, что, избрав кочующее еврейское племя, Моисей принялся приобщать его к некогда прежде, — великое «прежде», — существовавшему духу, основанному на единобожии и отраженному в религиозных принципах древнего Египта. Самому Моисею этот дух был известен благодаря его статусу жреца, посвященного в тайны древних преданий. Истоки антисемитизма Фрейд вслед за полусвященной для евреев книгой «Зохар» обнаруживает уже в «изначальном прошлом»: зависть и ревность, которые евреи вызывают в среде прочих народов утверждением о собственном первородстве и своей облюбованности Богом-Отцом, — это чувство зависти и ревности народы, дескать, еще не сумели превозмочь и изжить; создается впечатление, что весь мир действительно уверовал в эту идею. Первопричину антисемитизма, по мнению Фреда, следует искать в еврейской идее об избранном народе. Этой идее Фрейд пытается противопоставить тезис, что евреи представляют собой народ, избранный не Богом, но Моисеем, который предположительно не был евреем; иными словами, идея избранности евреев — отнюдь не еврейского происхождения. — Н.Д.

12

В начальные времена люди жили маленькими племенами, управлявшимися, как считает Фрейд, старейшинами-отцами на основе грубой силы, подчинения женщин и жестокого контроля над сыновьями. Этой системе пришел конец в результате восстания сыновей, объединившихся воедино против отца, свергнувших его и совместно поглотивших его умерщвленную плоть. Племя, управлявшееся-де прежде отцом, сменилось тотемическим братским кланом. Во имя мир ного сосуществования меж собой братья-победители поставили во главу клана женщину, ради которой они, собственно, и умертвили отца, учредив принцип общности жен. Двойственность отношения сыновей к отцу сохраняется в течение всего последующего развития общества. Вместо отца в качестве племенного тотема провозглашается животное, убийство и оскорбление которого запретно, ибо этот тотем символизирует умерщвленного предка и дух, покровительствующий клану. Раз в год, однако, весь клан собирается на пир, во время которого тотем умерщвляется и разрывается на части. Никто не вправе отказаться от этого празднества, ибо оно торжественно повторяет акт отцеубийства, положивший начало тому, что называется социальным порядком и нравственным Установлением. — Н.Д.