Хилари Норман - Клянусь, что исполню...

• Название: Клянусь, что исполню...
• Автор: Хилари Норман
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-04-005103-4

С юных лет Оливию, Джима и Энни связала трагедия – в авиакатастрофе погибли их родители. С тех пор они идут по жизни, приглядывая друг за другом. Каждый готов прийти на помощь другому, только позови. Но у трагедии глубокие корни – неожиданно всплывают мрачные семейные тайны. Расследование истинных причин старой катастрофы грозит гибелью всем троим – но вместе они неуязвимы…

---

Напротив кровати висело зеркало. Она увидела свое отражение – черные бермуды, шелковый топик, казавшийся раньше таким вызывающе-сексуальным, увидела дурацкие круглые очки от солнца на лбу, рубиновые пряди в волосах, увидела собачью цепочку у себя на шее, и все вместе, особенно цепочка, вдруг показалось ей таким непристойным, что она попыталась избавиться хотя бы от цепочки. Но замок оказался слишком тугим. Оливия дергала и дергала ее, причиняя себе боль, и, сама того не замечая, тихонько стонала, пока на ее руки не легла рука Джима.

– Подожди, – мягко проговорил он, – позволь, я тебе помогу.

Она потом молча смотрела, как цепочка повисла у него в руке, как он осторожно кладет ее на покрывало. Она посмотрела ему в глаза.

– Они правда все умерли? – спросила она как ребенок.

– Да, – ответил он.

Энни все так же сидела на полу, сжавшись в комочек, и молчала. Бабочка теперь сидела у нее на подоле. Джим взял Оливию за руку, потянул с кровати на коврик, и теперь они все сидели рядом, Джим посередине.

– Это случилось сегодня вечером, – очень тихо произнес он, – где-то около Ньюкасла.

– Как? – спросила Оливия.

– Авария. Это все, что известно. – Джим немного помолчал. – Там, внизу, ждет человек. Его прислал мой кузен Майкл, чтобы он отвез нас всех домой. – Он снова помолчал. – Мы хотели тебя дождаться.

– Я опоздала, – сказала Оливия, – простите.

– Это не важно, – отозвался Джим. – Спешить-то некуда.

– Да, спешить действительно некуда.

Машина смерти пришла в движение. Все трое уже не были детьми, которых оберегают от реальности, избавляют от тяжелых формальностей. Было произведено посмертное вскрытие, были организованы похороны, было произведено дознание, установившее, что вертолет разбился по техническим причинам. Ни ошибки пилота, ни подозрительных обстоятельств, ни нелетной погоды. Просто какой-то сбой – и машина рухнула. Оливия, Энни и Джим полетели на похороны в Соединенные Штаты, послушно и безучастно участвовали в приготовлениях и церемониях – иудейский поминальный обряд для Сегалов в Нью-Йорке, протестантские похороны Олдричей в Сан-Франциско, католическая месса для Ариасов в Род-Айленде. Потом все трое вернулись в Англию, чтобы выполнить то, что каждому из них казалось самой мучительной, самой неизбежно-осязаемой частью ритуала. Надо было привести в порядок дела родителей. Теперь дети должны были справляться со всем сами.

Конечно, когда дело касалось того, чтобы упаковать и вывезти крупные предметы, в помощи недостатка не ощущалось, но смерть, как это бывает всегда, оставила после себя гардеробы и туалетные столики, секретеры и ящики письменных столов. У Джима были надежные помощники – старший брат Питер и их кузен Майкл, сын старшего брата Ариаса, Хуана Луиса. Майкл был чуть не вдвое старше Джима, и именно ему, как новому главе семейства, надлежало выполнить горький долг – закрыть офис на Пел-Мелл и дом на Риджентс-парк и переправить вещи в фамильное гнездо в Ньюпорте и контору в Нью-Йорке, откуда Майкл теперь собирался управлять делами. Энни, которая хуже других справлялась с трудностями, начала было разбирать личные бумаги Франклина и Грейс, но скоро сдалась и попросила Ричарда Тайсона, партнера своего отца, отправить документы – так и не разобранные – в архив лондонского офиса Франклина Олдрича.

Оливия взялась за дело со свойственной ей решительностью – только так она могла, только так и хотела. Горе, ощущение потери многократно усиливалось от прикосновения к вещам, еще сохранившим запах, тепло родительских рук. Но с материнскими вещами было проще. Эмили Сегал любила порядок и не терпела сантиментов, что в корне отличало ее от типичной еврейской мамаши. Артур, напротив, был довольно безалаберным, к тому же он неукоснительно хранил все, что могло пробуждать воспоминания. Он коллекционировал предметы искусства, занимался благотворительностью – отныне его дело должен был продолжать Фонд имени Артура Сегала. Он, как хрестоматийный еврейский муж и отец, гордился любимыми женой и дочерью и трепетно относился к прошлому. Поэтому шкафы, секретеры и ящики Артура оказались буквально набитыми записными книжками, альбомами с фотографиями, блокнотами и прочими бумагами.

А письма! Выпущенные на волю из секретеров и ящиков, они образовали внушительную гору. Большую часть составляла скучная деловая переписка, которую теперь, без сомнения, надлежало переправить в пластиковые мешки для мусора, и открытки от друзей, судьба которых была такой же. Но среди этих неинтересных вещей скрывались предметы, обладавшие особой ценностью. Ермолка, любовно вышитая его матерью, которую он надевал, когда посещал религиозные собрания. Все поздравления с днем рождения, которые посылала ему Оливия. Старые школьные дневники – еще самого Артура, из которых было явственно видно, что для этого мальчика дружба всегда значила больше, чем учеба. Дневник Эмили – один из тех, что заставляют родителей сиять от гордости. Дневники Оливии, с самого первого класса, со всеми замечаниями и оценками, блестящими, плохими и средними. И любовные письма, безыскусные, но необычайно трогательные. Оливия беззастенчиво прочла их все и плакала над ними навзрыд. Аккуратно складывая бумаги по старым сгибам, она чувствовала, что каждое прочитанное слово приближает ее к родителям.

На третий день Оливия нашла в отцовском кабинете старый потрепанный кейс из свиной кожи. Время от времени отец пользовался им даже после того, как Эмили подарила ему новый. Кейс был заперт, и Оливия не смогла найти ключ. Некоторое время она смотрела на золотой замочек, понимая, что вскрыть его не составит труда, но мысль об этом ей претила. «Разве это не бессмысленное ханжество, – подумала она, – притом что я весь день читала его личную переписку?»

Оливия старалась убедить себя, что в данном случае ее вторжение в частную жизнь родителей просто способ приблизиться к ним, хоть на краткий миг извлечь их из небытия. Она чувствовала, что то, что они говорили друг другу в письмах, врезается ей в память, становится ее частью, и дороги назад уже не было, и не было места чувству вины. Несмотря на еврейское происхождение, это чувство у Оливии было не слишком развито.

Она принесла с кухни маленький острый ножик с черной ручкой и трудилась над замком, пока он не открылся. Это оказалось неожиданно увлекательным занятием, с приятным привкусом порочности. Оливия лениво подумала, что, возможно, в этом ощущении и кроется притягательность грабежа: маленькая битва с замком или оконным стеклом, наградой в которой служит возможность проникнуть в частную жизнь другого человека.

Еще письма. Одно от Коуттсов, банкиров. Два из страховой компании. Приглашение на толстом белом картоне на обед в посольство Израиля, еще одно приглашение на открытие выставки в галерее Гамильтона. И странная короткая записка от отца Джима, датированная 4 июня. Месяц до катастрофы. Она была написана от руки шариковой ручкой, неровным торопливым почерком, в телеграфном стиле:

«Дорогой Артур!

Потрясен и взволнован известием о том, что ваши подозрения, возможно, небезосновательны. Нам надо поскорее увидеться.

Карлос Ариас».

Тем же вечером Оливия рассказала Энни о записке в телефонном разговоре.

– Мне кажется, это что-то важное. Что ты по этому поводу думаешь?

– Ты имеешь в виду, следует ли спрашивать об этом Джима? – Сегодня Энни казалась более спокойной, возможно благодаря транквилизаторам, которыми снабдила ее двоюродная сестра.

– Как ты считаешь?

– Я бы не стала.

– Почему?

– Потому что это может означать все, что угодно. Джим сейчас уже ничего не сможет сделать и только будет зря беспокоиться.

– Может, ты и права, – пробормотала Оливия.

– Но ты не уверена.

– Не совсем, – призналась Оливия. – Понимаешь, я сунула нос в частные дела своих родителей, и вдруг всплыл отец Джима. Я не знаю, имею ли я право это от него скрывать.

– Что скрывать, Ливви? Это же просто записка. Она точно ничего не значит.

– Не похоже, чтобы она ничего не значила.

– Когда ее писали – может быть, – тихо проговорила Энни. – Но сейчас она точно ничего не значит.

Оливия ничего не сказала Джиму, и записка была надолго забыта. В следующий раз трое друзей встретились в августе на общей поминальной службе в церкви Всех Святых в Лондоне. Благодарственная молитва возносилась в честь всех погибших в катастрофе – пилота, человека из Эдинбурга по имени Джон Уилкс, Карлоса Ариаса, Артура и Эмили Сегалов, Франклина и Грейс Олдричей.

Присутствовали коллеги, партнеры по бизнесу, двоюродные братья и сестры, дядья и тетки. Оливия и Энни обратили внимание на Питера и Майкла Ариасов.

– Настоящие красавцы, правда? – Оливия рассматривала братьев Джима. – У Майкла очень характерная внешность, правда? Экзотическая.