Салли Боумен - Темный ангел

• Название: Темный ангел
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: Эксмо-Пресс, Континент
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001377-9

Никто из гостей на приеме, устроенном в честь кометы Галлея, не подозревал, что эта волшебная ночь завершится жестоким убийством, отбросившим зловещую тень на целых три поколения династии Кавендишей. Ни один мужчина этого семейства не мог противиться чарам обворожительной и опасной Констанцы. Любовь, надежда, обман – все смешивается в темном водовороте страсти, в который затягивает их блистательная и по-своему несчастная Констанца. Ее мрачная тайна становится проклятьем прежде всего для нее самой.

---

– Окленд, отведи меня назад, – ее собственный голос поразил ее, он был совсем как прежний, только более хрипло звучал.

– Нет.

Теперь Констанца поняла, что он в самом деле был зол – более, чем ей когда-либо в своей жизни приходилось видеть.

– Ты слышишь меня? Понимаешь, что я говорю?

– Да, – произнесла было Констанца, но, прежде чем она успела добавить хоть слово, Окленд тряхнул ее так, что в ее теле, казалось, все косточки пошли ходуном.

– Тогда слушай меня и запоминай, что я скажу. Ты убиваешь себя. Видимо, ты ждешь, что никто не станет вмешиваться и позволит тебе довести задуманное до конца. Но только не я – слышишь? Так что тебе придется выбирать – и выбирать немедленно: или ты вернешься назад и будешь жить, как жила прежде, или я просто разожму руки. Мы стоим над балюстрадой, и я просто отпущу тебя. Это будет намного быстрее и не так болезненно, как уморить себя голодом, – через мгновение все будет кончено. Сорок футов. Ты ничего не почувствуешь. Так что решай, как мы поступим.

С этими словами Окленд наклонился вперед. Констанца почувствовала, как железо балюстрады резануло ее по босым ступням. Она взглянула вниз и увидела улицу, сперва неясно, затем четче. По меньшей мере – сорок футов…

– Ты этого не сделаешь.

– Может, и нет. Может быть, я не настолько бездушный, каким бы хотел оказаться сейчас. Пусть так. Предоставляю выбор тебе. Смотри, перила балюстрады совсем низкие. Стоит чуть-чуть наклониться – и ты уже там, внизу.

Колени у нее подогнулись.

– Держись за поручень. Вот так. Ты можешь сама держаться на ногах, должна стоять сама. Теперь отпусти меня.

Окленд отнял ее руки от своей куртки. Констанца качнулась, пытаясь дотянуться до поручня балкона, дотянулась, но не удержала вначале в руках. Но в конце концов она вцепилась в этот поручень. Окленд находился где-то позади, поблизости или отошел на несколько шагов в глубь комнаты? Она все-таки чувствовала его позади, но, когда Окленд заговорил, голос его доносился откуда-то издали. Констанца мельком взглянула за поручень – улица словно притягивала ее к себе.

– Решай!

Конечно, теперь он был совсем далеко. Констанца едва слышала его голос, он тонул в дожде, ветре и небе. Она в самом деле способна прыгнуть, и, возможно, Окленд прав, подумалось ей. Может, это именно то, что ей нужно. Даже не прыгать, а самую малость наклониться. Тогда со всем будет покончено: с черными блокнотами, с черными снами, с черными червями, источившими ее сердце в этих снах. Как все просто!

Констанца свесила голову, она сосредоточенно всматривалась в улицу, все еще притягивающую взгляд, но не так отчаянно, как прежде. Что ты чувствуешь? – спрашивала себя Констанца. На что это может быть похоже – грохнуться об мостовую, разбиться, как скорлупа яйца?.. И со всем покончено, счеты сведены. Легко плыть к смерти, но прыгнуть в нее – совсем другое дело.

Она подняла лицо навстречу дождю, стараясь почувствовать запах промозглого городского воздуха, запах будущего, ибо, в конце концов, еще оставался шанс и на будущее. Если у нее достаточно воли умереть, то хватит воли жить. Она попыталась заглянуть в это будущее и неожиданно поняла, что оно тоже манит ее к себе: таинственное, неопределенное, а значит, наполненное замечательными возможностями.

«Отпускай поручень или делай ставку и играй», – отчетливо услышала она тихий и ясный голос. И в самый момент, когда осознала, что это именно тот нужный совет, который она хотела услышать, ее руки заскользили по железу. Улица обрушилась на нее со скоростью, от которой загудело в голове. Она закричала. Но ей показалось, она закричала потому, что руки Окленда уже обхватили ее сзади. Он находился намного ближе, чем она полагала.

Они так и стояли, не двигаясь, а вокруг гремели отдаленные грозы, лил дождь, хмурилось небо. Окленд неожиданно обернул ее к себе и пристально вгляделся в ее лицо. Он казался озадаченным. Констанце показалось, что в душе у него происходит что-то, чего он не может ни понять, ни принять.

Постепенно выражение отвращения сошло с его лица, раздраженная складка возле губ разгладилась. Тихим и утомленным голосом он произнес:

– Констанца, пойдем обратно.

– Я не могу измениться, – сказала Констанца той же ночью. Она поела и чувствовала себя значительно бодрее, как бы обновленной, – я не могу вот так взять и стать совершенно другой. Ты это знаешь, Окленд?

Окленд накрыл своей ладонью ее ладонь, лежащую на покрывале, так что их пальцы соприкоснулись.

– Я и не требую, чтобы ты изменилась. Ты – это ты. – Он помолчал. – Так это все из-за Флосса? Из-за того несчастного случая?

– Нет, не только из-за этого.

– Тогда из-за Фредди? Из-за дневников твоего отца?

– Да. Он рассказал тебе, что я сделала?

– Не все. Думаю, кое-что он опустил.

– Я не стану оправдываться. И не буду просить прощения, – заторопилась Констанца, ее руки нервно теребили покрывало. – Теперь ты знаешь, что я собой представляю, причем с самой худшей стороны. Уверена, что это для тебя не новость, а лишь подтверждение твоего прежнего мнения. Ведь я тебе никогда не нравилась. Я сама себе часто не нравлюсь, даже ненавижу иногда.

– Поэтому ты придумала себе наказание?

– Наказание? – Констанца была задета его тоном, чего Окленд, по-видимому, и добивался. Она отвернулась.

– Ты решила умереть. Настроилась на это. Разве это не наказание, по-своему?

– Может, и так. Возможно, – снова заговорила Констанца. – Я сама себе не нравлюсь. Я причиняла людям боль. Не знаю, как это объяснить, Окленд, но я не всегда такая. Иногда я прямо всем сердцем чувствую, что могу быть доброй или, по крайней мере, немного добрее. Но тут словно что-то включается, что-то во мне происходит, и от меня снова случаются одни неприятности. Мой отец обычно говорил в таких случаях…

– Ты должна забыть своего отца. Должна… выбросить его из памяти.

– Но я его дочь, – возразила она, и ее руки снова начали нервно разглаживать складки на простынях.

«Похоже, у нее опять начинается лихорадка», – подумал Окленд и потрогал ладонью ее лоб. Он и в самом деле оказался горячим. От прикосновения его руки Констанца закрыла глаза. Она беспокойно задвигалась в постели, пытаясь устроиться поудобнее, затем затихла. Окленд отодвинулся от нее, тихо встал и в задумчивости прошелся по комнате. Мгновение спустя дыхание Констанцы стало ровным. Не желая оставлять ее одну, он подошел к окну.

* * *

Исповедь Фредди потрясла Окленда, хотя он старался не выказать этого. Он был потрясен тем, что Фредди рассказал, и тем, о чем он не обмолвился. История Фредди прошла через внутреннюю цензуру, в ней были очевидные провалы. История брата не выходила из головы, он перебирал мысленно те факты, которыми Фредди поделился: то, что Шоукросс вел дневники, то, что Констанца и Фредди прочитали их, то, что Фредди знал об измене матери.

Окленд, некоторое время наблюдавший из окна, как затихает ливень, обернулся. Констанца спала, ее щеки пылали, волосы в беспорядке рассыпались по подушке. Она все еще ребенок, сказал себе Окленд и сразу же понял, что это не так. Констанца никогда не была похожа на обычных детей. Даже ее взгляд – настороженный и вызывающий, словно в ожидании внезапной обиды, – принадлежал гораздо более взрослому человеку.

Кто-то украл у нее детство. Окленд снова подошел к кровати. Констанца застонала, заметалась во сне, комкая простыни, и снова застонала.

Окленд прикоснулся к ней. Констанца шевельнулась и, когда его рука легла поверх ее, открыла глаза. Она смахнула упавшую на лицо прядь волос. Ее глаза, широко раскрытые, темные и непонимающие, были обращены к нему. Она постепенно приходила в себя.

– А, Окленд, это ты? Мне снился дурной сон. Ужасный сон. Возьми мою ладонь, сожми ее. Вот так, мне уже лучше. Не уходи, Окленд, посиди немного, поговори со мной.

– О чем ты хочешь со мной говорить? – Окленд заколебался, но все же сел в кресло возле кровати.

– О чем угодно, Окленд. Просто хочу слышать твой голос. Скажи, где сейчас все остальные?

– В опере со Штерном. Они скоро возвратятся. Здесь сиделка и Дженна – можно позвать их, если хочешь.

– Нет, не хочу. У сиделки такое угрюмое лицо. А Дженна все время суетится. За все то время, что я была в забытьи, она вышла замуж за Хеннеси?

– Пока нет. Отдыхай, Констанца. Хеннеси во Франции. Его призвали, разве ты не помнишь? Они скорее всего поженятся после войны.

– Не будем говорить о них. Я не хочу об этом слышать. – Констанца повернула голову на подушке. – Я ненавижу Хеннеси. И всегда его ненавидела. Он убивал жучков. Отрывал им лапки и засовывал в коробок, сам как-то раз мне показывал, когда я была маленькой.

– Отдыхай. И забудь о Хеннеси.

– У него в голове не все дома. Так Каттер Ноул говорит. Но я не верю. И никогда не верила. Я думаю, он умный. Умный и нелюдимый. И такой здоровый. Дженна, наверное, считает его красивым, да? Я тоже так думаю. Могучий, как дуб. Но он жуков убивал. И бабочек. И пауков. И моего отца убил, я так раньше думала.