Николай Леонов - Ждите моего звонка

• Название: Ждите моего звонка
• Автор: Николай Леонов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1968

---

— Климов, проваливай отсюда, — громко сказал начальник. — Товарищи, дайте Василию по шее и отберите у него стул. У нас совещание, а не мертвый час.

Климов встал и оглянулся.

— Давай, давай, — начальник вышел из-за стола, — Ребят обними и скажи, что представлены к именному оружию.

Климов махнул рукой Зайцеву, подталкиваемый друзьями, выбрался из душного кабинета и долго тер упорно закрывающиеся глаза. На улице стало несколько легче, а когда он вспомнил, какую шутку сыграли с ним Панин и Лавров, а он с ними еще не рассчитался, сон как рукой сняло. С криком «оборву уши» Климов зашагал в отдел.

Когда он, громко хлопнув дверью, вошел в кабинет, ребята прекратили разговор и встали.

— Так, голубчики, — сказал Климов, пытаясь придать лицу грозное выражение, сел за стол и потер руки, — сейчас я с вами поговорю.

Лавров стоял, опустив голову и потупив глаза, а Панин, наоборот, выставил вперед подбородок, и взгляд его был чист и невинен.

— Садитесь, — сказал Климов и неловко заворочался на своем прокурорском месте. — Разве можно так?

— Колька, оправдывайся! — зашептал Лавров.

— Верно, я виноват, — горячо заговорил Панин. — Но вы выслушайте, Василий Васильевич, — он встал и начал ходить по кабинету. Видно, его деятельная натура не могла находиться в состоянии покоя. — Подобрались мы к Серому вплотную, и заколодило. Он нас чувствует и на дело не идет. Тут еще Цыган Мишку узнал, и совсем неважно стало. Надо было или уходить, или атаковать, здесь Михаил и придумал, что если он меня «выдаст», то и себя реабилитирует и Серого успокоит, мол, сбежал мент, и Цыгана прижмет.

— А что ты здесь плел про Павла? — уже не скрывая улыбки, спросил Климов.

— Ничего я не плел. Когда Мишка кончил разговаривать с Павлом, встал и поправил прическу, что означало: сматывайся, я кивнул и пошел к выходу. Тут Павел подзывает, меня аж в пот бросило: неужто, думаю, задержать хочет? А он мне мелочь за пиво сует и шепчет: «Тебя Серж расколол, беги». Все так и было. Только по замыслу Мишки я должен был явиться к вам и все рассказать, а я испугался. Думаю, наверняка вы догадаетесь, что дела у Михаила плохи, раз мы такой ход сделали. Наказывайте, — Панин развел руками.

— А у меня все было просто, — сказал Лавров и смущенно улыбнулся. — Николай принял огонь на себя и скрылся, дальше все было, так сказать, дело несложной техники. Я полностью реабилитировал себя и скомпрометировал Рюмина, то есть Цыгана. Но Серый оказался не так прост и мне до конца не доверял; играя на нашей с Рюминым обоюдной ненависти, он связал мне руки. Когда явился Павел, стало ясно, что вы за ним проследили и адрес вам известен. Моей единственной задачей стало удержать Рюмина до возвращения налетчиков и ждать вас.

— Не удалось Рюмину осуществить свою мечту: стать главарем и повернуть банду с уголовщины на политику. Так Лавров спас Советскую власть, — сказал Панин, встал и пожал Михаилу руку.

Решив прижать ребят к стене и поубавить им спеси, Климов тяжело вздохнул и, почесав в затылке, сказал:

— Все это, конечно, хорошо, начальство даже вас награждать собирается, но мне-то что делать? — Он открыл лежащую на столе папку и взял первый подвернувшийся листок. — Вот заявление о том, что пятого августа в пьяной ссоре убит гражданин Кирюшин, известный вам под кличкой Свисток. Заявление зарегистрировано, и уже звонили из управления и спрашивали, что предпринято для розыска преступника. Что прикажете делать?

— Я выстрелил в порядке самозащиты, — быстро сказал Лавров.

— Точно, — вмешался Панин, — могу официально свидетельствовать, что гражданин Лавров говорит в данном случае только правду.

— Разберемся, — угрожающе пробормотал Климов и спрятал заявление в стол.

— Правильно, товарищ начальник, разберитесь. Решите этот вопрос принципиально, тем более и заявление у нас есть.

Климов посмотрел на говорившего Панина, не выдержал и вышел из-за стола.

— Да я тебе, постреленок... — начал он, засучивая рукава, перевел взгляд на Лаврова и замолчал.

Лавров сидел, запрокинув голову, и держал у носа какую-то склянку. Глаза у него были закрыты, ноздри раздувались, а на лице написано блаженство. Климов вспомнил страшные крики наркоманов, когда они мечутся по камере, лишенные своего зелья, на секунду опешил, потом подскочил к Лаврову и залепил ему пощечину. Лавров качнулся, склянка вылетела у него из рук, ударилась об стену и разбилась.

— Опять меня за Кольку бьют, — сказал Лавров, потирая пылающую щеку, — и погибли мои вещественные доказательства, — он вынул из кармана точно такую же склянку и протянул ее Климову.

Климов взял ее, посмотрел на хохочущего Панина и взорвался.

— Объясните мне, наконец, что вы вытворяете? Что это такое? — он сунул склянку Лаврову под нос.

— Кокаин, естественно, — сказал Лавров, отстраняясь и протирая платком слезящиеся глаза. — Ну и ручка у вас, Василий Васильевич!

— Кокаин? Так я тебе сейчас совсем башку оторву!

— Это моя выдумка, Василий Васильевич, — быстро проговорил Панин и схватил Климова за рукав.

— Выдумка его, а физиономия моя, — сказал Лавров и, прикрывая лицо платком, вышел из кабинета.

— Все объясню, — Панин театрально взмахнул руками перед лицом недоумевающего Климова. — Трубочек было две, в одной кокаин, в другой — ваниль. Понимаете? Мишка нюхал ваниль, а когда у него просили «нюхнуть», давал настоящий кокаин.

— Вот черти, — смущенно пробормотал Климов и потер щеку, — сходи узнай, как он там, — Климов забегал, по кабинету. — У меня где-то свинцовая примочка есть.

— Отойдет. Мишке только на пользу, а то он в самые герои забрался. А изображал он здорово. — Панин сел на стул, вытянул ноги, запрокинул голову и стал похож на изображающего покойника клоуна. — Не выходит, ноги у меня коротковаты, — он вскочил. — Понимаете, как я тонко рассчитал, Василий Васильевич. Если все поверят, что Мишка — наркоман, то автоматически отпадают все подозрения. До ужаса тонко. Даже слишком тонко, — Панин сокрушенно вздохнул. — Налетчики на Мишкины фокусы с кокаином — ноль внимания. Нюхает, ну и что?

— Уже можно? — спросил Лавров, открывая дверь и останавливаясь на пороге.

— Входи, я все урегулировал, — покровительственно ответил Панин.

— Только, пожалуйста, не извиняйтесь, Василий Васильевич, — быстро сказал Лавров. — Оплеуха была необходима, только выдана, как всегда, не по адресу. Но мне не привыкать, я в Киеве трое суток под арестом вместо Николая сидел.

— Вот мелочный человек!

Панин тяжело вздохнул и сел рядом с другом.

Климов молчал, поглядывая на ребят, и прикидывал, как бы их оставить в Москве.

Раздался телефонный звонок, и Климов машинально переспросил:

— Какой Киев?

— Самый обыкновенный, — зарокотал в трубку знакомый бас. — Ты свои штучки брось, я тебя за тыщу верст насквозь вижу. Дай-ка хлопцам трубку.

Вырывая друг у друга трубку и повернувшись к Климову спиной, Лавров и Панин разговаривали с «батей». Чтобы не стеснять ребят, Климов встал у окна, а когда в кабинет вошел Зайцев, он улыбнулся и приложил палец к губам.

— Шленов хочет поговорить с вами, — шепотом сказал Зайцев.

Они вышли из кабинета.

— Ты уж прости меня, Владимир Николаевич, но я с этим... — Климов замялся, подыскивая подходящее слово, — разговаривать не буду.

— Это почему же?

Климов услышал в голосе заместителя презрительные скрипучие нотки и остановился.

— Давай не ссориться. Хотя бы пару дней, что ли. Не могу я, понимаешь? Не могу видеть этого гада! — Климов расстегнул ворот рубашки и провел рукой но шее. — Сделай одолжение, допроси сам.

— Допрос я провел, — сказал Зайцев и, открыв дверь своего кабинета, жестом пригласил Климова войти, — Шленов дал исчерпывающие показания.

— Да куда же ему деваться, — проходя в кабинет, ответил Климов. — Гад, он во всем гад. Теперь небось валит на других, свою шкуру спасает.

— Какой ты правильный, Василий. Как судишь легко. Главное, всегда ты уверен в своей правоте. — Зайцев бросил папку, которую держал в руке, и ударил кулаком по столу.

Климов смотрел на заместителя, открыв рот. Это был первый случай, чтобы Зайцев повысил голос и говорил кому-нибудь «ты».

— А вот не валит на других Шленов, берет всю вину на себя, даже в чем не виноват. И знает, что расстрелять могут, а все берет на себя.

— Так что же, нам теперь его пожалеть и отпустить? — спросил Климов.

— Осудить! Оправдать! Посадить! Отпустить! — закричал Зайцев. — Понять! Понять человека надо. Почему Иван Шленов стал предателем? Почему? Не думал? И думать не хочешь, потому что для тебя он отрезанный ломоть. В тюрьму или к стенке, — Зайцев быстро ходил по кабинету и говорил, будто рубил сплеча. — А я не могу так. Ты не представляешь, что мог бы сидеть на его месте, а я представляю. Ты с первого дня революции шагаешь в ногу, и тебе все ясно. Ты узнал, что Зайцев окончил академию и служил в белой армии, — и Зайцев на мушке. Осталось только спустить крючок. А вот осечка, — он остановился перед Климовым. — Осечка, дорогой товарищ. Зайцев-то не предатель. И меня судить за академию — все равно что судить за форму носа или цвет лица. Я еще не родился, а меня уже ждали в этой чертовой академии. Я с молоком матери всасывал чуждые для тебя идеи, а сейчас мы рядом. А почему? Думаешь, я сразу разобрался, извинился за происхождение и зашагал в ногу? Черта с два. Меня большевики спасли. Настоящие большевики, тебе до них сто лет еще расти и разума набираться.