Виктория Холт - Кирклендские услады

• Название: Кирклендские услады
• Автор: Виктория Холт
• Жанр: Исторические любовные романы

После окончания школы девятнадцатилетняя Кэтрин Кордер возвращается домой. Она никак не может привыкнуть к унынию, царящему в доме отца и, спасаясь от одиночества, очень скоро выходит замуж. Брак длится недолго, и молодая вдова, пытаясь выяснить причину смерти супруга, начинает понимать, что ей и будущему наследнику родового поместья угрожает опасность…

---

— Мне пора, — сказала я.

Он кивнул.

— Я отвезу пса, хорошо? — предложил он и, не дожидаясь ответа, помог мне сесть в седло. Затем дал подержать собаку, пока садился сам, а потом забрал ее, взял под мышку и спросил: — Куда ехать?

Я показала, и мы поскакали. Через двадцать минут мы остановились у ворот Глен-Хаус. По дороге мы почти не разговаривали.

— По правде говоря, этот пес ваш, — сказала я. — Ведь за него заплатили вы.

— В таком случае я его вам дарю. — В глазах юноши светилась улыбка. — Но хочу сохранить на него и свои права. Мне интересно, выживет ли он. Можно мне к вам наведаться и узнать?

— Конечно.

— А если завтра?

— Как вам угодно.

— И кого я должен спросить?

— Мисс Кордер… Кэтрин Кордер.

— Благодарю, мисс Кордер. Габриэль Рокуэлл завтра навестит вас.

При виде собаки Фанни пришла в ужас:

— Ну, теперь везде будет собачья шерсть, не иначе! И в супе тоже. И от блох спасу не будет, вот попомните!

Я промолчала. Весь день я ухаживала за собакой, кормила ее каждые два часа маленькими порциями хлеба с молоком и ночью тоже покормила один раз. Нашла корзину и устроила пса в своей комнате. Это была первая счастливая ночь после моего возвращения домой, и я понять не могла: как это я в детстве не попросила, чтобы мне подарили собаку? Может, потому, что знала: Фанни такого никогда не допустит.

Но теперь это не имело значения — собака спала в моей комнате.

Пес с самого начала признал во мне друга. Лежа в корзинке, он едва мог пошевелиться от слабости, но его взгляд говорил, что он все понимает и благодарен мне за старания. Его уже влюбленные глаза, не отрываясь, следили за каждым моим движением. И я понимала, что он будет предан мне до конца своих дней. Я ломала голову, как его назвать. Должен же пес иметь имя! Ведь не стану я именовать его про себя Цыганенок! И вдруг вспомнила, что сегодня пятница, и тут же решила: пусть он будет моим Пятницей. Так у пса появилось имя.

К утру Пятница явно пошел на поправку. И поскольку моя тревога улеглась, я стала с нетерпением поджидать Габриэля. Меня все больше интересовал этот молодой человек, сыгравший такую благородную роль во вчерашнем приключении. Меня слегка разочаровало, что он не приехал утром, и я даже загрустила, боясь, что он забыл про нас. Мне очень хотелось еще раз поблагодарить его, так как я не сомневалась, что Пятница обязан ему жизнью.

Габриэль приехал днем. Было три часа, я играла у себя в комнате с собакой, когда снизу до меня донесся стук копыт. Пятница насторожил уши и завилял хвостом, словно почуял, что приближается еще один его благодетель.

Стоя так, чтобы Габриэль не мог меня увидеть, если вдруг поднимет глаза, я выглянула в окно. Он, безусловно, был красив, но какой-то хрупкой красотой. Это резко отличало его от йоркширских мужчин. И облик у Габриэля, вне всяких сомнений, был аристократический. Я отметила это еще вчера, но подумала тогда, что мне это просто показалось, по контрасту с прежней хозяйкой Пятницы.

Боясь, как бы гостю не оказали нелюбезный прием, я поспешила вниз.

Поджидая его, я надела синее бархатное платье — мое самое нарядное, а косы венцом уложила вокруг головы. Когда я вышла на нашу подъездную аллею, Габриэль как раз подъехал к дому. Сняв шляпу, он отвесил почтительный поклон, показавшийся мне верхом учтивости, хотя Фанни наверняка назвала бы это «кривляньем».

— Приехали! — воскликнула я. — Пес поправляется! Я назвала его Пятницей, раз он нашелся в этот день.

Габриэль спешился, а из дому вышла Мэри, и я попросила ее позвать кого-нибудь из конюшни, чтобы лошадь отвели в стойло и накормили.

— Проходите, — пригласила я Габриэля в дом, и, когда он вошел, в холле сразу стало светлее.

— Разрешите, я провожу вас в гостиную и распоряжусь, чтобы нам подали чай? — сказала я.

Пока мы поднимались по лестнице, я рассказала ему, как выхаживала Пятницу.

— Сейчас принесу его. Увидите сами, насколько ему лучше.

Я раздвинула шторы и подняла жалюзи, и гостиная сразу повеселела, но, может, причиной тому было присутствие Габриэля. Он сел в кресло, улыбнулся мне, и я сообразила, что сейчас, в синем бархатном платье и с тщательно причесанной головой, кажусь ему, наверное, совсем не похожей на вчерашнюю девушку в костюме для верховой езды.

— Рад, что вам удалось спасти пса, — сказал он.

— Это вы его спасли!

Габриэль был польщен, а я позвонила в колокольчик, и почти в ту же минуту на пороге появилась Дженит. Она уставилась на гостя, а когда я попросила подать чай, у нее сделался такой вид, будто я прошу ее достать луну с неба.

Еще минут через пять в гостиную вплыла Фанни, явно недовольная. Но еще больше рассердилась я. Пора ей понять, кто хозяйка в доме.

— Я вижу, у нас гости, — ворчливо заметила Фанни.

— Да, Фанни, нам нанесли визит. Будьте добры, проследите, чтобы поскорее подали чай.

Фанни поджала губы. Видно было, что она придумывает, как бы поязвительней ответить, но я повернулась к ней спиной и обратилась к Габриэлю:

— Надеюсь, вам недолго пришлось добираться.

— Я живу в гостинице «Черный олень» в Томблерсберри.

Томблерсберри, маленькая деревушка вроде нашей, находилась в пяти-шести милях от нас.

— Вы там проездом?

— Да, всего несколько дней.

— Наверное, приехали отдохнуть?

— Можно и так сказать.

— А где вы живете, мистер Рокуэлл? В Йоркшире? Простите, я, кажется, задаю слишком много вопросов.

Я заметила, что Фанни удалилась. Может, на кухню, а может быть, даже в кабинет отца. Наверное, она считает крайне неприличным, что я принимаю джентльмена одна. Ну и пусть себе думает что угодно! И ей, и отцу пора понять: жизнь в этом доме не только невыносимо тосклива, но и совсем не подходит молодой леди, получившей такое образование, как я.

— Что вы! — отозвался Габриэль. — Спрашивайте что хотите. Если я не смогу ответить, я так и скажу.

— Так где же вы живете, мистер Рокуэлл?

— Наше поместье называется «Кирклендские услады». Это в деревне, вернее, на окраине деревни, которая называется Киркленд-Мурсайд.

— «Кирклендские услады»! Какое веселое название!

По изменившемуся выражению его лица я поняла, что мои слова чем-то его смутили. Больше того, я догадалась, что моему собеседнику дома живется не слишком сладко. Может быть, поэтому на его лице лежит тень печали? Мне следовало обуздать свое любопытство и не лезть ему в душу, но я никак не могла уняться.

— Киркленд-Мурсайд, — повторила я. — Это далеко отсюда?

— Наверное, миль тридцать.

— Значит, вы здесь отдыхаете и вчера отправились на прогулку по пустоши, когда…

— Когда случилось это происшествие с собакой. Думаю, меня оно порадовало не меньше, чем вас.

Я почувствовала, что неловкость между нами прошла, и предложила:

— Извините, я ненадолго отлучусь, схожу за Пятницей.

Когда я вернулась, неся корзину с собакой, в гостиной был отец. Вероятно, Фанни настояла, чтобы он не оставлял нас одних, да и самому отцу это, вероятно, казалось нарушением приличий. Габриэль рассказывал ему, как мы торговались из-за собаки, и отец держался чрезвычайно приветливо. Он был само внимание, и я почувствовала благодарность за то, что он хотя бы напускает на себя заинтересованный вид. Ведь на самом деле все это его интересовать не могло.

Пятница трепыхался в своей корзине, делая слабые попытки встать. Он явно обрадовался Габриэлю, длинные изящные пальцы которого ласково почесывали его за ухом.

— Пятница полюбил вас, — заметила я.

— Но главное место в его сердце принадлежит вам.

— Я ведь и познакомилась с ним первая, — напомнила я. — Теперь он всегда будет со мной. Разрешите мне вернуть вам деньги, которые вы заплатили цыганке.

— Даже слышать об этом не желаю, — заявил Габриэль.

— Но я хочу, чтобы Пятница полностью принадлежал мне.

— Так и есть. Но не скрою, и мне хотелось бы знать, как обстоят его дела. Разрешите, я еще раз заеду справиться о его здоровье?

— Неплохая мысль — завести собаку, — признал отец, подошедший к корзине взглянуть на Пятницу.

Мы так и стояли вокруг корзинки, когда Мэри ввезла столик с чаем. Кроме хлеба с маслом и печенья на подносе красовались горячие пышки. Я разливала чай из серебряного чайника и впервые после возвращения из Франции чувствовала себя счастливой. Наверное, такое же удовольствие я могла испытать только от возвращения дяди Дика.

Лишь позже я поняла, почему мне было так хорошо: иаконец-то в доме появился кто-то, кого я могла любить. Я имею в виду Пятницу. О Габриэле я так еще не думала, это пришло потом.

Следующие две недели Габриэль постоянно наведывался в Глен-Хаус, а Пятница уже к концу первой из этих недель вполне поправился. Его раны зажили, регулярное питание сделало свое дело.

Он спал в моей комнате в корзинке и всюду следовал за мной по пятам. Я все время с ним разговаривала. С Пятницей дом стал совсем другим, моя жизнь переменилась. Пес не довольствовался ролью компаньона, он жаждал быть моим защитником. Когда он смотрел на меня, его влажные глаза источали обожание. Пятница понимал, что обязан мне жизнью, и, так как он был преданным существом, я не сомневалась: он будет хранить память об этом пока жив.