Лариса Шкатула - Рабыня благородных кровей

• Название: Рабыня благородных кровей
• Автор: Лариса Шкатула
• Жанр: Исторические любовные романы

От издателя

  Не в добрый час молодая княгиня Анастасия выехала из городских ворот! Как из-под земли налетел отряд монгольских всадников. И хоть рядом с ней были муж Всеволод и его верные воины - плена избежать не удалось. Судьба черной рабыни ждала молоденькую русскую княгиню, если бы не... полюбил ее ханский нукер. Да так, что женился на ней, а ребенка от князя Всеволода, вскоре родившегося у нее, признал своим. Крепче, чем первый муж, люб нукер Анастасии. Однако ей не дают покоя странные видения - словно будущее вдруг проносится перед ее глазами. И поначалу не догадывается она, что это дар, которым отмечен будет весь ее род, - на многие века. А потом понимает: от будущего не спрячешься и не уйдешь. Злая судьба гонит Анастасию под стены родного русского города, где ее уже никто не ждет...

---

Как в первый раз оно толкнулось при виде молодой женщины с огромной охапкой травы на спине.

Потом, когда она несла воду от колодца. В том же ветхом выгоревшем платье нищенки — и где отыскала такое скряга Эталмас!

Пальцы Анастасии, сжимавшие горло тяжелого кувшина, тонкие нежные пальцы госпожи, исколотые колючей травой, которые ему страстно захотелось поцеловать. Это становилось наваждением.

Тогда-то он и пошел к хану. Аваджи казалось, что, женившись на уруске, он вернет своему сердцу прежний покой.

Но он слишком глубоко заглянул в зеленый омут её глаз!

И теперь, когда она прижалась к нему в порыве благодарности, его сердце так громко стукнуло, что он понял: прежнего покоя ему никогда не обрести!

Аваджи знал, что Тури-хан распорядился подготовить его будущую жену так же, как готовили женщин для него самого. Служанки вымыли Анастасию в воде с ароматическим маслом, и все же она пахла по-своему: запахом свежести, смешанным с запахом парного молока и дурманом цветущих весенних деревьев.

Он осторожно коснулся её груди и, почувствовав, как на руку упала горячая капля слезы, испугался: "Неужели я обидел ее? Но чем?"

Так они стояли и молчали. Долго. И время сыпалось вокруг них, как песок бархана под легким ветром. Аваджи мог бы схватить её, опрокинуть на лежанку, словом, вести себя так, как вели мужчины с девушками желтой юрты, но что-то подсказывало ему: нельзя торопиться. И он не торопился. Аваджи умел ждать.

Наверное, Анастасия именно этого боялась, опять переживая свой позор в юрте Тури-хана, но когда подняла голову и встретилась с его спокойными ласковыми глазами, в которых светилось понимание, сама взяла его руку и положила себе на грудь.

Что ещё она могла ему дать? Несчастная обездоленная женщина с ребенком во чреве? Только благодарность. И женскую ласку, которой ему не хватало с самого рождения.

Глава седьмая. А в это время в Лебедяни…

Метавшийся в горячке князь Всеволод раз за разом переживал в воспаленном мозгу сражение, в котором удар копья монгола сбросил его с коня.

Он не видел, что было дальше.

А дальше его дружина получила неожиданную подмогу. Прорвавшийся сквозь русскую заставу отряд поганых обеспокоил жителей приграничного селения: так далеко вглубь их земель раскосые «мунгалы» давно не заходили.

Похватав колья, топоры, вилы, рогатины — у кого что было — люди прыгнули на два воза из-под сена, в кои запрягли по три крепких мужицких лошадки, ибо не для каждого народного ополченца нашелся бы справный конь, и помчались вдогонку за мунгалами.

Те, похоже, большого сражения не хотели и знали ярость мужика, ими обокраденного. Увидев пылящие к ним возы, полные вооруженных людей, вороги немедля умчались прочь.

Так уж повелось, что налетали они на урусские селения, будто рой злобных шершней, грабили то, что успевали, и исчезали. Такая манера трусостью у татаро-монголов не считалась, а была военной хитростью. Их обычная добыча не стоила того, чтобы складывать за неё голову. Голова ещё пригодится великому хану для настоящего дела.

Всеволода бережно подняли с земли, и его дружинники, коих осталась едва половина, наскоро перевязав рану, повезли князя домой.

Знахарку Прозору к Всеволоду привез Любомир, сын Астахов — этот рано повзрослевший горбатый подросток. Он тяжело перенес потерю любимой сестры, и теперь считал своим долгом сделать все для спасения её мужа. Или уже вдовца?

Несмотря на увечье, Любомир держался в седле как опытный наездник. Носясь по полям дикой степной кошкой, он водил знакомство с такими людьми, с какими его отец, боярин Михаил Астах, никогда не знался.

Любомир считал, что горячка князя сильно затянулась. Вызванный к Всеволоду искусный арамейский (Арамеи — выходцы из Аравии, предки современных ассирийцев) врач до сего дня справиться с болезнью не смог, потому и пришла Любомиру мысль привести в княжеские палаты Прозору. Познакомился Любомир Кулеш со знахаркой прошлым летом.

В тот день случилось неладное: выехал паренек на опушку леса, а на скаку обернулся посмотреть, не скачет ли кто за ним? Обрадовался, что от надзора батюшкиных отроков сбежал. Назад-то обернулся, а вперед не глянул. Ударился головой о низко склоненную ветку дерева и упал с коня. Вроде ударился о землю несильно, а в ноге дикая боль вспыхнула: ни вздохнуть, ни с места сдвинуться! Лежал он на земле и выл волком. Что же это за планида такая, ему наземь с высоты падать!

Еще в детстве, когда он упал с дерева, Любомир поклялся самому себе выше собственного роста не подниматься. Даже в терем к сестре не ходил, куда лестница высокая вела. После ветки дерева, что когда-то под ним обломилась, любая лестница казалась ему ненадежной. Что с того, если под ногами других ступеньки не ломаются? Под его ногой непременно обломится.

Как ни берегся юный боярин, а упал оттуда, откуда и не чаял: с коня, на котором всегда чувствовал себя увереннее, чем на собственных ногах.

Он лежал и выл от боли. Один, в безлюдном месте, где надеяться на помощь ему не приходилось.

— Расшибся, милый? — вдруг участливо спросил его женский голос, пробившийся через отупляющую боль.

— Ы-ы-ы, — только и смог произнести Любомир, по лицу которого катились беспомощные слезы.

Женщина присела над парнишкой, потрогала его уродливо вывернутую ногу, чуть приподняла и резко дернула. Он вскрикнул и на миг лишился сознания, а когда пришел в себя, боли не было. Все ещё не веря в случившееся, Любомир осторожно сел и прислушался к себе: может, боль просто притаилась, выжидает? Вот он попробует приподняться…

— Вставай, не бойся, — рассмеялась женщина. — Такое бывает: кость у тебя с места соскочила, а я её вправила. Как тебя зовут-то?

— Кулеш.

— А имя какое при крещении дали?

— Любомир.

Женщина провела пальцами вдоль его спины.

— А кто лечил тебя, Любомир, когда ты с дерева упал?

— Откуда ты знаешь, что я с дерева упал?

— Я много чего знаю… Знаю даже, что, окажись я в то время рядом, никакого горба у тебя бы не было.

— Говори, да не заговаривайся, — не поверил он. — Меня арамейский врач пользовал. Матушке поведал: на все воля божья, ничего поделать было нельзя!

Она взяла в руку кузовок с опятами, который несла прежде, и слегка поклонилась.

— Прощай, молодой боярин!

— Погоди, — забеспокоился Любомир. — Ты меня, чай, от смерти спасла.

Он открыл кисет, расшитый его подругой детства Милушкой, где, в отличие от взрослых, хранил не табак, а свои, нужные подростку мелочи, и где имелась у него серебряная деньга, подаренная батюшкой на Пасху.

— Вот возьми, за лекарство.

Женщина опять засмеялась.

— Небось, батюшка на пряники дал!

— На пряники… Я не маленький!

— Не возьму я с тебя плату, отрок! Помогла задаром, от чистого сердца. Употреби свою деньгу на доброе дело.

— Скажи хоть, как звать тебя? Кого в благодарственных молитвах поминать?

— Зовут меня Прозора. А дом мой подальше стоит, у Мертвого ручья. Знаешь?

— Знаю.

— Вот и приходи в гости когда-никогда.

— А можно я с сестрой приду?

— Приходи с сестрой. Я гостям рада…. А теперь поспеши. Небось, переполох в доме, тебя хватились…

И точно, Любомир не заметил, что времени прошло достаточно и матушка о нем забеспокоилась. Вестимо, батюшке пожаловалась. Тот хотел во гневе и вовсе сыну всяческие поездки запретить, да сестрица вмешалась, строгого родителя улестила. Мол, она сама с проказника теперь глаз не спустит. Но отроку Ляху, что был к юному боярину приставлен, плетей все же всыпали.

Мучимый раскаянием, Любомир отдал ему свою серебряную деньгу. Решил, что это и есть то доброе дело, о коем упоминала Прозора.

Под большим секретом рассказал он Анастасии о своем падении с коня и чудесной лекарке. У сестры глаза разгорелись.

— Знахарка одна живет?

— Про то она не сказывала. Но о людях все знает. Может, по глазам читает?

— На руку не взглянула? — спросила Анастасия.

— Не взглянула.

— А ежели она колдунья?

— Тогда не поедем?

— Все одно, поедем. Хочу с этой колдуньей-знахаркой встретиться, посмотреть, что да как.

Скоро после их беседы и оказия представилась. Пригласили Михаила Астаха на крестины в большое село Липицы, и взял боярин с собой в поездку младших детей — Любомира и Анастасию.

Посидев для порядка за столом со всеми, боярские дети отпросились у батюшки в окрестностях верхом прокатиться. А окрестности эти как раз находились поблизости от Мертвого ручья.

Брат с сестрой доскакали быстро. И ручей нужный нашли. И избу-сруб тут же увидели. Спешились, коней к дубу привязали. Сруб под ветвями этого лесного великана казался цыпленком под крылом матери-наседки.

Видно, ставил его умелец — венец к венцу, любо-дорого посмотреть. Такой он был ладный, ухоженный, словно и ненастоящий. Но высокое крыльцо носило на себе следы многих ног, а вышедшая из избы хозяйка тоже выглядела вполне настоящей.