Вера Панова - Собрание сочинений (Том 2)

• Название: Собрание сочинений (Том 2)
• Автор: Вера Панова
• Жанр: Советская классическая проза

Во второй том собрания сочинений Веры Пановой вошли романы «Времена года», «Сентиментальный роман», роман-сказка «Который час?».

_______________

Составление и подготовка текста А. Нинова и Н. Озеровой-Пановой.

Примечания А. Нинова.

---

Музыка оборвалась на середине такта. Рупоры прокаркали, что Гун срочно требует к себе министра авантюр.

ЕЩЕ ШУТКУ ЗАТЕЯЛИ. УЖ ТАКИЕ ЗАТЕЙНИКИ!

Они были вдвоем в аллее.

— Элем, дайте совет, — сказал Гун разнеженным голосом. — Интимный совет. Самый интимный. Ну что вы на меня смотрите! Не смотрите!

— Есть не смотреть. Что за совет?

— Ах, ну я не могу! Я стыдлив, а вы… Отвернитесь совсем!

— Есть отвернуться совсем. Ну?

— Как вы думаете, она… она… откликнется на… на… на чувство, которое я к ней питаю? Ну вот, сказал. Ах, как это трудно. Почему вы молчите?

— Кто она?

— Неужели непонятно? — спросил Гун. — Кто же это может быть, кроме Белой… Я лучше скажу по буквам. Белая — Роман, Ольга, Зинаида, Антон: Р-о-з-а. Что с вами?

Элем бил себя по голове кулаками.

— Чего это вы?

— Как я не сообразил! — закричал Элем. — Балда! Приди я сватом на полчаса раньше — то-то была бы авантюра!

— Вот видите, Элем, вы не сообразили, а я сообразил. Я, я, я все соображаю.

— На черта ей ходить со мной по канату! Что ей синица в небе, когда журавль под рукой!

— Вы, значит, советуете?

— Сватайтесь, Гун! Ай да пара! Это будет штука! Ну и клец!

— Клец! — восхищенно подхватил Гун и хлопнул Элема по плечу.

— Клец! — заорал Элем и хлопнул Гуна.

И они друг друга хлопали, пока кто-то не показался в туннеле аллеи.

— Ваш будущий тесть идет, — сказал Элем.

— Вы, значит, не сомневаетесь, — спросил Гун, — что она ответит на мое чувство?

— Ответит, клец! Ведь и ее голова принадлежит вам.

— Все же не поговорить ли сначала с отцом? Просить ее руки и сердца… Будет мило, правда?

— Мило, клец!

— В духе времени, идущего назад! Но скажите лучше вы ему. Я никогда не делал предложения.

— Да что вы!

— Я всегда был чрезвычайно, чрезвычайно скромен. И застенчив с женщинами. Надеюсь, она оценит это качество.

— Оно произведет на нее сильное впечатление.

Эно приблизился.

— А мы как раз беседуем о вас и вашем семействе, — сказал Элем. — Гун делает предложение Белой Розе.

— О! — простонал Гун. — До чего торопливо, грубо, нецеломудренно! Без торжественности, без благоговения, без всякой преамбулы!

И ушел в растрепанных чувствах, прижимая руки к сердцу.

— Как целомудрен! — сказал Эно.

Он сел на скамью и утомленно прикрыл глаза рукой.

— Наконец-то, — сказал он, — пристроил девочку. Не поверите, сколько нервов мне это стоило. Нелегко было его надоумить. Ну, конец венчает дело. Поженю их — возьму отпуск: изынтриговался, иссклочничался, надо отдохнуть.

— Эники-беники! — взвыли рупоры. — Королевой праздника единодушно признана Белая Роза, дочь министра склок! Эники-беники! Гун посылает королеве праздника ожерелье из настоящего жемчуга! Каждая жемчужина добыта ценой человеческой жизни!

Над деревьями, прямо на тучах высветился экран, и на нем замерло изображение — девушки в бальных платьях подносят Белой Розе ожерелье от Гуна. Экран был голубой и все на нем голубое — платья, лица, руки: безгласная, бесшумно толкущаяся в высоте толпа призраков, — и бегущие тучи просвечивали сквозь оборки и прически.

— Слушайте салют в честь королевы праздника! Салют дается по особому приказанию Гуна!

Все смолкло, и ударили пушки. И голубые призраки исчезли, словно сдунул их пушечный гром. И некоторые в парке попадали в обморок, потому что вообразили, будто это летит Последняя Гибель.

А ПРАЗДНИК ВСЕ ДЛИТСЯ

Королева праздника устала. Рупоры призвали присутствующих танцевать на цыпочках и чтоб музыка играла шепотом, пока она отдохнет.

Как отдыхают королевы? Садятся на скамью, и сразу в аллее ни души; закрывают глаза, и кто-то невидимый укутывает их королевские плечи в мягкое, теплое — вот с какими удобствами отдыхают королевы.

Шепотом играет музыка. Последние листья шуршат на ветке.

— Не шуршите, — говорит им Белая Роза. — Я дремлю.

— Ты дремлешь, а тебе бы подумать, подумать бы тебе своей головой, Белая Роза.

— Потом подумаю. Мне начал сниться сон.

— Вот поснятся тебе сны, когда выйдешь за Гуна.

— Не говорите гадости.

— Зачем надела на шею его кровавое ожерелье?

— Почему кровавое, он такой чистый, этот жемчуг.

— Женихов подарок надела.

— Это же просто бальный приз.

— Выйдешь за безумного Гуна и будешь рожать безумят.

Белая Роза открыла глаза.

— Это вы, госпожа Абе, как я давно вас не видела.

— Будешь кормить-поить безумят, колыбельные песни над ними петь, а они вырастут — станут злыми безумцами.

— А мне снилось, — сказала Белая Роза, — я с листьями разговариваю. Да с чего вы взяли, госпожа Абе, кто же согласится за Гуна, разве уж какая-нибудь пропащая.

— На площадке, где качели, — сказала госпожа Абе, — выставляют твой портрет такой величины, что правый глаз надо рассматривать отдельно, а левый отдельно…

И точно, на площадке, где качели, рыжие пиджаки устанавливали портрет Белой Розы… правый глаз надо было рассматривать отдельно и левый отдельно и так же отдельно нос и рот… пиджаки поднимали портрет на канатах, и он хлопал, как парус…

— И там написано, — продолжала госпожа Абе, — что через неделю ваша свадьба, и на этот раз у тебя не спросят, да или нет.

— Господи ты боже мой, — сказала Белая Роза, — что они вокруг меня выкамаривают? Верите ли, я от них устала. Кажется, дала мать природа красоту девушке — и слава богу, и дайте ей поцвести, потешиться довольством и почетом, понежиться в отцовском доме, благо отец объявился и в гору пошел, а потом выберу себе какого-нибудь симпатичного, может быть Анса, если он устроится более прилично, — согласитесь, в наше время часовщик чересчур уж незначительная партия, даже опасная, и не та мне цена теперь…

— Анса нет.

— А где он?

— Ушел. По длинным дорогам.

— Потому что я не сказала «да»?

— Потому что он не может работать на время, идущее назад.

— Какой его адрес?

— Длинные дороги.

— Бывает такой адрес?

— Да, только голубые записки туда не доходят. И писать их уже поздно. И выбора у тебя никакого нет. И цена твоя теперь — копейка. Эх ты. Разогнала всех симпатичных. Расшвыряла добрые, преданные сердца, и остался тебе Гун.

— Я за Гуна не пойду!

— С лица земли исчезнуть согласна, лишь бы не идти за него?

— Нет. С лица земли тоже не согласна.

— А я вот старая — и то б лучше умерла, чем за Гуна.

— Так вы, вот именно, старая. А мне еще на свете побыть хочется. Меня никто еще даже не целовал. Вот эту жилку синюю, — она жалостно посмотрела на жилку в сгибе локтя, — не поцеловал никто. Сладкую мою жилку.

И она сама эту жилку поцеловала и всплакнула над ней.

— Где же выход? — спросила, утирая мокрые щеки.

— Не была б ты такая красивая, — сказала госпожа Абе. — Хоть веснушек бы, что ли, отпустила тебе мать природа. Не была б тогда и такая переборчивая себе на горе. Шла бы с Ансом за руку по длинным дорогам, песни пела.

— Выход! — вскричала Белая Роза.

— Только один. Для тебя, для меня, для всех — один выход. Чтобы время пошло вперед.

— А как это сделать?

— Не знаю.

— Они не позволят.

— Не позволят.

— Как же сделать?

— Думать надо.

Белая Роза наморщила лоб, она думала.

— Думайте и вы, мне одной трудно очень.

Она стиснула руками голову, так ей трудно было с непривычки.

— Подождите. Сейчас. Подождите! Сейчас, сейчас! Да! Ну да! Конечно! Как же я забыла!

— Чего-нибудь надумала?

— Сейчас!

— Куда ты, Белая Роза?

Но она была уже в конце аллеи.

Бежала, как бегают в детстве, не боясь упасть и расшибиться.

— Как полезно думать! — говорила на бегу. — Едва призадумалась — и вот оно, спасение! Для меня и для всех. Очень приятно, что и для всех. Прямо я Жанна д'Арк. Кто знал, что моя переборчивость приведет в конечном счете к такому кошмарному результату. Но если выбор так плачевно сузился, то Мудрость лучше, чем Безумие, всякий рассудительный человек скажет. И уж лучше не рожать никого, чем рожать безумят.

Так говоря, бежала она по городу, по бесконечным улицам.

По мосту.

Ветер метался над темной рекой.

Крутил и взвевал платье бегущей. Каменными глыбами приваливался к ее коленям.

Она бежала по улицам с лачугами и улицам с богатыми особняками.

Под арками.

Мимо собора с толстыми колокольнями.

Вдоль рельсов, струящихся, поблескивая, во мраке.

Через перекрестки, где рельсы лежат крестами.

Через площадь, гладкую, как черное озеро, с высокой колонной посредине.

Все яростней дул ветер. Это уже не ветер был, а злая буря. Белая Роза бежала, придерживая юбки, чтоб не накрыли ее с головой.