Гонсало Бальестер - Дон Хуан

• Название: Дон Хуан
• Автор: Гонсало Бальестер
• Жанр: Современная проза

Роман «Дон Хуан» — из серии книг, которые сам автор назвал «забавными историями для эрудитов». Это остроумная поэтическая фантазия на тему легенды о Дон Жуане. Опираясь на тексты великих предшественников, автор творит свой миф, где знаменитый герой совершает путешествие через столетия и становится нашим современником.

---

— Откуда вам знать, что здесь случилось?

— Ах, откуда я знаю? Соня скупа на слова, болтливой ее никак не назовешь. Но уж очень рассеянна. Смотрите. — Он сунул руку под софу и достал пистолет. Вот! Тридцать пятый калибр, бельгийского производства. Наверняка на нем остались отпечатки пальцев. Если я сейчас вызову полицию, не пройдет и часа, как Соня будет арестована.

— Почему же вы этого не делаете?

— Потому что Соня права. Да, и не смотрите на меня так! Она права.

— Вы позволите мне сказать несколько слов?

— Ну как же, как же! Я этого просто жажду. Но не стойте на коленях. Мы можем сесть и чего-нибудь выпить. Доктор Паскали не вернется домой раньше семи, а сейчас… шесть тридцать. Он живет в Нейи. Если мы выедем одновременно с ним, то я доберусь до места раньше. Моему хозяину все равно, где лежать тут на полу или у себя на постели, но пока мы здесь, мы избавлены от сцен, которые станет разыгрывать Мариана: ведь она непременно будет падать в обморок, обнимать тело любимого или попытается покончить с собой, если ей покажется, что он помер. А так она ждет и сомневается, иными словами, чувствует себя несчастной и несказанно счастлива от смакования собственного горя. Вы не замечали, с какой ловкостью женщины превращают свои страдания в источник наслаждений?

— Я хотел бы поговорить с вами вовсе не об этом.

— Знаю-знаю. Вы не можете понять, на что же так сильно обиделась Соня. А мне-то хотелось порассуждать с вами об инстинкте счастья у женщин, о том, как по-разному он проявляется: с одной стороны, у воспитанной и образованной девушки, с другой у полудикарки, то есть у Сони и Марианы. Соня — дочка стального магната, русского эмигранта, разбогатевшего в Швеции. Мариана бедная девушка, служанка. — Лепорелло подошел к буфету, разлил что-то по рюмкам и одну протянул мне. — Испанский коньяк. А я предпочитаю сладкие вина.

Он перешагнул через тело хозяина, словно перед нами лежала околевшая собака, и снова пригласил меня сесть.

— В тот день, когда агентство по найму прислало нам Мариану, мне достаточно было увидеть ее глаза, услышать ее хриплый, страстный голос, чтобы понять — нам не миновать новой мелодрамы. Но заглянув в ее душу, я содрогнулся от радости: она сулила нам целый фейерверк развлечений.

— Там что, оказались петарды?

— Не валяйте дурака. Вы хотите посмеяться… надо мной? — И он тотчас переменил тон. — Я скажу вам, что там было. Вы когда-нибудь видели разрезанную курицу? Вас не поражала спрятанная у нее в животе гроздь яичек, больших и совсем крошечных, которые ждут своего часа? Любой, кто знает анатомию души так, как знаю я, умеет разглядеть в душах зародыши будущих поступков, они впитывают жизненные соки, медленно развиваются… совсем как яички в курице. И в один прекрасный день — хлоп!

— В один прекрасный день Мариана начинает кудахтать, но… преступление ей все же снести не удается.

— Точно. А вот Соня, в душе которой я никогда не видел зародыша убийства, кудахтать не кудахтала, но именно убийство и снесла.

— Вы сами себе противоречите.

— Все объясняется тем, что в дело замешан Дон Хуан. Дон Хуан, о котором говорили, что он бесплоден! Не помню, когда-то раньше, а может, вчера, мы с вами рассуждали о гармонии, которую Дон Хуан способен извлечь из женского тела. Я забыл добавить: он умеет делать и кое-что другое, благодаря ему в женской душе появляются, а потом и развиваются зародыши поступков, несовместимых с характером этой женщины. Он превратил Мариану в существо, готовое на самопожертвование, а Соню — в убийцу. Хороший романист, создав таких героинь, заставил бы Мариану совершить преступление, а Соня у него пожертвовала бы собой. Иначе критики бы его не пощадили. И, уж конечно, ни один романист не сочинил бы ничего похожего на то, что происходило здесь со вчерашнего вечера до сегодняшнего полудня. Или на то, что случилось несколько месяцев назад в нашем доме. Стоит ли говорить, как долго и тщательно готовились подобные сцены.

Он встал, весь словно раздувшись от торжественной важности, но прежде чем продолжить речь, сделал хороший глоток вина и, смакуя его, громко прищелкнул языком, что никак не вязалось с попыткой выглядеть внушительно.

— Открою вам один секрет: победами своими Дон Хуан обязан умению преображать женские души.

Я пожал плечами.

— А может, он прививает своим возлюбленным фальшивые, случайные свойства?

— Кстати, вы заметили, что сейчас говорите о моем хозяине, словно он и на самом деле Дон Хуан? — Он взглянул на часы. — Пора отвозить его на место. Не окажете ли любезность помочь мне? Впрочем, хотите подождать меня здесь? У вас будет возможность все хорошенько осмотреть. Предлагаю это не из вежливости, я и вправду желал бы этого. Я скоро вернусь.

Не ожидая моего ответа, он взвалил тело хозяина на спину и удалился. Через окно я наблюдал, как он затолкал его в машину, совершенно не опасаясь, что их кто-нибудь увидит. Не знаю почему, но у меня возникло ощущение, что видел их только я.

8

Какое-то время я не решался дать волю своему любопытству. Я сидел с сигаретой в руке перед рюмкой коньяка и думал: вот уже несколько дней, как определенная часть моих поступков зависит от желаний — а возможно, и помогает исполнению тайных замыслов — того, кто сам себя называет Лепорелло. Я ощутил себя игрушкой в его руках или литературным персонажем в руках бездарного романиста. Но теперь я не мог тратить время на подобные рассуждения. Желание разгадать тайну пересилило нерешительность, и я приступил к тщательному осмотру квартиры. Лепорелло отсутствовал два часа, ровно столько, сколько мне было нужно.

Квартира Дон Хуана не была холостяцким логовом в привычном смысле слова я не обнаружил там ни сулящих наслаждение диванов, ни фривольных гравюр. Я бы назвал это жилищем, о котором мечтает каждый: затерянное в одном из тихих городских закоулков тайное убежище, где можно упиваться воспоминаниями, мечтать или просто радоваться тишине. Я видел не безликую комнату, обустроенную с оглядкой на модный образец или образец demode', нет, все детали здесь находились в таком согласии друг с другом, что, принадлежа конкретному лицу с конкретной судьбой и своими привычками, комната могла служить и кому-то другому, даже многим другим, и никто не почувствовал бы себя в ней неуютно. Точно так же слова поэта могут выражать очень личное чувство, но настолько глубоко, что ими охотно пользуются другие люди — чтобы максимально точно передать свое собственное состояние. В этой квартире можно было написать шедевр, пережить великую любовь или, замкнувшись в одиночестве, шаг за шагом подбираться к пониманию того, что жизнь человеческая соткана из времени.

Я зажег все огни, прошелся по комнате, но несколько минут не мог решиться и приступить к осмотру, потому что чувствовал себя здесь как у себя дома, где мне всегда было хорошо, где просыпались многие забытые желания, уснувшие мечты и даже многие похороненные мною люди, они заполняли мое сердце, зажигали в нем пылкий восторг — стремление вместить в себя весь мир, всю жизнь целиком. Не помню, как мне удалось очнуться и сколько длилось затмение рассудка. Знаю только, что этот вихрь жизненной энергии в одно мгновение лишил меня воли и рассеял остатки благоразумия, загнав мой рассудок в тесный закуток, в чулан, где хранится ненужное барахло. И уже не я осматривал то, что было вокруг, а оно завладевало мной, заполняло меня. Должно быть, мистические откровения это нечто подобное и столь же потрясающее, неописуемое и светозарное. Как-то очень естественно, без дедуктивных усилий — когда разум непременно отыскивает обоснование фактам и только потом делает выводы — я почувствовал рядом присутствие, почти осязаемое, тех женщин, которые когда-то здесь побывали, которые пережили здесь долгие часы любви и исчезли, пропитав дом своим присутствием. В самом состоянии вещей, в самих вещах мне виделись, подобно ауре или эманации, женские образы, но образы совершенно особенные и ни с чем не сравнимые. В комнатах Дон Хуана женщины впадали в экстаз, схожий с моим, но потрясение их было сильней моего — они любили и становились собой, выплескивали свою исключительность, суть своего «я», как это должно происходить в Раю.

…В смятении я открыл дверь в спальню, куда до тех пор не заходил. В ней стояла кровать, на низких столиках — светильники, рядом со светильниками пепельницы. Я оглядывал все словно в горячке, лихорадочно переводил взгляд с предмета на предмет.

— Ну что? Теперь вы понимаете?

Лепорелло стоял за моей спиной — не сняв шляпы, еще более насмешливый, более глумливый, чем обычно.

— Нет, все равно не понимаю.

— Я ведь вам уже говорил: в вас сосуществуют два уровня реальности, но только один из них доступен вашему разуму. Теперь перед вами рабочий инструмент профессионального соблазнителя. И совершенно очевидно, что им никогда не пользовались. Но вы отказываетесь в это поверить.