Терри Пратчетт - Роковая музыка (Музыка души)

• Название: Роковая музыка (Музыка души)
• Автор: Терри Пратчетт
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01102-1

Привет... э-э... Анк-Морпорк!

Это музыка, в которой звучит глас Рока, внемлите сейчас, не то потом будет поздно! Она вытащит вашу душу, вытряхнет, как коврик, и повесит сушиться на забор! Она сведет с ума весь Незримый Университет, заставив волшебников сшить себе кожаные мантии и перекрасить стены спален в черный цвет! Она породит гитарную эпидемию в Анк-Морпорке и устроит в Гад-парке самый Бесплатежный Фестиваль, что когда-либо видел Плоский мир!

Для справки: это еще не все проблемы. Смерть тем временем опять пошел в народ...

---

Говорят, что боги, желая уничтожить кого-то, сначала доводят его до безумия. На самом же деле они вручают ему эквивалент небольшой палочки с искрящимся фитилем и надписью «Динамитная компания Акме» на боку. Так гораздо интереснее, да и времени занимает поменьше.

Сьюзан болталась по пахнущим дезинфекцией коридорам. Как правило, она не слишком беспокоилась о том, что подумает мисс Буттс. Обычно ничьи мысли ee не беспокоили. Она не знала, почему некоторые люди забывали о ней, когда ей того хотелось и, немного погодя, испытывали смущение, если об этом заходила речь. Временами кое-кто из учителей испытывал сложности, если хотел увидеть ее. Это было прекрасно. Обычно, когда со всеми остальными в классе происходило что-то вроде Основных Статей Экспорта Клатча, она доставала книгу и мирно читала ее.

Вне всякого сомнения, это была превосходная арфа. Нечасто из рук мастера выходило что-то такое, что невозможно улучшить. Эту арфу он даже не потрудился покрыть орнаментом — в данном случае это было бы кощунством. И она была новой, что само по себе было весьма необычным для Лламедоса. Большинство местных арф были старыми. Не в том смысле, что ими не пользовались, хотя порой им не помешал бы новый корпус, или гриф, или струны. Старые барды говорили, что они тем лучше, чем старше. Хотя старики вообще склонны говорить подобные вещи — невзирая на повседневный опыт.

Имп дернул струну. Нота повисла в воздухе и истаяла. Арфа звучала ярко и чисто, как колокол. Невозможно и вообразить, как она зазвучит через столетия.

Его отец говорил, что это ерунда — будущее записано на камне, а не в нотах. И это только начало того, что он еще говорил.

Потом он говорил еще и еще и мир вдруг становился новым и неприятным местом, в котором не было ничего, что осталось бы не обговоренным. И он сказал отцу: ты ничего не понимаешь! Ты просто старый дурак! Я посвятил свою жизнь музыке и очень скоро все будут говорить — да, он величайший музыкант в мире.

Чепуха! Как будто барды интересовались чьим-то мнением, кроме мнения других бардов, которые всю жизнь учились как слушать музыку. Чепуха, и тем не менее… Будучи произнесенной со страстью достаточной, чтобы достать богов, она могла изменить под себя вселенную. В словах скрыта мощь, изменяющая мир. Будьте осторожны со своими желаниями. Никогда не угадаешь, кто вас услышит. Или что, как в данном случае. Потому что, возможно, нечто скользит сквозь вселенную и несколько слов, произнесенных не тем человеком в нужном месте в нужное время, могут заставить это переменить направление…

Далеко отсюда, в шумном Анк-Морпорке на некоей пустой стене произошло мгновенное кипение искорок и вспышек и вдруг…

…возникла лавка. Старая музыкальная лавка. Никто не заметил ее прибытия. Стоило ей занять это место и стало так, как будто бы она была здесь всегда.

Смерть сидел, подперев челюсть руками и уставившись в пустоту.

Бесшумно возник Альберт.

Было несколько моментов, которые неизменно озадачивали Смерть, когда он удосуживался обратить на них внимание, и вот один из них: почему его слуга всегда перемещается по полу одним и тем же путем? ТО ЕСТЬ, подумал он, УЧИТЫВАЯ РАЗМЕР КОМНАТЫ…

…которая простиралась в бесконечность или так близко к бесконечности, что различие становилось несущественным. Она была где-то с милю. Многовато для комнаты, хотя бесконечность и нелегко рассмотреть.

Смерть, пожалуй, слегка погорячился, создавая этот дом. Время и пространство — вещи, поддающиеся манипулированию, а не неизменные. Внутреннего пространства получилось чуть-чуть слишком. Смерть как-то не учел, что снаружи дом должен быть больше, чем внутри. То же самое и с садом. Когда ОН начал уделять несколько больше интереса этим вещам, то обнаружил, что люди, кажется, склонны считать, что известную роль в концепции, скажем, роз, играют цвета. Но ОН сотворил их черными. Ему нравилось черное.

Так происходит с чем угодно. Так происходит со всем, рано или поздно.

Известные ему люди — а таких было несколько — относились к невозможным размерам комнат странным образом — попросту игнорируя их. Да вот хоть Альберт сейчас. Огромные двери распахнулись и на пороге возник Альберт, осторожно несущий чашку на блюдце…

…и мгновение спустя он уже стоит на краю относительно небольшого ковра, лежащего у Смерти под столом. Когда Смерть задумывался, каким образом слуга преодолевает разделяющее их пространство, то понимал, что с точки зрения Альберта никакого пространства нет.

— Я принес вам ромашковый чай, — сказал Альберт.

— ХМММ?

— Сэр?

— ИЗВИНИ. Я ЗАДУМАЛСЯ. ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?

— Ромашковый чай…

— РОМАШКОВЫЙ? Я ПОЛАГАЛ, ЧТО РОМАШКА СКОРЕЕ ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ К МЫЛУ.

— О, вы можете добавлять ромашку и в чай, и в мыло, сэр, — сказал Альберт. Он встревожился. Он всегда тревожился, когда Смерть принимался размышлять о простых вещах. Это было совершенно неподходящее занятие. Он думал о них весьма странным образом.

— КАК ЭТО УДОБНО. ЧИСТОТА И СНАРУЖИ И ВНУТРИ.

Смерть опять подпер челюсть руками.

— Сэр? — через некоторое время проговорил Альберт.

— ХМММ?

— Чай остынет, если вы не выпьете его сейчас.

— АЛЬБЕРТ…

— Да, сэр?

— Я ХОТЕЛ БЫ ЗНАТЬ…

— Сэр?

— ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО? ЕСЛИ СЕРЬЕЗНО. ЕСЛИ НА САМОМ ДЕЛЕ ЗАДУМАТЬСЯ…

— О. Ээ… Не могу сказать, сэр.

— Я НЕ ХОТЕЛ ЭТОГО ДЕЛАТЬ, АЛЬБЕРТ. ТЫ ЗНАЕШЬ… ТЕПЕРЬ Я ПОНИМАЮ, О ЧЕМ ОНА ГОВОРИЛА. НЕ ТОЛЬКО О КОЛЕНЯХ…

— Кто, сэр?

Ответа не последовало. Выходя за дверь, Альберт оглянулся. Смерть снова пялился в пустоту. В этом с ним никто не мог сравниться.

Быть невидимой — это не такая уж большая проблема. Существовали вещи, вызывающие у нее большее беспокойство. Сны. Разумеется, это были просто сны. Сьюзан была знакома с современными теориями, согласно которым сны — это просто картинки, выскакивающие наружу, пока мозг наполнен дневными событиями. Она была бы совершенно в этом уверена, если бы дневные события включали в себя полеты верхом на лошадях, огромные темные залы и множество черепов.

Но в конце концов, это были только сны. Она видела еще кое-что. Например, она никогда не упоминала странную женщину, которая появлялась в спальне ночью. После того как Ребекка Снелл спрятала под подушку зуб, Сьюзан видела как женщина вошла в открытое окно и остановилась у кровати. Она была слегка похожа на доярку и ничуть не страшная, даже когда проходила сквозь мебель. Раздался звон монет, а наутро зуб исчез, Ребекка же стала богаче на одну монетку в 50 пенсов.

Сьюзан ненавидела подобные вещи. Она знала, что умственно неуравновешенные личности рассказывают детям о Зубной Фее, но не было никаких причин, по которым хоть одна такая могла существовать. Верить в нее — это значит демонстрировать несистематизированное мышление. Она не любила несистематизированное мышление, которое по каким-то причинам было наиглавнейшим проступком с точки зрения режима мисс Буттс.

Впрочем, режим этот был не так уж и плох. Мисс Эулалия Буттс и ее коллега, мисс Делкросс, основали колледж, вдохновленные ошеломляюще необычной идеей, согласно которой, раз уж девочкам нечем заняться до того момента, когда кто-нибудь возьмет их замуж, то они вполне могут заняться образованием.

На Диске школ было в изобилии, однако все они существовали либо при церквах, либо при Гильдиях. Мисс Буттс возражала против религии с позиций разума и считала предосудительным мнение, согласно которому только в Гильдии девочка могла получить достойное образование — например, воровки или белошвейки. Однако мир велик и опасен и девице придется туго, если она встретится с ним лицом к лицу без припрятанных под корсажем надежных знаний по геометрии и астрономии. Для чистосердечно верящей в это мисс Буттс не было особой разницы между мальчиками и девочками. По крайней мере такой разницы, о которой стоило говорить.

О которой стоило говорить самой мисс Буттс, конечно.

И, благодаря ее вере в надежное логическое мышление и здоровый пытливый разум, ее выпускницы демонстрировали такой образ действий (в том, касается мудрости), что его можно было сравнить с охотой на аллигаторов с картонной лодки в штормовой день.

Например, когда она с дрожащим подбородком повествовала об опасностях, подстерегающих снаружи, в городе, три сотни живых, пытливых умов решали, что:

1) эти опасности надо испытать при первой же представившейся возможности и,

2) мысля логически, изумлялись, сколь подробно мисс Буттс осведомлена о них.

И высокие, увенчанные остриями стены вокруг колледжа казались смешным препятствием для того, кто обладает свежим, наполненным тригонометрическими знаниями умом и телом, закаленным фехтованием, гимнастикой и холодными обливаниями. Мисс Буттс умела представить опасности действительно интересно.

Так или иначе, но оставался инцидент с ночной визитершей. По размышлении, Сьюзан решила, что она, должно быть, просто вообразила ее. Это было единственно логичное объяснение. На этом Сьюзан и успокоилась.