Салли Боумен - Темный ангел

• Название: Темный ангел
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: Эксмо-Пресс, Континент
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001377-9

Никто из гостей на приеме, устроенном в честь кометы Галлея, не подозревал, что эта волшебная ночь завершится жестоким убийством, отбросившим зловещую тень на целых три поколения династии Кавендишей. Ни один мужчина этого семейства не мог противиться чарам обворожительной и опасной Констанцы. Любовь, надежда, обман – все смешивается в темном водовороте страсти, в который затягивает их блистательная и по-своему несчастная Констанца. Ее мрачная тайна становится проклятьем прежде всего для нее самой.

---

– Что ты собираешься делать?

– Я уже сказала тебе, Констанца. Я ухожу.

– Ты не можешь уйти. Нам нужно поговорить.

– Нет. Ты и так говорила слишком много. Как всегда. И я больше не хочу тебя слушать.

– Ты не можешь уйти. Я еще больна. Я себя по-прежнему плохо чувствую.

– Тебе придется поправляться без моей помощи, Констанца. Не сомневаюсь, это у тебя получится. Да, тебе стоит узнать! Френк порвал тот чек.

– До чего благородно с его стороны! Он всегда был благороден, что и продемонстрировал, поэтому ты и решила не выходить за него замуж?

– Нет. Я восхищаюсь им и люблю его, Констанца. И его поступок не имеет отношения к моему решению. А сейчас я ухожу…

Она тревожно дернулась и встала.

– Но ты не совсем уходишь? Ты вернешься?

– Нет. Я не вернусь.

Когда я направилась к дверям, она кинулась за мной. Я увидела ее глазами Френка: маленькое, изящное, декоративное, возбужденное и опасное создание, которое старается всех подчинить разрушительному влиянию своего силового поля. На мгновение мне показалось, что она в самом деле перепугана. Она жестикулировала в воздухе тонкими ручками. Кольца рассыпали искры. Она рванулась ко мне движением ребенка, всем своим видом демонстрируя требовательность и обиду, моя крестная мать, которая так и не выросла. Она положила руку мне на предплечье. Я подумала, что она попытается поцеловать меня. Пряди ее волос щекотали мне щеку. Я ощутила привычный ее аромат: папоротника и свежей земли. Поцелуя не последовало. Я переступила порог. Констанца схватила меня за руку.

– Подожди… прошу тебя, остановись. Ты уходишь из добрых чувств – теперь я понимаю. Ведь так, да? Я вижу это по твоему лицу. О, пожалуйста, не уходи! Побудь еще немного. Ты не можешь бросить меня в одиночестве. У меня совершенно нет сил. Останься со мной. Посмотри, Виктория, ты только посмотри на эти комнаты, полные воспоминаний. Вот тут ты стояла, именно тут, в середине ковра, когда я подрезала тебе волосы. Ты помнишь косички – как ты терпеть их не могла? И Берти – вспомни Берти. Когда он стал старым и больным, он тут лежал – вон в том углу. Тогда ты любила меня. А книги, разве ты не помнишь все эти книги своего отца? Прошу тебя, остановись. Вот прямо здесь. Посмотри на этот холл. Разве ты не помнишь тот день, когда ты приехала и вошла сюда? Какая ты была серьезная торжественная малышка! Ты стала считать отражения: шесть Викторий, потом семь, а потом восемь. Посмотри еще раз. Смотри же. Сосчитай снова. Ты видишь, какой высокой и строгой ты стала? А я такая маленькая и грустная, видишь? Посмотри – ты видишь слезы? У меня болит сердце. Констанца и Виктория. Мать и дитя. Скольких из нас ты видишь? Девять? Десять? Их гораздо больше. Молю тебя, Виктория, не оставляй меня, я не хочу оставаться одна…

Я оставила ее, оставила Констанцу в холле, со всеми ее отражениями, которые теперь и будут составлять ее общество. До того момента, пока не захлопнулась дверь, она была уверена: она уговорит меня вернуться, ибо убеждать она умела, стоило только вспомнить всех, кто любил ее.

В течение нескольких недель Констанца продолжала преследовать меня по телефону. До того, как я уехала во Францию завершать работу, я несколько раз виделась с Френком. Вспыхивали споры, звучали мольбы, сменившиеся грустным молчанием, когда были собраны вещи; торопливые встречи, когда обоим нам было трудно смотреть в глаза друг другу.

Он настоял, чтобы проводить меня в аэропорт. Никто из нас не знал, что говорить, думаю, мы сожалели о его решении проводить меня. Я прошла паспортный контроль, и, обернувшись, бросила на него еще один, последний, взгляд. Френк выглядел потерянным. Он напомнил мне беженцев с фотографии, у которых не было ничего ни впереди, ни позади.

Я испытала желание вернуться, но мои вещи уже уплыли и пора было подниматься по трапу. Я подвела черту, как это делал он.

Спустя какое-то время, думаю, что, должно быть, прошло года три, я столкнулась с ним, но на расстоянии.

«Таймс» посвятила редакционную статью новому поколению американских ученых: на обложке журнала были помещены фотографии тех десяти из них, которые, по мнению «Таймс», занимают ведущее положение в своих областях знания. Астрофизик, ядерный физик, биохимик. Биохимиком был доктор Джерард. Тогда я и написала ему, поздравляя с достижениями в своем деле. Полученный мною ответ был очень похож на мое собственное письмо – осторожное, сдержанное, общие слова.

Спустя примерно два года, когда я работала над заказом в Калифорнии, я снова увидела его – и снова в отдалении. Как-то вечером, сидя в одиноком гостиничном номере, я включила телевизор, и он появился на экране. Показывали документальную серию, цель которой заключалась в том, чтобы медицинские исследования стали понятны законодателям. Френк занимал центральное место в этой программе. С задачей он справлялся отлично: и научные исследования, и отчаянная борьба с болезнями были изложены трогательно и понятно.

Мне показалось, что он не изменился. Эта серия, и те, что последовали за ними, сделали Френка знаменитостью. Он обрел редкий имидж: ученый, который может и умеет общаться с обществом. Я была готова написать ему, но его новая роль пугала меня. Я не написала, хотя однажды, когда шла его программа, я ослабела и прикоснулась к экрану. Я касалась его волос, его лица, его глаз, его губ. Электроника пульсировала под моими пальцами, и стекло кинескопа было теплым. Боже, как мне его не хватало!

Он тоже написал мне. Это было примерно за полгода до того, как заболел мой дядя Стини, до того, как я отправилась в Индию. Похоже, он также издали увидел меня. В одном из американских журналов он прочел статью о моей работе: там же были фотографии дома шестнадцатого столетия, теперь музея, который я помогала реставрировать в Северной Англии.

Он вежливо поздравил меня с этой работой. Письмо было коротким, и я бессчетное количество раз перечитывала его. Я повсюду таскала его с собой. Оно было подписано так, как он привык подписывать свои детские письма: «Твой друг – Френк».

Когда ты кого-то любишь, то постоянно преследует искушение увидеть в любом слове тайное послание, расшифровать его: читая между строк, видишь то, что хочешь увидеть, – это-то я знала. Я понимала, что любовь имеет что-то общее со шпионажем.

Я раздумывала над словом «друг». С одной стороны, оно властно напоминало о прошлом. С другой стороны, услышать «друг» от любовника, от человека, которого я в свое время считала уже своим мужем, это был всего лишь вежливый, ни к чему не обязывающий жест. Если бы Френк подал мне еще хотя бы один знак, маленький, еле заметный намек, я бы ответила ему. А так я колебалась; я откладывала; я тянула день ото дня. Дяде Стини становилось все хуже. Я так и не ответила на письмо, которое, как я надеялась, может стать началом: я слишком боялась ошибиться. Вместо этого я позволила, чтобы время одержало верх надо мной и утащило куда-то в сторону. Я вернулась в Винтеркомб, чтобы помочь Стини умереть так, как ему хотелось. Я слышала голос Френка, когда Стини читал мне письма Векстона, я различала зов любви и здравомыслия. Может, там и начались перемены во мне.

* * *

Вот чем были отмечены перемены: я организовала похороны; я поехала в Индию; я вернулась в Америку; я стала искать свою крестную мать; я вернулась в Винтеркомб; я читала. Я искала, что представляет собой Констанца – и в процессе поисков я снова нашла Френка Джерарда, нашла я и себя.

И тем октябрьским вечером я поехала из Винтеркомба на лекцию в Лондон. Аудитория была огромной, и она вся была забита слушателями. Я села в заднем ряду, рядом со студентом, джинсовая куртка которого вся была обвешана значками. Они оповещали о лозунгах нового поколения: «Занимайтесь любовью, а не войной!»

Я помню, что лекция носила сугубо технический характер и сопровождалась демонстрацией слайдов – клетки с картинами мира, о существовании которого мы не подозревали. Я не помню, о чем шла речь, я не слышала ничего, кроме звуков его голоса.

В какой-то момент мне показалось, что он увидел меня. Взгляд его был устремлен как раз на задние ряды, он запнулся на середине предложения и снова продолжил. Говорил он без записей, и лишь в этот момент запнулся.

Когда лекция завершилась, последовали поздравления, затем доктор Джерард оставил аудиторию. Я знала, что должен состояться прием, я видела, как собирались на него студенты в аудитории и как профессура пыталась избавиться от них.

Я поступила так, как и собиралась: оставила портье предварительно написанное послание доктору Джерарду. Пробило десять, когда я добралась до Винтеркомба. Векстон ушел спать. Он оставил мне записку. В ней говорилось: «Звонила твоя крестная. Номера она не оставила. Послания тоже. Сказала, что перезвонит».

Какое-то время я смотрела на эту записку. Огонь в камине затухал. Я подбросила еще несколько поленьев и не сводила с них глаз, пока пламя не охватило их. До сегодняшнего дня Констанца была далека от моих мыслей, и не ее звонка я ждала этим вечером.