Веселовский Владимирович - Скрытая биография

• Название: Скрытая биография
• Автор: Веселовский Владимирович
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-203-01811-1

---

В Москве меня ждали нерадостные вести. Умерла тетя Юля – мамина сестра, у которой мы жили на Якиманке. При полете на планере погибла Стася Номаконова. Погибли парашютистки Люба Берлин и Наташа Бабушкина. Арестовали мужа нашей соседки – Николая Введенского. Она осталась одна с маленьким сынишкой Алешей.

В Москве было холодно, голодно и тревожно. Газеты сообщали о судебных процессах над разными «партиями», «вредителями» и «врагами народа». Продуктов не хватало, магазины пустовали, трудно было отоварить карточки.

У авиаторов же – свои радости. Авиация в стране бурно развивалась. Росло число аэроклубов. Кроме районных в Москве появились аэроклубы при спортивных обществах, крупных заводах и предприятиях. Плакаты призывали: «Комсомолец – на самолет!» В райкомах и горкомах комсомола проводился спецнабор в летные школы Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Ко Дню авиации готовился праздник авиаторов на аэродроме в Тушине. Строились рекордные планеры к предстоящему слету планеристов в Коктебеле.

Инструкторы-планеристы московских аэроклубов в ходе командирской учебы овладевали полетами на буксире за самолетом, высшим пилотажем. Меня полностью захватила учебная работа в аэроклубе и тренировки в Тушине. Подготовкой по высшему пилотажу и полетам на буксире за самолетом руководил Владимир Михайлович Малюгин – бывший начальник военной подготовки в нашей областной школе инструкторов. Он работал в Центральном аэроклубе имени Александра Косарева в Тушине, одновременно испытывал планеры, изготавливаемые Тушинским планерным заводом. Летом 1935 года приказом по аэроклубу Дзержинского района меня назначили ответственным за строевую подготовку батальона авиационных спортсменов, которым предстояло участвовать в параде на Красной площади в День авиации.

Парад прошел успешно. Мне была объявлена благодарность.

Основным же для меня были полеты. В это время в ангаре на Тушинском аэродроме планерист Иван Карташев готовил к испытанию новый двухместный планер Г-18 конструкции Грибовского.

– Помоги мне! Облетаем его – похлопочу, чтоб ты гнал его на слет планеристов в Коктебель, – сказал мне Карташев.

Сам он собирался лететь в Коктебель на рекордном планере «Чайка» конструкции Емельянова. Предложение Ивана я принял с радостью, и мы стали доводить планер – крепили приборы, регулировали тросы управления. Полеты в Тушине, работа на планере в какой-то степени отвлекли меня от учебной работы у себя в аэроклубе.

31 августа 1935 года мы подготовили планер к испытанию. Буксировал нас самолет Р-5, пилотируемый летчиком Ястребовым. Иван, по комплекции крупнее меня, расположился во второй, более просторной кабине. На взлете, после отрыва, планер стал резко переходить в набор высоты, не слушаясь рулей. Иван немедленно отцепился от самолета, я в управление планером не вмешивался. Так повторилось несколько раз.

О поведении планера мы доложили конструктору Грибовскому. Конструктор предположил, что нарушена центровка планера. В моем присутствии в носовую часть планера, за шпангоуты, загрузили и закрепили несколько мешочков с песком.

Руководивший работами инженер сказал подошедшему Ивану:

– Все в порядке! Можете смело взлетать.

Самолет начал разбег, буксируя нас на тросе. Первым при буксировке отрывается от земли планер. Теперь наш планер хорошо реагировал на действия руля высоты. После отрыва Иван выдерживал высоту в один-два метра, ожидая момента отрыва самолета. Далее планер в полете выдерживается с небольшим превышением над самолетом, чтобы не оказаться в турбулентной струе от винта мотора. На заданной высоте планерист отцепляется от троса. Но всего этого у нас не произошло.

Когда самолет отделился от земли, наш планер стал произвольно вспухать, быстро набирая высоту и не слушаясь рулей. Трос натянулся под углом 45 градусов. Превышение планера над самолетом продолжало возрастать, что могло привести к складыванию крыльев от возникающей перегрузки.

Решение немедленно отцепиться возникло у нас одновременно, и мы оба дернули кольца отцепки. Освобожденный от натянутого троса планер продолжал некоторое время вспухать, теряя скорость, затем перешел в крутое снижение. Я решил, что Иван выдергивает такой угол планирования для набора скорости перед посадочным маневрированием. Земля быстро приближалась. Пора было уменьшать угол планирования. Инстинктивно я взял ручку управления на себя и тут же почувствовал, что Иван делает то же самое. Однако планер не реагировал на наши усилия. Земля молниеносно приближалась. Чувство беспомощности в такой ситуации непередаваемо…

Грохот удара и разрушающейся кабины я еще слышал, ощутил обжигающую боль на лице и в паху, где проходили лямки подвесной системы парашюта. С трудом я выбрался из-под обломков, в перевернутой второй кабине на привязных ремнях повис потерявший сознание Иван. Аэродром у меня раскачивался под ногами, пока я не ударился лицом о землю… Очнулись мы в Боткинской больнице.

Через две недели я появился в своем аэроклубе. За это время в моем звене у инструктора Казакова курсантка поломала планер, упав в речку Яузу. Начальство обвинило меня в ослаблении методико-учебной работы в звене. Через пару дней я получил повестку явиться в райком комсомола.

– В военное училище заявление подавал? – спросил секретарь Дзержинского райкома комсомола Земсков.

– Подавал еще в начале года, – ответил я.

– Покажи комсомольский билет. Я выложил книжицу.

– Исключаем тебя из комсомола за сокрытие социального происхождения! Можешь идти!…

Я вышел из кабинета в растерянности. Идя по Петровке, долго не мог сообразить, что произошло. Наконец всплыли в памяти Детские годы, отец… Возник вопрос: как узнали? Я и сам забыл о перипетиях своего раннего детства, во всех анкетах писал: «отца не знаю», «отец с семьей никогда не жил». Фамилия у меня мамина. В моих документах нигде отец не значился. Да все прояснилось дома. Оказывается, председатель мандатной комиссии штаба ВВС решил уточнить у мамы сведения о моем отце. Мама была честным человеком и никогда не говорила неправду, в данном случае она могла солгать, могла назвать любого несуществующего человека. Этого она не сделала, сказала правду. Еще просила о состоявшемся разговоре мне не сообщать. Дома, разрыдавшись, она только и повторяла: «Борюшка! Я тебе испортила всю жизнь!»

На другой день, выйдя на работу, я расписался в ознакомлении с приказом, где в итоге значилось: «…уволить из аэроклуба за сокрытие социального происхождения и аварию планера». На руки мне была выдана соответствующая справка.

Все случившееся подавило меня, главным было моральное потрясение. К нему прибавились и материальные потери. Нужно было получать талоны на продукты на четвертый квартал, а при такой справке на работу меня никуда не принимали. Числиться иждивенцем я не мог, ни по возрасту, ни по здоровью. Я оказался бесправным иждивенцем у мамы. Ее скудного пайка советской служащей не хватало ей одной. А тут появился здоровый нахлебник. Мне в горло не лез кусок хлеба. Потянулись месяцы Бог знает какого существования. Не знаю, что удержало меня в то время от принятия рокового решения…

Как-то мне встретился однокашник по школе – Жора Алкасов. Он привел меня к себе в небольшую комнатушку в доме на Тверском бульваре, где жил у старенькой бабушки. Заглянули еще человек шесть парней нашего возраста, выставили несколько бутылок водки, разной закуски, и началось застолье. Жора поведал им о моем положении.

– Ничего! – сказал один из парней. – Мы тоже нигде не работаем, но вот видишь – не голодаем и не унываем! Найдем и тебе дело! Давай выпьем за знакомство!

Несколько раз прикладывался я к доверху налитому стакану. Спиртное не действовало на меня. Блатная пьяная речь этой компании ясно высветила ее «дела», за какую «работу» мне предлагалось взяться… Больше с Жорой мы не встречались.

Я написал заявление в горком и ЦК комсомола, в авиационный отдел Центрального комитета Осоавиахима, просил восстановить в комсомоле и на работе. Ответов не последовало.

В авиационном отделе меня хорошо знали и приветливо встречали, готовы были предоставить летную работу, но… после восстановления в комсомоле.

Аналогичная участь постигла и одного моего бывшего курсанта, инструктора-общественника Сергея Мягкова. Ему тоже был закрыт путь в авиацию. У него в родословной был дедушка-священник. Тогда от людей требовали классовой чистоты, из-за чего ломались их судьбы. Многого я тогда не понимал, и для меня странным и удивительным показался арест нашей соседки по квартире Натальи Алексеевны Беловой, бывшей секретарем партячейки в «Огоньке». Ее увезли ночью неизвестно куда, больше я ее никогда не видел. А в ее комнате поселилась другая семья. Тогда же из нашей квартиры съехали Насановские, их комнату заняла семья Алексея Канищева.