Автор неизвестен - Литконкурс Тенета-98

• Название: Литконкурс Тенета-98
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Современная проза

«Тенёта» (также «Арт-Тенёта», «Тенёта-Ринет», первоначальное название Best Russian On-Line Literature) — старейший литературный конкурс в Рунете. Впервые организован в 1994 году.

Среди организаторов — Александр Житинский, Леонид Делицын, Алексей Андреев, Роман Лейбов, Антон Носик и другие.

Последний раз был проведён в 2002 г.

---

Геосати откликнулась на мысли Пирса:

— Я рада, что вы сами понимаете разницу в эволюционных ступнях. Это облегчает и мою задачу, и вашу миссию. Собственно, вы оказались здесь, потому что пришла пора нашего сотрудничества с вами обоими, ибо вы теперь неразрывны, и кроме того вся Земля сейчас зависит от нашего взаимопонимания. Следуйте за мной.

Путешественники все так же молча повиновались. Пройдя по более широким коридорам, чем прежде, они оказались в огромной пещере, размеры и обстановка которой потрясли их. Не обратив никакого внимания на изваяния Озириса и Анубиса, они даже не глянули на саркофаг, венчавший центр огромного грота.

Заворожено смотрели они в дальний конец зала. Там, в глубине возвышалась огромная статуя Изиды, лицо которой было открыто. Сам этот факт был шоком для Пирса. В голове пульсировала древняя надпись, сделанная на одной из статуй Алой Ведьмы: "Никто из смертных не приподнимал Моего покрывала", но здесь-то вообще покрывала не было, а это могло означать… бессмертие. Он больше ничего не видел вокруг себя, он не видел даже того, что тело Богини будто бы живо и сияет разными оттенками, соответствующих чакрам, которые на дальнем радиусе сливались в единую ауру фиолетового цвета.

Пирс смотрел в Ее лицо. Никакая земная красота не могла сравниться с ним, да и дело было не в красоте (что красота! — форма), дело было в том, что лицо будто звенело, издавая чистейший, мелодичный, всепроникающий звук. Пирс ощутил, что какая-то часть его существа сопротивляется, защищается от этого звука, но магнит был столь велик, что он пересилил эти, не лучшие черты земного человека, и тут же все в нем запело эту ноту необычайной красоты.

Он почувствовал потребность взлететь и оказаться рядом с этим лицом. Не понимая как, он догадался, что ему это удалось, и теперь вся пещера плыла под ним, а он купался в свете и звуке, излучаемыми головой статуи.

Рядом оказалась Саша. Он увидел, что и она наполнена ликованием. От нее тоже исходил нежный, обволакивающий свет и звук, и он, полностью отключившись от восприятия окружающего мира, приблизился к ней в полете и погрузил в ее зрачки свой взгляд. Прикоснувшись к рукам женщины, Пирс испытал легкий электрический разряд, проникший в него тонкой ниточкой сладкого наслаждения. Он повторил свое движение и разряд повторился.

Вновь и вновь прикасаясь к ее рукам, плечам, шее он ощутил как нота, ранее прозвучавшая в нем, набирает силу и мощь. Ее внутренний ритм увеличился, и тогда Джонатан привлек Сашу к себе. Что-то кипело и бурлило, звенело и переливалось цветами, где-то набатом нарастал пульс, и двое — в пещере? на Земле? в Космосе? — в такт ему осыпали друг друга поцелуями.

Что ж, миг долгожданный единства! Только ты ценен в любви, только ты, о котором знают лишь двое, ты, к которому идут годами не спеша, не внимая легкомысленным инстинктам насыщения сиюминутным, жалким, мгновенным, от которых неловко и не нужно …, ничего не нужно потом. Но ты — благословенный миг не знаешь слова «потом», ибо становишься навсегда одним, единственным, неповторимым и вечно длящимся в слияние двух сердец. Именно тебя пестуют и строят годами, во имя тебя терпят и ждут, отбрасывают и принимают, лепят себя из глины другого. Только терпение, любовь и мудрость ведут к тебе по острию равновесия: не навредить, не оскорбить, не нарушить, но помочь и дать руку свою во имя тебя, миг долгожданный единства.

И он застыл — этот миг — меж двоих и в них. Они достигли высшей точки, высшей ноты, высшего ритма, переходящего в не-ритм, и остались там, замерев, ибо открылось им, что…

… всякая гармония — есть начало смерти, ибо Абсолютному Сознанию Вселенной нет нужды отвлекать внимание Свое на то, что совершенно в реальности, ибо все совершенное соответствует Тому, С Чем Гармонирует, то есть Абсолюту.

В этом соответствии берет начало смерть, ибо некуда и незачем развиваться и жить, когда реализован план гармонии …, резонанс….

Отсюда же проистекало объяснение жизни, которая есть лишь болезнь вселенская. И сама Вселенная лишь болезнь Абсолюта, ибо любая эволюционирующая реальность ничто иное, как стремление к восстановлению равновесия меж Материей и Духом половинками Абсолютного Существования.

И всяческий дисбаланс, любая потеря равновесия привлекают сознание к месту опасности, стремясь локализовать и гармонизировать нарушенное равновесие. Так — нарушением баланса создавались миры и существовали до тех пор, пока не начинали петь ту ноту, тот цвет, который соответствовал причине их рождения, дорождению….

… открылось им, что …

… человечество — единый разум планеты, — подобно Абсолюту, в своей судорожной эволюции всячески стремится локализовать, сбалансировать конфликты, — те же нежданные болезни, — привлекая к ним свое, общее сознание….

… человек разумный ограничивает свою боль, не пускает ее к другим органам и … к сознанию своему, но, вынужденный жить, думает об излечении, о восстановлении баланса сил в организме привлекает свое сознание, им и лечится, пытается соответствовать доболезни, до-конфликту внутри себя…

… и чем выше болезненный орган, тоньше тело болезни, ближе к духовным слоям, тем выше развитие всякого существа, ибо не зря сказано Христом человечеству: "Отдайте Мне болезни ваши!", ибо Он — Христос — высок есть в духе для всех на Земле, и там Он болеет Сам, призывая болезни и проблемы человеческие перенести в Царство Божие, к Нему. Его же болезни мирами Вселенскими стали. — * ЧАСТЬ 1. НЕУДАЧНИК * —ГЛАВА 1.-

Светловолосый, голубоглазый Охо развалился в мягком кресле своей комнаты, глядя на небольшую пирамиду, занимающую центр лабораторного стола. Сейчас стол мало напоминал лабораторный: Охо убрал с него все лишнее и накрыл его зеленым сукном, и теперь его творение покоилось в умиротворенном одиночестве, свободное от всяких банок, склянок, осциллографов, пробирок и прочей сопутствующей утвари.

Молодой мужчина наслаждался уже одним только видом своего изобретения. Нет, не изобретения, и даже не творения, нет, — он создал чуть ли не самого Бога, ибо то, что стояло перед ним на столе, способно было исполнить любое желание своего родителя.

В течение пятнадцати лет, фактически отрешившись от окружающего мира, Охо просидел в своем домике, приютившимся в предгорье Альп, денно, а чаще нощно, работая над воплощением своей идеи в реальность. Все это время ему казалось, что мозаика воплощения, кубики которой он складывал, чудовищно сложна и непостижима, пока, наконец, несколько месяцев назад будто бы само собой не пришло простейшее решение, и теперь Охо посмеивался над этой простотой, постукивая пальцами по ручке кресла.

"Столько времени думать над очевидной вещью. Право — смешно! Но ведь никто не додумался кроме меня. Не зря говорят: все гениальное просто… А может, я — гений?" — Охо немного покраснел от этого полу утверждения, ибо что-то в нем шевельнулось навстречу последнему слову.

"Ладно, ладно — сбежал он от этого шевеления — шутка это, шутка!.. Однако, — переключились мысли ученого на то, что неизбежно притягивало и тянуло его к себе, — чтобы эдакое мне пожелать?".

Охо находился в состоянии эйфории после заключительного акта творчества, сознавая, как ученый, что прибор должен работать нормально, но с другой стороны, как человек, он боялся испытывать его. Удивительно, но боялся он не того, что прибор вдруг снова откажет ему в исполнении желания — к этому он привык за многие годы, — а как раз того, что тот возьмет да и выполнит это самое желание. То был какой-то древний, неосознанный страх, как будто нечто в глубине сознания предупреждало: сделай шаг и окажешься во власти неизведанной мощи.

Охо смутно догадывался о причинах такого ощущения. За пятнадцать лет, особенно вначале работы, он много раз спорил с собой и со своим единственно оставшимся другом о последствиях подобного изобретения, но исследовательское искушение не позволило ему внять увещаниям внутреннего голоса и словам Пирса.

По мере же углубления изысканий он все больше думал о самой конструкции, нежели о ее значимости для всего мира и для себя. И решающий миг настал. Нужно было только остановиться на каком-то одном желании, которых вдруг оказалось такое множество нереализованных, упрятанных за все эти годы куда-то вглубь, что теперь они бурно всплывали, крича:

— Меня! …

— Меня!

— Нет, меня!

Охо улыбнулся этому хору, различая среди разноголосицы такие побуждения, как возврат давно ушедшей жены, или приезд Пирса, перед которым можно похвалиться открытием, или наведение порядка в доме, в котором давно не убирали, а также множество более мелких, даже неосознанных искусителей, и стандартно выбрал самое простое — сэндвич с ветчиной и зеленью.

Одобрив кивком головы это решение, он надавил кнопку прибора, включив его. Пирамидка — объем жидкого металла, покрылась легкой рябью, и у Охо возникло ощущение, что в комнате появился некто энергетически мощный и только ждет астрального импульса, чтобы материализовать его.