Рю Мураками - Экстаз

• Название: Экстаз
• Автор: Рю Мураками
• Жанр: Контркультура
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00070-6

Рю Мураками в Японии считается лучшим писателем современности. Его жестокая, захватывающая, экстремальная проза определяет моду не только в словесности, но и в кино. «А ты сам-то знаешь, почему Ван Гог отрезал себе ухо?» Именно под влиянием этой загадки Миясита, хрупкое я этой истории, решит попробовать развлечься новой игрой (которая станет для него смертельной) — садомазохистскими отношениями. Как в видеоигре, захваченный головокружительным водоворотом наслаждений, в дурмане наркотиков, он дойдет до убийственного крещендо и перейдет границу, из-за которой нет возврата.

ЭКСТАЗ — первый том трилогии, включающей МЕЛАНХОЛИЮ и ТАНАТОС, — был впервые опубликован в 2003 году. Сюжет вращается вокруг трех персонажей: мадам, искушенной в нимфоманских и садомазохистских удовольствиях, практикующей в Токио, японского бомжа, бродящего по Нью-Йорку, и юной актрисы, живущей в Париже.

Рю Мураками в который раз приоткрывает нам завесу над самыми темными сторонами нашей реальности, придавая новое звучание своим «монологам о наслаждении, апатии и смерти».

---

— Очко в твою, — поздравил меня собеседник.

Затем, после некоторой паузы, я сам задал ему вопрос:

— Я хотел бы знать… могу ли я спросить, почему вы так живете? Вид у вас вполне нормальный, не скажешь, чтобы алкоголик в последней стадии или совсем конченый человек…

Он рассмеялся:

— «Я хотел бы знать, могу ли я спросить, почему…» Да ты ведь уже спросил… Вообще-то это тебя не касается; а впрочем, слушай. Знаешь, я уже, наверное, полгода так не смеялся, — прибавил он. Это сложно понять, но я, пожалуй, попробую тебе объяснить. Вот, например, мы с тобой сейчас здесь мило беседуем, как будто даже понимаем друг друга, но предложи я тебе уйти отсюда, двинуть туда, где бухают, это место называется Коттедж, ты бы не смог пойти, и наоборот, скажи, пустят ли нас вдвоем куда-нибудь, в бар или в кафе, куда ты привык ходить? Все дело, видишь ли, в том, что мне плевать. Улавливаешь? Даже если это сложно просечь, я тебе скажу одно: мы здесь, потому что эта ваша жизнь нас утомила. Что до всего прочего, то позволь мне оставить это при себе. Ну ладно, мне пора, — сказал он, поднимаясь.

Мы пожали друг другу руки. У этого рука не была мягкая, как у остальных. Совсем уже собравшись уходить, он протянул мне клочок бумаги и сказал с загадочным видом:

— Смотри, только если будет время… Позвони по этому номеру, скажи, что от меня, и тебе дадут денег…

Когда я вернулся в отель, было три часа утра. Я переоделся в пижаму и уже чистил зубы, когда в дверь моего номера постучали. Я пошел взглянуть в глазок, кто там. За дверью стоял Мартышка.

— Ничего, если я зайду на минутку?

— У меня завтра съемка в восемь утра, — ответил я раздраженно.

— Извини. Я никак не могу уснуть.

Мартышка, казалось, был пьян и выглядел, прямо скажем, паршиво. Я предложил ему кресло. Это помещение было на удивление маленьким для одноместного номера в западном отеле, вдвоем здесь было не продохнуть.

— Немного пудры? — предложил Мартышка, сунув мне под нос маленький пакетик с белым порошком.

Я замотал головой.

— Ты против? — спросил он.

Я смотрел на него в упор, не отвечая, и лишь хотел, чтобы он побыстрее убрался из моего номера.

— А по тебе не скажешь!

Мартышка лукаво улыбнулся, и эта кривая улыбка не сходила с его лица, пока он осторожно высыпал кокаин металлической палочкой, похожей на фитиль для чистки ушей. Затем он залпом втянул носом бороздку. Мы сидели друг против друга — я на краешке кровати. Мартышка в кресле, при этом наши колени почти соприкасались — такой узкой была комната. Я хотел поразмышлять над разговором, который состоялся у нас с бомжом, и присутствие Мартышки меня раздражало. На таком близком расстоянии дикие звери уже оскалились бы.

— Что, ходил прогуляться? — спросил Мартышка, подняв голову и продолжая шмыгать носом.

Я ничего не ответил, разве только взглядом, который ясно говорил: «Не понимаю, каким боком тебя это касается». Когда Мартышка заметил этот взгляд, на его лице появилось какое-то двусмысленное выражение, нечто вроде грустной улыбки, плохо скрывавшей его смущение. Стыд и бессилие… Ему явно было не по себе в присутствии того, кто тянет из него всю энергию.

— Ты вот… — с трудом проговорил Мартышка, — за словом в карман не полезешь, сразу чувствуется, что твои слова лезут не из головы, а из кишок, со всей желчью, какая там накопилась. Ты не из завистливых, так ведь?

— Не знаю, — ответил я. — Слушай, извини, но я хочу спать. У нас завтра уйма работы, и тебе лучше вернуться к себе.

— Извини, конечно, мне не следовало досаждать тебе, — вежливо сказал он, уставившись в пол.

Я не обладаю никакими сверхъестественными способностями, но в тот момент мне показалось, что над ним нависло что-то неопределенное и давящее, какое-то трагическое бессилие. Я даже поймал себя на том, что испытываю к нему своего рода симпатию. Я находился в Нью-Йорке, только что говорил с одним странным бомжом, и теперь вот составляю компанию идолу подростков, страдающему бессонницей. Ничего этого я раньше не знал, общаясь лишь с компьютером и телексом, и я наконец смирился. Мартышка взглянул на меня и улыбнулся, должно быть, почувствовав, что мое раздражение поутихло.

— Просто, знаешь, кроме тебя мне не с кем поговорить…

— Я, конечно, могу тебя выслушать, но не уверен, что смогу тебя понять.

— Не то чтобы меня что-то пугало, чтобы я боялся чего-то определенного. Я даже думаю, что я сильнее многих из моего поколения, я могу размышлять. Но я уверен, что ты, например, презираешь никчемного идола, которого мелкая продюсерская компания дергает за ниточки. Вот что я чувствую.

— Вовсе я тебя не презираю.

— Ну да. Презрение — это неподходящее слово, я не собираюсь плакаться в твою жилетку, не беспокойся. Иногда слова становятся загадочными, — прибавил он несколько смущенно, прежде чем опять начать улыбаться. — Прежде чем стать ассистентом дрессировщика обезьян, я какое-то время работал подносчиком в отеле люкс квартала Акасака. Конечно, гордиться тут нечем, но у меня осталось от того времени некое смутное чувство, от которого я никак не могу избавиться и о котором я ни с кем еще не говорил. Я родом из маленького поселка на Севере, ростом я не вышел, но зато умею быстро бегать. Мать моя была в некотором роде интеллектуалкой, что довольно редко для такого захолустья. Это была очень уверенная в себе женщина, она давала мне книги, заставляла меня слушать музыку. Она воспитала меня так, чтобы я не испытывал комплекса неполноценности. Другими словами, чтобы не завидовал остальным. Когда я бросил учебу, один приятель рекомендовал меня в отель, и я начал там работать. Я не собирался долго задерживаться на этом месте, а между тем я быстро освоился и всегда умел ладить с клиентами. Знаешь, не следует думать, что простой подносчик — ничто! Я хочу сказать, что у него тоже есть своя индивидуальность, но он вынужден держать ее под униформой, и ты не поверишь, но это очень даже приятное чувство. Думаю, это похоже на временную необходимость быть чьим-нибудь рабом, понимаешь?

— Да. конечно. — ответил я. — Но если статус подносчика превалирует над личностью и положение, в котором ты вынужденно оказываешься, — это положение раба, то, вероятно, это же можно сказать и о других профессиях.

— Нет, вовсе нет. Я не превращаю это в экзистенциальный вопрос. Роль подносчика подразумевает и обязанности, которые ты должен выполнять, и это свойственно всем профессиям в мире. Если ты усвоишь несколько правил, эта работа окажется совсем не сложной. Правила эти копируют западные критерии общительности. Словом — прислуга, чего там! Если требуется, чтобы ты спрятал свою индивидуальность, это не значит, что ты превратился в робота. Но мне кажется — как бы это сказать? — что человек, пытающийся задушить свою индивидуальность, наделен неким странным эротизмом, конечно. это связано с состоянием подчинения или с чем-то в этом роде.

Глубокие слова. Я попытался представить себе Мартышку в униформе подносчика отеля, похожей на ту, в которую одеты военные музыканты. Подчинение, влекущее за собой эротизм. Я, кажется, смутно начал понимать, о чем он говорил. Но если он был прав, то какое тут подчинение у подносчика?

Я открыл холодильник и достал две бутылки «Короны», которые купил накануне в лавке на углу. Одну протянул Мартышке, выжав туда четвертинку зеленого лимона. Он поднял голову и взял пиво.

— Спасибо, — сказал он, шмыгнув носом. Потом внимательно посмотрел на меня.

— Ты все предусмотрел!

— Что?

— После кокаина нет ничего лучше, чем сухое шампанское или пиво «Корона». А с зеленым лимоном это еще и витамин С… — сказал он, прежде чем втянуть следующую бороздку, которую он только что осторожно высыпал с помощью все того же металлического ушного фитиля.

— Ты хочешь сказать, что у пива тогда лучше вкус? — спросил я.

Мартышка подтвердил:

— Порошок усиливает любое ощущение.

— И поэтому ты не можешь теперь глаз сомкнуть?

— Нет, это оттого, что я немного переборщил. При малых дозах проблем нет, — сказал он, протягивая мне пакетик и палочку. — Нужно сразу вдохнуть. Ты правда в первый раз?

«Интересно, у пива на самом деле улучшится вкус?» — думал я, разглядывая капельки жидкости, осевшие на стенках бутылки.

— Погоди. Если это правда в первый раз, тебе следует насыпать настоящую бороздку. Здесь тоже свой ритуал.

Мартышка вытер край низкого стола своим платком. Затем насыпал три небольшие горки, которые размял ребром кредитной карточки. Превратив кокаин в мельчайший порошок. Мартышка сделал из него две узкие полоски длиной в шесть-семь сантиметров и, вытащив из бумажника купюру в сто долларов, свернул ее в трубочку. Нагнувшись к полоске кокаина, он провел вдоль нее купюрой, вставленной в нос, затем обернулся ко мне.