Екатерина Мурашова - Земля королевы Мод

• Название: Земля королевы Мод
• Автор: Екатерина Мурашова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Второй роман любовно-авантюрной трилогии «Анжелика и Кай». Читатель попадает в обыкновенно-экзотическую коммунальную квартиру на Лиговском проспекте в центре Петербурга. Инвалид-афганец Семен, шизофреник Аркадий, работающий в детском доме, пьющая семья Кривцовых, портниха-надомница и мать-одиночка Наталья, рыночная торговка Дашка – все это соседи Анжелики, и у каждого из них – своя история. И еще: именно в этой квартире накануне установления Ленинградской блокады Лев Шеин спрятал эвакуированные из Могилевского обкома партии сокровища. Единственная из жителей квартиры, кто помнит о них сегодня,  – подруга  Льва, глубокая старуха Фрося, которую когда-то называли «красной проституткой». Лев предупредил Фросю, что когда-нибудь за сокровищами вернется он сам или его сын Иван, которого она узнает по условленному знаку…

---

Наталья, которая вместе с четырнадцатилетней дочерью Русланой живет в самой дальней от входа комнате – озлобленная на весь свет мать-одиночка. Работает закройщицей. Берет заказы на дом. Зарабатывает неплохие, в сущности, деньги. Все время жалуется на нищету и на то, что «воры жируют, а порядочным людям не на что купить кусок хлеба». Дочку держит в ежовых рукавицах, не пускает «шляться» с подружками и колотит за тройки. Потом демонстративно пьет на кухне корвалол. Говорит, что ее единственная цель: вывести Руслану «в люди». Честно сказать, даже не знаю, что она под этим подразумевает. Сделать дорогой содержанкой, выдать замуж за какого-нибудь «папика»? Или она хочет, чтобы Руслана получила высшее образование и сделала карьеру? Иногда мне кажется, что Наталья сама не может определиться. Между тем девочка давно научилась врать, лицемерить, и манипулирует матерью как хочет. Когда в школе контрольная, к которой Руслана не готова или наступает очередь Натальи убирать места общего пользования, у Русланы всегда – мигрень или менструация. Она лежит и стонет. Все так прозрачно, что даже Машка Кривцова иронизирует по этому поводу. Наталья же как будто бы ничего не замечает.

* * *

В пятнадцатиметровой комнате у входа обитает Леша, которого все в квартире называют Браток. Леша – коренной и потомственный лиговский житель. Однажды в кухне, когда его после огромной порции картошки с тушенкой потянуло на философию, он сказал мне, сидя перед пустой тарелкой и глядя в крашеную зеленой краской стену невидящими глазами:

– А вот знаете, Анжелика Андреевна, я тут подумал: какая судьба-злодейка! Те, с кем я на улице вырос, те, кто меня мальком в рюмочной по головке гладил, когда меня папаша погулять водил, – где они? Кто в тюряге оказался, кто от водки сдох, кого пристрелили в недавнюю пору… А я – вот, живу… В чем же мне задача отмеряна?

Я, как могла, выразила сочувствие и искреннее восхищение глубиной Лешиных размышлений, которое он, кажется, принял за издевательство.

Лет Леше около тридцати. Более десяти лет назад жгучее желание уйти из многодетной семьи потомственных пропойц-пролетариев толкнуло его в объятия какой-то криминальной группировки, которых в те годы развелось видимо-невидимо. Обладая, как и все дети улицы, незаурядной способностью к мимикрии, он быстро приобрел вид заправского, какого-то даже слегка карикатурного братка (отсюда и кличка). Носил соответствующие цепи, пиджаки, прически и выражение лица. В «профессиональной» деятельности всегда был, как я понимаю, исполнителен и молчалив, казался тупым, но далеко не был им. Почти не пил, занимался бодибилдингом в подвальном тренажерном зале. Полученные деньги не пропивал и не прогуливал, как большинство низовых братков. Напротив, несколько раз, посоветовавшись с кем-то компетентным, удачно сыграл на банковских вкладах, инфляции, дефолте и т.д. Купил и обставил свою теперешнюю комнату, приобрел дорогую электронику и бытовую технику. Купил компьютер, на котором ежевечерне, с угрюмым постоянством давил и расстреливал каких-то в меру отвратительных монстров. Постоянных связей с женщинами избегал, так как не умел никому доверять, довольствовался случайными встречами. Ни с кем из «коллег» накоротке не сходился. Все эти годы Лешей двигала вполне лермонтовская «одна, но пламенная страсть» – вырваться из заплесневелого угара мира своего детства. Когда это, наконец, произошло (во всяком случае, с материальной стороны. О «духовной» стороне бытия в присутствии Братка никто никогда не упоминал, и потому он просто не подозревал о ее существовании) , он сумрачно огляделся по сторонам и, как и Мцыри, понял, что не знает, что делать дальше.

На этом месте его нерядовые усилия были вознаграждены судьбой или случаем, и Леше попросту повезло. Один из средних криминальных авторитетов, с годами легализовавшийся в почти законопослушного бизнесмена от торговли электроникой, случайно повстречал знакомого ему Братка в тренажерном зале и пригласил его к себе на службу, уже вполне официальную, с применением трудовой книжки. Леша тут же согласился. Нынешние служебные обязанности Братка в фирме благодетеля никому не известны, и он, как легко догадаться, о них не распространяется. Можно предположить, что это что-то на грани закона, так как никакой специальности, кроме специальности боевика, Леша так и не приобрел.

Внешность Леши такова, что незнакомому человеку не захочется входить с ним в один лифт или подворотню. Иногда кажется, что Кинг-Конга моделировали с учетом кого-то из лешиных родственников. Где-то процентов на восемьдесят это (даже искусственно наращенные мышцы и вечно угрюмое выражение лица ) – защитная маска. Все та же мимикрия. Биологический закон приспособления. Доказательством тому – случай с сестрой.

Несколько лет Леша копил деньги на отдельную квартиру. Степенно и с удовольствием обсуждал будущую покупку с Дашкой и Фросей. Хотел обязательно купить в новом доме, чтобы не было «плохого биополя». Кто ему про это «биополе» наболтал, бог весть. А может – сам в детстве навидался. Уже купил по случаю розовую раковину и такой же унитаз и хранил их у себя в комнате, что выглядело странно (на унитазе стоял видеомагнитофон, а в раковину Леша складывал грязную посуду, прежде чем унести ее на кухню). В это время младшая сестра Братка, оставшаяся в семье, забеременела от какого-то случайного кавалера, отказалась делать аборт и в восемнадцать лет посредством кесарева сечения родила здоровую дочку весом почти четыре кило. Девушка позвонила Братку из роддома и попросила принести к выписке хотя бы одеяло, так как никто из родных ее ни разу не навестил и, кажется, даже не понял, куда, собственно, она подевалась (телефон в квартире лешиных родных давно отключили за неуплату).

Леша чин-чином встретил сестру из роддома (Дашка помогла ему приобрести все необходимое для младенца), а потом купил ей квартиру на Гражданке (двадцать минут на трамвае от станции Пискаревка), нанял няню для ребенка и оплатил курсы парикмахеров для молодой мамы. На это ушли все накопленные им деньги. Сестра плакала и целовала Леше руки. Браток нешуточно привязался к племяннице и ездил на Гражданку два раза в неделю с подарками и тортом. Возвращался с улыбкой, гладил по голове подвернувшуюся Киру, совал конфеты Машке. В эти минуты становился похож на обыкновенного счастливого человека. Дочка сестры, начиная говорить, звала его «папа Лёка». Сестра работала парикмахершей в салоне, в пятнадцати минутах ходьбы от дома, и от сытой и спокойной жизни здорово похорошела. Потом у нее, как и следовало ожидать, завелся постоянный кавалер, рабочий какого-то авиационного завода, который сказал: «Я на тебе женюсь, несмотря на ребенка, только пусть он (Леша) больше не приходит.» Сестра опять плакала и опять целовала брату руки.

Леша перестал ездить на Гражданский проспект. «Тварь неблагодарная!» – вынесла вердикт наша коммуналка. «Каждому своей судьбы хочется,» – то ли возразил, то ли согласился Браток.

* * *

В полутемной комнате рядом с ванной живет Дашка. Окно ее комнаты выходит на глухую стену дома напротив. Кирпичная, облупившаяся стена очень живописна, в каком-то старо-французском стиле, и в ней есть всего одно окно, расположенное чуть-чуть пониже Дашкиного. Вечером оно красиво освещено и напоминает экран большого и дорогого телевизора. Это окно кухни такой же коммуналки, как у нас. На нем нет даже занавесок, и много лет по вечерам Дашка, присев у своего окна и подперев скулу ладонью, смотрит немой сериал разворачивающихся в той квартире страстей. Все безымянные (Дашка про себя, конечно, дала им имена) персонажи многолетнего действа давно стали ей как родные. Когда там, в окне, что-то идет сильно не так, Дашка плачет от переживаний и долго не может заснуть.

Дашке лет двадцать пять-двадцать шесть, но выглядит она старше, хотя не пьет совершенно и ведет вполне умеренный образ жизни. Она работает продавщицей на вещевом рынке, находится на открытом воздухе и в жару и в мороз, и потому лицо у нее всегда обветренное, а тугие щеки слегка шелушатся. Никакие кремы не помогают. Дашка крупная, с большой грудью и толстыми коленями, хозяйственная и положительная. Раньше жила в той же комнате вместе с бабушкой, которая ее и воспитала. Пять лет назад бабушка умерла. Дашка закончила одиннадцать классов, но дальше учиться ничему не захотела. Любит печь пироги и вышивает крестиком. Ей давно пора завести семью, но на дискотеки она никогда не ходила, на рынке и на улице знакомиться не умеет, а собственный круг общения у нее крайне узок. Точнее, он (круг) состоит всего из двух персонажей, каждый из которых достоин отдельного упоминания.

Первый персонаж – это Дашкин любовник, который посещает ее по средам во второй половине дня. Любовника зовут Виктор Николаевич, ему лет 38-40, он лысоват, худощав, с умным, пыльным и усталым лицом, похожим на пожелтевшую «литературную газету» середины восьмидесятых. Виктор Николаевич работает в какой-то конторе или в каком-то институте инженером, имеет семью и двоих детей. К его приходу Дашка надевает вышитую ей самой кофточку, брюки в обтяжку и печет пироги трех видов. Чтобы красиво накрыть на стол, берет у Фроси хрустальные бокалы, изящный графинчик для водки, плоские тарелки китайского фарфора и хрустальную же вазу (Виктор Николаевич всегда приносит цветы и иногда – по праздникам – бутылку красного вина). Виктор Николаевич приходит к половине шестого, никогда не опаздывает и всегда предварительно звонит с работы приблизительно в половине пятого, чтобы уточнить, все ли в порядке. Чтобы иметь в среду выходной, Дашке уже много лет приходится работать по воскресеньям. Под водку и пироги Виктор Николаевич много говорит «об умном». Дашка, которая не читает практически ничего, кроме любовных романов в мягкой обложке, слушает, раскрыв рот. Ночевать он никогда не остается и уходит где-то в половине двенадцатого, чтобы успеть на метро. Перед уходом звонит из коридора домой и коротко предупреждает: «Все в порядке, еду».