Эмманюэль Бов - Холостяк

• Название: Холостяк
• Автор: Эмманюэль Бов
• Жанр: Классическая проза

---

Мадам Пенне была в предельно декольтированном платье. Умышленно ли, или по недосмотру, она приспустила платок, так что в ночной темноте Гиттар различил ее сияющие перламутром плечи. Он уже больше не думал о Бригитте, но обо всем плохом, что он сумел сказать про Клотильду мадам Бофорт. Это его смущало. Он чувствовал себя не на высоте рядом со столь прекрасным и чистым созданием. Затем он подумал о том, что сказанное связывало того, кто говорил, с тем, кто это слушал. Уверенный в безнаказанности, он, таким образом, не замедлил забыть про это, поскольку опасался лишь одного: изобличения. Для большей безопасности, он старался вспомнить слова мадам Бофорт, чтобы использовать их в качестве залога. Между тем, имелось кое-что еще, что смущало его в этой ситуации еще более, чем воспоминание о Бригитте: это неприятное ощущение, которое испытывают тогда, когда женщина наконец уступает вашей настойчивости и снисходит до того, чтобы уделить вам внимание, хотя у нее за спиной, под настроение, вы отозвались о ней как о сущей уродине и стерве. В таких случаях как раз и опасаются, как бы та не узнала правды, настолько велик гнев тех, кто уступая против воли, после бесконечных проволочек, наконец, узнает, что обманулся. И угроза того, что мадам Пенне могла, несмотря на всю невозможность этого, обо всем догадаться, сопровождала разговор и внушала беспокойство Гиттару, с каким бы оптимизмом он ни старался глядеть на вещи.

— Не хотите, чтобы мы присели на минутку на вашу скамейку? — спросила мадам Пенне.

— Ну конечно. Я вам не предложил этого, поскольку не думал, что вы захотите…

Едва он произнес эти слова, как почувствовал, что допустил оплошность, давая понять, что не ожидал того, что Клотильда согласится, словно она делала более, чем он хотел. Через миг он сообразил, что эта неуклюжесть была ему на руку.

Он не ошибался, потому что мадам Пенне сказала ему с улыбкой:

— Взрослый школьник!

Гиттар не мог не испытать некоторой гордости при мысли о том, что то, что могло показаться неуклюжестью, наоборот, было ловкостью. Оба присели. Небо было звездным. Вдали, на море, виднелась светящаяся точка. На фоне звезд, она казалась тяжелой, грубой, освещавшей людей, несомненно рыбаков, за их низменными занятиями.

— В тот день, после вашего ухода, — сказала мадам Пенне, — я упрекала себя. Я действительно не была с вами настолько любезна, какой должна была быть, какой я бываю даже с теми, кто мне безразличен. — Она пристально посмотрела Гиттару в глаза. — Правда, вы были до того забавны с вашей манерой показать чувство, которое вы испытывали ко мне, что я заслуживаю прощения.

Гиттар слушал эти слова с глубочайшим удивлением. Это было все равно невозможно, чтобы Клотильда говорила искренне, после того, что она сделала… Она разыгрывала его. Он изобразил недоверчивую улыбку, имевшую цель показать, что он не был простаком.

— Не улыбайтесь так, милый друг, вы причиняете мне боль. Вы должны меня выслушать. После, если захотите, вы сможете и дальше иронически улыбаться, как сейчас.

"Вы сможете и дальше иронически улыбаться, как сейчас" доставило Гиттару удовольствие. Ему нравилось слышать, когда про него говорили, что он интриган. Тем не менее, он не объяснял себе поведения Клотильды, или, скорее, полагал, что догадался, что та, как и в первый раз, заманивает его в ловушку.

— Прошу вас, милый друг, выслушайте меня. Я знаю, что мое поведение могло показаться вам странным. Часто случается, что испытываешь потребность поддразнить тех, кто тебе наиболее дорог, что хотел бы даже их ранить, причинить боль, только для того, чтобы убедиться, что ты для них что-то значишь.

В то время как Клотильда говорила, Гиттар думал о мсье Пенне.

"Но они были заодно, — думал он, — это хорошо было видно. Вся сцена с признаниями была устроена так, чтобы я раскрыл свою игру. То, что она говорит сейчас — совершеннейшая неправда".

— Вы меня слушаете? — спросила мадам Пенне.

Этот вопрос отвлек Гиттара от его размышлений.

— Я вам говорила, — продолжила Клотильда, — что только ребенок способен обижаться на подобные шутки. Как и вы, и лучше, чем вы, я знаю, что собой представляет мой муж, и я страдаю от этого.

Последние слова, еще более, чем предыдущие, ввергли Гиттара в изумление. У него оставались смутные воспоминания о том, что произошло в тот день, но определенно знал, что тон не был таким, чтобы мадам Пенне могла разговаривать с ним подобным образом. Послушать ее, можно было подумать, что они были большими друзьями, тогда как с ним обращались как с соседом по гостинице.

Это лишь усилило его подозрения. Инстинктивно, он посмотрел вокруг себя, чтобы проверить, не присутствовало ли при этой сцене слушателей. Словно бы угадав эту мысль, Клотильда сказала ему:

— Мы одни. И поверьте мне, если вы того хотите, я этому рада. Вы плохо меня знаете, милый друг, если вы меня в чем бы то ни было подозреваете.

Гиттару показалось, что последние слова, как и другие, были предназначены для того, чтобы скрыть какой-то подвох. Обжегшись, доверять вновь начинаешь не сразу. Между тем, слушая Клотильду, он не был больше самим собой. У него не было больше сколько-то ясных мыслей. Как у человека, которому сообщают важную новость, все, что составляло его обычную сущность, испарилось, чтобы уступить место страху и инерции.

— Я только что вам сказала, Гиттар, что вы меня плохо знаете. Это правда. У вас создалось обо мне впечатление, как о женщине, способной любить своего мужа, быть его сообщницей. Это правда, но это из самолюбия. Женщине моего возраста всегда тяжело признаваться в том, что она несчастна, ибо, каким бы нежным, каким бы симпатичным ни казался ей собеседник, она опасается, как бы жалость не стала руководить им в том, что она жаждет всей своей душою.

Эти слова были произнесены с таким отчаянием в голосе, что Гиттар поколебался. Однако, это не помешало ему спросить:

— Но как же, в таком случае, вы могли поступить со мной подобным образом?

— Я не знаю, — ответила мадам Пенне, в знак бессилия поднося руку ко лбу.

Если Гиттар и сохранял самообладание, то только внешнее. В глубине его души звучал неистовый крик радости. Бригитта была навсегда позабыта. Перед лицом выпавшего ему счастья больше ничего не существовало. Даже уверенность в том, что он послужил игрушкой в руках этой женщины, ослабла в охватившем его оживлении. Он больше не желал думать об этом. Он ошибался. Наконец-то кто-то ответил на его потребность в нежности. В порыве, он положил свои руки на руки Клотильды. Она тут же убрала их:

— Нет-нет, Гиттар… мы говорим…

Поскольку она достигла того возраста, когда следует сперва обо всем договориться, прежде чем позволить малейшую ласку. Гиттар, который достиг того же возраста, понял это и, ничуть не задетый в своем порыве, продолжил:

— Я ошибался, милый друг. Я вас не понимал. Вы были для меня загадкой. И этот вечер, по случайности, по одной случайности, позволил мне, наконец, вас понять.

Поскольку эти слова он произнес взволнованным голосом, Клотильда неожиданно встала, затем, глядя на Гиттара, который встал в свой черед, сказала следующие простые слова: "Бог мой! Что же я делаю?"

Гиттар вопросительно посмотрел на нее.

— Я слишком взволнованна, — сказала она, чтобы объяснить этот крик.

— Слишком взволнованны?

— Да, но не будем больше говорить обо всем этом, давайте? Пойдем к нашим друзьям.

— Мы встретим вашего мужа.

— О! Какие пустяки.

Мадам Пенне, сопровождаемая Гиттаром, сделала несколько шагов, затем, обернувшись, посмотрела на море, сплошь покрытое, казалось, серебреными чешуйками. Отдаленный рокот доносилось до двух наших героев. Это был рокот моря, природной стихии, и, между тем, он доносилось до них человеческим бормотанием.

— Последний раз взгляну на море, — сказала мадам Пенне, — прежде чем погрузиться в "это".

И она указала на огоньки, видневшиеся в листве деревьев, на фасад, сиявший белизной под лучами прожекторов, на это сосредоточение тепла, в котором, как горячечный больной, инстинктивно чувствуешь центр жизни.

Гиттару захотел настроиться на волну этой безмятежности, что, как ему казалось, должно было подходить роли влюбленного, и это при том, что он абсолютно ничего не испытывал.

— Там, — сказал он, — лицемерие. Что за контраст!

Но Клотильда была уже вновь захвачена "этим".

Два друга только влились в толпу приглашенных, как их позвал чей-то голос: это был голос мсье Пенне, который был с Бригиттой и мадам Бофорт. Гиттар скрыл смущение. Клотильда радостно закричала:

— Вы видите, мне повезло больше, чем вам. Я все-таки нашла нашего друга.

Она обернулась к Гиттару:

— Мы вас повсюду ищем.

Все, за исключением Гиттара, рассмеялись. Положение было щекотливым. Он чувствовал, что всем собравшимся вокруг него он по той или иной причине не нравился. Когда он встречал их поодиночке, еще куда ни шло. Но в сборе, он чувствовал, они могли сообщить друг другу каждый свою причину и, в итоге, сплавив их в одну, доставить ему неприятностей.