Алексей Макеев - Последнее письмо поэта

• Название: Последнее письмо поэта
• Автор: Алексей Макеев
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-29750-4

---

– Боже упаси! – воскликнул Лев.

– Словом, из близких родственников у него только дядя имеется, старший брат погибшей матери. Точнее, имелся.

– В смысле?

– В прямом. Неделю назад дядя Арзамасцева отбыл в мир иной. Есть серьезные основания предполагать, что с отбытием ему помогли. То, что случилось, убийством в прямом смысле слова назвать, пожалуй, нельзя, – задумчиво сказал генерал. – Уголовное дело пока не заведено. И неизвестно, будет ли. Но в ориентировку по столице эта странная кончина попала. Именно поэтому я о смерти дяди и узнал. Потому что его фамилия уже неделю в общегородской сводке засвечена. В чем-то повезло мне, конечно, но тут не только везение. Когда я узнал, кто убиенному Аркадию дядей доводится, я тут же уши насторожил и стал интересоваться: где эта личность сейчас и чем она занимается. Оказалось, что личность в могиле. Сейчас сами все поймете, надоело мне вас интриговать. Вот еще один сюрприз: дядюшку звали Геннадий Вячеславович Салманов. Вам эта фамилия ничего не напоминает? Мне вот – да. Одну нашу недоработку.

Лев Гуров и Станислав Крячко переглянулись. Напоминает. Еще как! В сочетании с именем и отчеством. Профессиональная память оперативников четко удерживает детали прошлых дел.

В том числе и не самые приятные детали, «недоработки», как выразился генерал Орлов.

Чуть более трех лет назад они расследовали кражу серии уникальных художественных миниатюр из Пушкинского музея. Там не только кража была, но и два связанных с ней убийства, так что вмешательство ГУ угрозыска МВД оказалось вполне оправданным. Миниатюры общей стоимостью около полутора миллионов долларов чуть не уплыли за рубеж, в частные коллекции. Одной из центральных фигур этого грязного дела был, по убеждению Гурова, которое Крячко полностью разделял, Геннадий Вячеславович Салманов, в ту пору – старший научный сотрудник музея. Нет, сам он не крал, тем более не убивал, но мозгом преступного замысла являлся. Что неудивительно: в краже из наших музеев нет ничего сложного, любой дурак сумеет, не высшая, чай, математика. Особенно из фондов. Достаточно вспомнить нашумевшие дела недавних лет: тащили из Эрмитажа, из Русского музея, из Публичной библиотеки… Откуда только не тащили! Трудно не красть, трудно утащить что-то стоящее… Вот в «стоящем» и путях его реализации Салманов разбирался отлично, а исполнителей среди криминалитета отыскать – не такая уж проблема, было бы желание. Но посадить Салманова на скамеечку подсудимых не удалось, не хватило доказательств, вмешались очень дорогие адвокаты, да и покровители у старшего научного сотрудника нашлись весьма высокие. На процессе Геннадий Вячеславович присутствовал лишь в качестве свидетеля. Сроки, и весьма немалые, получили как раз исполнители. Да и то не все! По мнению полковника Гурова, это было в высшей степени несправедливо. В который раз сыщики сталкивались с подобной ситуацией: все вроде бы всем понятно – вот он, преступник! А наказать его, оставаясь в рамках закона, невозможно. Профессионалам уровня Льва Гурова и Станислава Крячко волком выть хочется в таких случаях от собственного бессилия. Да и генерал Орлов, отслеживавший ход «музейного» дела от начала до конца, остался очень недоволен. Мало того, несколько человек, попавшие в орбиту следствия усилиями Гурова и Крячко, были освобождены в зале суда с формулировкой «по недоказанности». Обвинение развалилось, причем основные усилия для этого приложил Салманов и его адвокаты. А сыщики были твердо убеждены: фигуранты активно участвовали и в кражах миниатюр, и в двух убийствах.

Из музея Салманова, само собой, выгнали. Но в нищету Геннадий Вячеславович отнюдь не впал. В известных кругах Москвы Салманов издавна пользовался репутацией одного из самых крупных коллекционеров и знатоков антиквариата. Его основной деятельностью были и оставались скупка и торговля старинными рукописями, картинами, манускриптами, инкунабулами и прочими, как принято выражаться официальным языком, «материальными объектами, имеющими культурно-историческую ценность». Надо отдать Геннадию Вячеславовичу должное: среди тех «объектов», которые он коллекционировал, которые скупал и перепродавал, дешевок и подделок не было. Показательно, что в среде столичных антикваров и коллекционеров Салманов имел о многом говорящее прозвище Крокодил. И отнюдь не потому, что был тезкой симпатичного героя прославленного мультфильма про Чебурашку.

Тогда, три года назад, полковник Лев Гуров волей-неволей близко познакомился с Геннадием Вячеславовичем Салмановым. Оперативная необходимость! Удовольствия такое знакомство Гурову не доставило, как раз наоборот. Мало кто сподобился вызвать у Льва Ивановича столь неприязненные чувства и подлинную брезгливость, а уж Гуров-то каких только негодяев за время работы в розыске не видел!

Хитрый, жадный и трусливый, скользкий, как обмылок, Салманов был начисто лишен даже зачатков совести. При этом Геннадий Вячеславович смотрел на полковника Гурова – в его понимании нищего и тупого мента! – с откровенным презрением. Дескать, руки у тебя коротки причинить мне серьезные неприятности, а тем более упечь на нары.

Прав ведь был Геннадий Вячеславович, коротки оказались у сыщиков руки.

Глава 3

В то же самое время, когда Лев Гуров, Станислав Крячко и Петр Николаевич Орлов проводили в генеральском кабинете первое оперативное совещание по «делу Арзамасцева», в небольшой подсобке книжного магазинчика на Грузинском Валу состоялся еще один примечательный разговор.

Собеседников было двое, и для одного из них, высокого щеголеватого мужчины средних лет с короткой стрижкой, английский язык, на котором велся разговор, явно был родным. Второй выглядел помоложе и попроще, а произношение и некоторая неуклюжесть в строении фраз выдавали в нем нашего соотечественника. И еще что-то неуловимое в его внешности и манере поведения натолкнуло бы опытного человека, тем более профессионала уровня Льва Гурова, на мысль: этот из блатных. Не из «пехоты», нет. Хороший средний уровень.

А то, что английский неплохо знает, особо удивлять не должно. Далеко не все российские мафиози – тупые скоты с одной извилиной.

– Вчерашний прокол не может быть дурацким совпадением! – возбужденно говорил второй, и было ясно, что он оправдывается. – Тут, скорее всего, трюк. Почему только половина? В записке Арзамасцева речь шла о целом документе, не так ли? А теперь этот уголовник набивает себе цену, он хочет вас кинуть, понимаете вы это, лорд? Пользуется тем, что проверить правдивость его слов мы не можем! Арзамасцева теперь не расспросишь… Стоило ли торопиться? Зачем вам вообще понадобились такие крайние решения? Мы так не договаривались. Или мое слово здесь вообще ничего не значит?

– Нас кинуть, – холодно поправил его «англичанин». – Нас, а не «вас», мы в одной лодке. Забыли, сколько денег мы уже выплатили вам? Среди порядочных людей авансы принято отрабатывать. А непорядочных людей принято воспитывать. Не стесняясь в средствах. Еще раз: я ведь плачу вам хорошие деньги, не так ли? И если до вас еще не дошло, то поясню: плачу я их не только за то, чтобы вы делали свое дело, согласно нашим предварительным договоренностям, но и за то, чтобы вы не проявляли излишнего и неуместного любопытства. Не забывайте, Павел, кто здесь главный. Помните, что вы второе лицо лишь номинально, вас за этим и нанимали. Для вывески. Для обеспечения безопасности нашего предприятия. Для связи с вашими гм-м… знакомыми в определенных сферах. Но не более! Что, зачем и для каких целей понадобилось мне и моим гм-м… коллегам и заказчикам, вас совершенно не касается. Есть хорошее правило: «Меньше знаешь – крепче спишь!» А вот если знаешь больше, чем тебе положено, особенно в таких делах, как наше, то появляется солидный шанс уснуть совсем крепко. Навеки. Замечу, кстати, что этого, как вы изволили выразиться, уголовника мы наняли с вашей подачи.

– И что с того? Настоящие профессионалы продаются. Но не перепродаются. Особенно профессионалы такого… э-э… профиля.

– Верно, только с одним уточнением. В цивилизованных странах. А в вашей проклятой России возможно все. Ненавижу эту страну. Хоть третий год сижу здесь, как проклятый, не могу ее понять.

– Если бы только вы, – криво усмехнулся его собеседник. – Третий год, говорите? Э-хе-хе… Я вот тут родился тридцать с лишним лет тому назад, каких только дорожек не топтал, пять лет у хозяина чалился, а это те еще университеты с академиями. И то никак привыкнуть не могу. Какое тут, к лешему, понимание!

Что верно, то верно. В России многое, если не все, делается сдуру, словно по пьяни, как бы само собой. На халяву. Дворцовые перевороты, реформы и революции, стройки и перестройки, репрессии и реабилитации, приватизации и деприватизации… Особенность национального характера! Раз уж даже Федор Иванович Тютчев свою родину «умом понять» не мог, то куда там нам, грешным! И тем более какой спрос может быть с западных обывателей? Ведь в массе своей они до сей поры уверены, что Россия – дикая страна, где в городах не встретишь домов выше двух этажей, а по заснеженным улицам шляются медведи и толпы нищих. А хоть бы и не к обывателям это относилось, а к более серьезным людям со специфическими интересами. Какой тут третий год! Тут жизни не хватит. Оттого-то и попадают западные варяги впросак. Кстати, «варяги» очень похожи на «ворюги». Коими, заметим, варяги и были.