Сергей Никшич - Соседи

• Название: Соседи
• Автор: Сергей Никшич
• Издательство: Ніка-Центр
• Жанр: Фэнтези
• ISBN: 966-521-388-1

Приключения продолжаются. В селе возле Киева в очередной раз разразилась борьба добра со злом. Борьба мистическая, на самой грани реальности, борьба с самим собой и с загадочными «соседями», из-за которых привычная жизнь уже кажется селянам чем-то далеким и почти забытым, как детские игры. Причем каждый участник этой гоголиады считает, что за правду борется именно он и что счастье должно улыбнуться только ему. Кстати, про гоголиаду. Что перед нами? Современный вариант «Вечеров на хуторе близ Диканьки» или нечто другое? Ответ этот вопрос читатель найдет сам, прочитав эту одновременно и смешную, и поэтичную книгу, неожиданные повороты сюжета которой никого не оставят равнодушным.

---

– Вылазь! – грозно скомандовал Павлику Тоскливец. – Это моя лодка. Я ее купил.

– Во-первых, не лодка, – философски ответствовал ему Павлик, чтобы потянуть время (он надеялся, что руки Тоскливца сведет судорога и он тогда сам по себе уйдет на дно), – а…

Впрочем, продолжить свою тираду Павлику не удалось, потому что Тоскливцу, наученному горьким опытом проживания с Кларой под одной крышей, было прекрасно известно, что побеждает тот, кто действует, а не разглагольствует, и он, поднатужившись, подтянулся и безжалостно вцепился в шевелюру Павлика, чтобы выбросить того за борт, как мусор. Павлик мычал и стонал, и на каком-то этапе Тоскливцу даже стало казаться, что карта его бита и что Павлику, видать, все ни по чем, но потом все же Павлик не выдержал и с воплем, как птенец из гнезда, выпал из не принадлежавшего ему гроба в ледяную воду. Но и Тоскливцу не удалось влезть в законно принадлежащее ему плавсредство, потому что Павлик присосался к Тоскливцу сзади, как клещ, и как тот не отталкивал его от своих сокровищ, Павлик все равно не отставал, да еще старался насесть на Тоскливца сверху, чтобы тот ушел под воду на веки вечные.

– Гражданин Павлик! – шипел на того Тоскливец. – Я на тебя Грицьку напишу, что ты пытался меня утопить!

– А я ему сообщу, что ты клад нашел и не заявил, преступник! – отвечал упрямый Павлик, норовя придвинуться поближе к борту, который, по той причине, что плавсредство пустило течь, уже почти сровнялся с водой.

– Заявлю, заявлю, – бормотал Тоскливец, одной рукой держась за гроб, а второй отталкивая от него Павлика и при этом лихорадочно работая ногами, чтобы хоть немного придвинуться к берегу.

Но все усилия его были тщетны – чертяка не для того устроил этот переполох, чтобы заблудшие эти души ушли от него живыми, и гроб, набравший воды, вдруг плавно погрузился на дно. Тоскливец взглянул на берег и сообразил, что до того еще по крайней мере метров двадцать, если не более. И понимая, что доплыть до него ему вряд ли удастся, вдруг стремительно оседлал плывущего в холодной воде Павлика, крепко сжав мускулистыми ногами то место, где в молодости у Павлика была талия.

– Плыви, тебе говорю! – заорал Тоскливец, надеясь, что энергия, которую Павлик накопил, когда запихивался в корчме колбаской, пока Тоскливец от жадности давился малосъедобным винегретом всего лишь с намеком на селедочку, довезет и его до берега. Но Павлик был не из тех, кто хоть пальцем шевельнет для своего ближнего, и когда до него дошло, что он подло оседлан, он вообще перестал шевелить руками и ногами, надеясь, что Тоскливец испугается, что они утонут вдвоем, и оставит его в покое. Но хитрый Тоскливец завел свои окоченевшие руки себе за спину и длинными ногтями (он почти никогда их не стриг, потому что они забесплатно заменяли ему отвертку да и другие инструменты, на которые ему было жаль тратить деньги) так ущипнул Павлика за раскормленные ягодицы, что тот и впрямь встрепенулся, как ленивый мерин, по спине которого отчаявшийся возница огрел вдруг кнутом, но продлилось это всего лишь несколько мгновений, потому что от одной только мысли, что он, Павлик, везет на себе Тоскливца, к тому же бесплатно, Павлику стало так себя жаль, что он вывернулся из-под цепкого Тоскливца и поплыл в сторону берега. Тоскливец, отчаявшись обзавестись новым плавательным средством, в одиночку, по-собачьи, задергался в сторону берега, но тут теперь уже Павлуша оседлал его и, недолго думая, вцепился в уши Тоскливца, как бы подсказывая ему направление, в котором тот должен был двигаться. Коварный Тоскливец сразу перестал шевелиться и сделал вид, что тонет, но воздух, который он жадно заглотнул, не давал ему уйти под воду, и Павлик догадался, что тот притворяется, и так дернул его за уши, что чуть не оторвал остатки левого уха и существенно подпортил красоту правого. Но в этот момент в холодной воде руки его нечаянно соскользнули с ушей Тоскливца и тот, почувствовав волю, хотя и зажатый коленями Павлика, провернулся, и оглушительная оплеуха, как гонг, прозвучала над темной и мрачной поверхностью озера. От такой несправедливости из глаз Павлика брызнули горячие слезы, и он в свою очередь отвесил бывшему коллеге такую пощечину, что кровь сразу запульсировала в его замерзшем теле, и на несколько минут они совершенно забыли об ушедшем на дно сокровище, о том, что до спасительного берега еще далеко, и заняты были только тем, что из последних сил утюжили друг другу жабры. И только когда они основательно запыхались и совершенно выбились из сил, до них вдруг дошло, что они понапрасну тратят последние силы, и теперь уже поодиночке устремились в сторону берега, который темнел метрах в десяти от них и на котором их дожидались завистливые односельчане. Но Тоскливец вдруг сообразил, что если оттолкнуться от Павлика, то он как бы сделает рывок, и он подплыл к Павлику и, ухватив того за штанину, отбросил назад, а сам действительно приблизился к берегу, но тут и Павлик догадался о том, что неплохо бы найти точку опоры, и, схватив Тоскливца за шкирки, в свою очередь? рванулся к берегу. Но Тоскливец опять схватил его, и так] они минут десять отталкивались друг от друга, пока с омерзением не догадались о том, что по какому-то неизвестному «им обоим закону физики они бултыхаются на месте и про-„двинуться вперед не могут. И снова они поплыли поодиночке, одинокие, измазанные тем, что они приняли за желтый' металл, странники на пути к эфемерному богатству. А с берега им наконец кинули спасительную веревку, которую благодарные зрители их кульбитов сочинили из нескольких поспешно снятых ремней, и полумертвые от холода, усталости и ненависти друг к другу Павлик и Тоскливец выбрались на чернеющий в ночи, но зато не уходящий из-под ног пляж. Надо ли говорить о том, в каком настроении плелись они обратно в село, утратив не только свои «челны“, которые погрузились в вечно холодные глубины на веки вечные, но и надежды на скорое обогащение. К тому же провонявшаяся одежда не оставляла никаких сомнений в том, из какого материала был сделан их сказочный остров, и в том, что враг рода человеческого незаслуженно, как они полагали, над ними поглумился на радость односельчанам, которые спокойно дожевали в корчме свой ужин, а потом отдохнули на берегу озера, пока они не на жизнь, а на смерть боролись с костлявой, которая душила их своими ледяными руками, чтобы утащить на дно. Сердца их, как, впрочем, и всегда, были заполнены жалостью к самим себе и подозрениями о том, что горенчане все переврут и к утру по селу поползут удивительные слухи – про остров из дерьма, про гонку на гробах по водной глади и про то, чем все это закончилось.

– Слышишь ты там, – услышал вдруг Павлик шепелявые звуки, которые с трудом издавали синие, как льдинки, губы Тоскливца, – что бы кто ни говорил – это все неправда. А сегодня ночью просто все в корчме перепились и навыдумывали черт знает что! Лады?

– Идет, – добродушно ответил Павлик, и впервые за сегодняшнюю ночь они посмотрели друг на друга без ненависти.

По дороге они даже разговорились. Оказалось, что у них больше общего, чем они предполагали: они оба прекращали что-либо есть за сутки до похода в гости и никогда не бывали за границей, потому что обоих мучил страх, что их там обманут при обмене валюты. Думается, что этим список их общих интересов был далеко не исчерпан, но они подошли уже к тому перекрестку, на котором их пути должны были разойтись – каждый спешил домой, чтобы смыть с себя «золото», выбросить одежду и наплести с три короба домашним, чтобы к утру уже ничего нельзя было понять, что именно произошло ночью на озере.

Но тут возле подпорченного дождями дорожного знака, который то ли позволял въезд в село грузовиков, то ли, наоборот, его запрещал и возле которого они должны были расстаться, они вдруг услышали в небе странный шорох – словно огромная птица изо всех сил била крыльями прямо у них над головой. Они задрали головы в ночное небо, но тут кто-то шлепнулся о землю метрах в пяти от оцепеневшей от холода и страха парочки, и Тоскливец с Павликом с ужасом увидели, что совсем неподалеку от них появилась гигантская крыса метра в два ростом. Не успели они переглянуться между собой, как крыса превратилась в соседа, который сплюнул, растер плевок грубым ботинком и, выругавшись, зашагал по улице, заглядывая в каждое окно в надежде, как подумалось Тоскливцу и Павлику, что-нибудь слямзить или, по крайней мере, полюбоваться хорошенькой девушкой. Надо заметить, что соседями горенчане называли жителей поселка городского типа Удавлюсь-За-Грош (в просторечье пгт УЗГ), который, по мнению стариков, находился километрах в пяти от Горенки. Впрочем, следует заметить, что само местонахождение пгт УЗГ было окутано непроницаемой тайной. Никто из горенчан в нем не бывал, и многие утверждали, что такого населенного пункта вообще не существует. Некоторые старожилы склонялись к тому, что пгт УЗГ и Упыревка (деревня, из которой в Горенку попадала всякая нечисть и которая блуждала и перемещалась по лесу как «Летучий Голландец» по океанским просторам) – это одно и то же. В селе поговаривали, что иногда на эти селения натыкались в лесу случайные путники. Обитатели пгт УЗГ обличностью, как правило, напоминали только что выкорчеванный пень, а их женщины, к огорчению удавлюсьзагрошевцев, совсем немногим отличались от мужчин и при этом разговаривали хриплыми, грубыми и визгливыми голосами, которые никоим образом не напоминали певучие, мелодичные голоса горенковских девчат, еще не сорвавших их при выяснении отношений со своими сужеными. Соседей горенчане опасались, потому как свято верили, что те наводят какую-то еще непонятую наукой порчу, и поэтому при виде соседа норовили тут же перейти на другую сторону улицы, крестились, сплевывали через левое плечо и спешили понадежнее закрыть за собой калитку или дверь и никогда вслед соседям не оборачивались. Свои дома под дачи горенчане соседям не сдавали, потому что в Горенке бытовало поверье, что стоит пустить соседа в дом, как никакая крестная сила не позволит от него избавиться и он выгонит хозяина и останется в нем навсегда. Правда это или нет, кто знает… Но дыма без огня не бывает, и загадочные соседи наводили на горенчан тихий ужас своими неизменно бойкими ужимками и повадками. При этом удавлюсьзагрошевцы никакими комплексами не страдали и, более того, верили, что один их вид должен сразу же вызывать у всех любовь и восхищение, и поэтому они искренне, от души обижались, когда их появление в Горенке сопровождалось аккомпанементом тщательно запираемых дверей. Но то, что они на самом деле крысы, никому известно не было. Обычно не очень-то впечатлительные Тоскливец и Павлик были просто ошарашены тем, что увидели, и каждый лихорадочно теперь соображал, как это можно использовать себе на пользу, опасаясь, что его могут опередить.