Николай Анциферов - Быль и миф Петербурга

• Название: Быль и миф Петербурга
• Автор: Николай Анциферов
• Издательство: М. Книга : Ред.-изд. центр N 2 «Канон».
• Жанр: Культурология
• Год: 1991

В настоящей книге, возвращаясь к теме отражения мифа в «Медном всаднике», исследователь стремится выявить источники легенд о строителе города и проследить процесс мифологизации исторической реальности.

Петербургский миф — культурологич. термин, обозначающий совокупность преданий и легенд, связанных с возникновением СПб и образом города в сознании людей и в иск-ве. Петербургский миф тесно связан с историей СПб и его ролью в истории страны. Реальные события возникновения СПб обрастали мифологич. образами уже в сознании современников. Невиданный размах стр-ва дал пищу для мифа о постройке СПб на пустом месте.

Составление и комментарии: К. А. Купман, А. М. Конечного

---

Это понимал Петр, понимали руководители русской политики, понимали и во вражеском стане. Нельзя было создать из онемеченных прибалтийских провинций прочной базы для России. Нужна была новая земля, свободная от крепких и цепких чужеземных традиций. Полу-русская окраина Швеции была несравненно более подходящей базой для создания нового города. Он возникает не как преемник Новгорода в конце великого водного пути из нескольких бедных деревушек, превратившихся в торговое поселение.[26] Можно сказать с уверенностью, если бы здесь были только топи блат и тьма лесов, — все равно Москва, победив Швецию, должна была бы создать здесь свою твердыню и, вместе с тем, главный порт Российского государства, чего бы это ей ни стоило.

Труднее определить, когда созрел план создании новой северной столицы. Можно думать, что идея ее созрела у Петра еще до основания Петербурга. Вспомним его нелюбовь к Москве. Там Петр пережил много страшных минут, там встречал он наиболее упорное сопротивление своим реформам. Старая столица, объединительница русской земли, была опорой старины. Может быть еще во время путешествия заграницу Петр, знакомясь с городами Запада, в особенности с теми, где много воды, что было так любо ему, возмечтал о создании новой столицы, своего города, который явился бы выразителем обновленной России. Конечно, это только гипотеза, которая сможет сделаться научно установленным фактом лишь после того, как будет найдено непреложное свидетельство о подобной мечте Петра. Но трудно надеяться на такую находку. Весьма возможно, что эту мысль великий реформатор лелеял в тайне. Но психологическую возможность ее опровергнуть трудно, настолько она естественно могла появиться. Итак можно допустить, что у этого царя, «в котором была сосредоточена энергия и жестокость конвента 93 года и революционная сила его» (Герцен),[27] должна была созреть мысль о новой столице, на им самим покоренной земле, которую бы он мог создать но своему вкусу, где он заложит свои традиции и которой откроет новый период русской истории.[28] Не перенести же столицу в Ригу, Ревель или Нарву, где крепки свои традиции, где многочисленное и прочно обосновавшееся нерусское население? Конечно, нет. Конечно, это неподходящее место для обновленной России. Для вина нового нужны и меха новые.

Вспомним Константина Великого,[29] не побоявшегося, проводя свои реформы, перенести столицу из «Вечного города» в свой Константинополь, на месте маленькой Византии.

Но для того, чтобы основать столицу на брегах Невы, нужно было сломить мощь Швеции, переживавшей в это время период расцвета.

Северная столица могла быть создана только в городе стратегически сильном, и вместе с тем, с большими экономическими перспективами. Великая река, струящаяся перед нами в своих гранитных берегах, подсказывает мысль о торговых выгодах лежащей перед нами местности. Дельта и виднеющийся в морской дали остров Котлин,[30] лежащий, как страж, у устья, могут быть хорошо использованы стратегически.

Здесь уже при шведах возрастал значительный город, создававшийся при крепости, Ниеншанц. К концу XVII века он имел уже до ста своих торговых кораблей. Он являлся посредником в торговле между Россией и ганзейскими городами, а отчасти и Швецией. Таким образом он брал на себя функции, которые должны были скорее принадлежать русскому городу. Успехи Ниеншанца могли ясно показать, во что должен был бы обратиться город, воздвигнутый здесь в качестве русского порта, который обладал бы колоссальным Hinterland'oм и во-вторых принадлежал бы государству, обладающему огромными рессурсами для быстрого создания города на «болоте». Историк Петербурга П. Н. Петров утверждает, что «пример быстрого вырастания на Неве шведского города бессомненно приходил на мысль Петру I при обсуждении мер для будущего развития производительных сил России»[31] и северная война, предпринятая им, должна была вернуть России дельту Невы. Весь ход русской истории подготовлял основание здесь великого города и руководители государства, боровшиеся за балтийские берега, должны были ясно сознавать лежащую перед ними задачу.

* * *

Что же представлял из себя окружающий нас ландшафт в эпоху, предшествующую основанию Петербурга.

По мшистым топким берегам
Чернели избы тут и там,
Приют убогого чухонца.[32]

Эта выразительная картина верна только относительно прибрежной полосы дельты, где мог стоять Петр «на берегу пустынных волн», погруженный в думу о великом будущем этого края.

Окрестность представляла собою в значительной степени болотистую почву, покрытую частью лесом.

Места, находящиеся несколько выше по течению, ближе к Ниеншанцу, были более или менее заселены. Большая новгородская дорога проходила приблизительно по краю литейной части за церковь Знамения и около Кирочной разделялась на три тропы: правая вела к Спасскому посаду, где теперь виднеются главы Смольного собора; средняя — на Сюврину мызу, у Литейного моста; левая — к Фонтанке, где находилась мыза майора Конау (у Инженерного замка). На месте Летнего сада разбит был голландский садик. Мы сможем ориентироваться, исходя из видимого нам Литейного моста, Смольного собора, Инженерного замка[33] и Знаменской церкви,[34] отметив на плане линии новгородской дороги и трех тропинок.

Далее: вот здесь под нами, где теперь Адмиралтейство, ютилась маленькая деревушка в 5 дворов. Вот там на Благовещенской площади, против Николаевского моста — другая, «Гавгуево». Обратим взоры на регулярно застроенный Васильевский остров. Его название — древнее, новгородское. Финны же нарекли его Хирвисари, что значит Лосиный остров. Очевидно, здесь место было глухое.

В глубине его затерялся маленький поселок лоцманов. А вот здесь, перед нами, на стрелке, отмеченной биржей и рострами, находился охотничий домик Делагарди.[35] Петербургская сторона в старину называлась Фомин остров (свидетельство писцовых книг). Ее финское название — Койвусари (Березовый остров). Здесь находилось поместье Биркенгольм. Видимо, в лесу, покрывавшем остров, преобладали березы. За этим островом виднеется Аптекарский тогда Карписари — еловый. Перед Петербургской стороной, где теперь крепость, островок Енисари, Заячий. Все эти названия говорят о власти окружающей, еще дикой природы. На месте Марсова поля — болото в котором терялись речки Мья (Мойка) и Кривуши (теперь Екатерининский канал). Отыскивая эти места на лежащем перед нами пространстве, мы ясно сможем представить разбросанность всех этих селений среди неприютного ландшафта.

И Петербург
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво.[36]

Поэт не исказил истины, а только сгустил краски. Это его право.

Должны были произойти великие события, вызвавшие ту огромную энергию, которая, забутив топь костями,[37] смогла создать здесь новую столицу. Конечно, до тех пор, пока не была сломлена мощь шведов, положение русских на берегах Невы было непрочным. Надо было стратегически укрепить дельту, затем создать порт и административный центр в занятом крае, только тогда можно было предпринять и перенесение сюда всероссийских учреждений и превратить новый город в столицу. На это потребовались годы. Только после полтавской победы, повлекшей крах шведского империализма, можно было осуществить старую мечту: перенести центр русской державы во вновь созданный город святого Петра.

* * *

Перейдем к следующей теме: застроение нового города. При основании Санкт-Питербурха никакого плана его застройки не было. Как было сказано выше, еще несколько лет приходилось думать об его удержании. Понятно, что первой возникает крепость, окружающая заложенный собор. Городок возникает вблизи. Само название, которое дал новорожденному его крестный, свидетельствует о том, какое значение придавалось ему с самого основания.

Петропавловская крепость перед нами. Всмотримся в нее отсюда с высоты птичьего полета. Это будет первым впечатлением, которое потом придется углубить и проработать.

Крепость явилась ядром города. Как же обозначился рост его? Мы отсюда с вышки Исаакия сможем отметить места, занятые первыми сооружениями Петровской эпохи. Это будет прежде всего район, примыкающий к Троицкому собору,[38] где, вероятно, находился Биркенгольм. Далее — стрелка Васильевского острова и прилегающая к ней полоса Невы, где мы сейчас можем отметить своеобразное здание Кунсткамеры с башенкой, затем длинное здание 12 коллегий, ныне университет, за ним виднеются развалины недавно уничтоженного гостиного двора, далее большое тяжелое здание, легендарный «замок Бирона»[39] — Тучков буян.[40] Еще левее, на углу Кадетской линии, большой дворец князя Меншикова, первого губернатора новой области. На нашей стороне, на Благовещенской площади, находился каторжный двор. На месте грандиозного Исаакиевского собора, на вышке которого находимся мы, стояла скромная церковка,[41] посвященная тому же святому, празднование памяти которого совпадало с днем рождения Петра. Там, где возвышается теперь Адмиралтейство, в 1704 году 5-го февраля была заложена верфь.[42]