Евгений Красницкий - Отрок. Ближний круг (Часть 7-8)

• Название: Отрок. Ближний круг (Часть 7-8)
• Автор: Евгений Красницкий
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9922-0287-8

«Если хочешь, чтобы что-то делалось как следует, делай это сам» — фраза для управленца запретная, свидетельствующая о его профессиональной несостоятельности. Если ты действительно хочешь чего-то добиться — подбери подходящих людей, организуй их в работоспособную структуру, замотивируй, сформулируй цели и задачи, обеспечь ресурсами… В теории все просто. Но вокруг тебя живые люди с собственными надеждами и стремлениями, амбициями и страстями, симпатиями и антипатиями. Вокруг другие структуры, тайные и явные, преследующие какие-то свои, непонятные стороннему наблюдателю, цели. А на дворе XII век, и острое железо то и дело оказывается более весомым аргументом, чем деньги, власть, вера…

* * *

Версия с СИ от 23/04/2009.

---

Теперь было непонятно: то ли Осьма, наконец-то, решил прийти с первым отчетом, то ли дед его пригнал исключительно для того, чтобы внук без дела не валялся. Мишку спросонья взяла досада: чем закончился приступ у отца Михаилом — неизвестно, Юлька ушла, теперь, вот, с этим разговоры разговаривать…

— Здрав будь, хозяин.

— Здравствуй, Осьма, проходи, садись.

— Благодарствую. — Осьма устроился на лавке основательно, как будто собирался засесть у Мишки надолго. — Как здоровье, что лекарка говорит? Глаз-то видеть будет?

— Говорит, что будет.

— Вот и ладно. Главное, чтобы зрению ущерба не было, а остальное — мелочи.

Раздражение не проходило, а спокойная, неторопливая речь Осьмы заводила еще больше. Вдобавок болела затекшая во сне шея.

— Осьма, ты, как: по делу пришел или просто проведать?

— О здоровье справиться — тоже дело. — Приказчик словно и не заметил мишкиного хамства, Мишка чуть не плюнул со злости. — Но и дело тоже есть, и не одно. Поговорить-то ты способен, или мне через денек-другой зайти?

— Могу. — Мишка попробовал приподняться, чтобы изменить позу, его тут же замутило. — Только помоги мне немного ниже лечь, а то мутит от дурманного зелья. Все никак не отойду.

— Дело знакомое. — Осьма ловко поддержал Мишку под спину и поправил подушку, рука у него оказалась неожиданно сильной. — Квасу пей побольше, надо нутро промыть. Брусники бы тебе еще, хорошо от этого дела помогает, но где ее сейчас возьмешь? Так удобно лежать?

— Да, спасибо. Что за дела-то?

— Одно дело спешное, хотел с Корнеем обговорить, а он к тебе погнал. — Осьма развел руками, словно извиняясь, за то, что нарушил мишкин покой. — Сотник Корней сегодня с утра свою волю объявил: трех баб с семействами к родителям возвращают, а пятерых просто изгоняют. До нашего торгового дела это прямое касательство имеет.

«Он что, рехнулся? Чем тут торговать-то? Стоп! Дома, поля, огороды — у тех, кого отправляют к родителям. Еще и холопы, если только они их с собой не заберут. А у тех, кого просто изгоняют — вообще все имущество. Дед говорил, что разрешит взять только то, что на одной телеге увезти можно. Блин, я и не подумал даже, не до того было».

— Так ты собираешься их имущество скупить?

— И это тоже. — Осьма согласно склонил голову. — Но с этим можно и повременить, а сейчас надо с самими отъезжающими разобраться.

— С отъезжающими?

— Ну, да! Они же по домам поедут, я разузнал, сухим путем. Значит, если с ними поехать, узнаем дорогу к их селищам. Сотник Корней им охрану дает, вот и нам бы с товаром вместе с ними поехать. Я почему к тебе пришел? У тебя в Воинской школе купеческие детишки обучаются караваны охранять, пусть бы съездили вместе с охраной — хорошая учеба получится. Ваша ключница собралась паренька в Воинскую школу с вестью послать, я его задержал. Если ты согласен, хозяин, то можно через того гонца и Петра с его унотами вызвать. Здесь их на три отряда разведем и к ратникам, которые охранять караваны поедут, приставим. Так как?

— А что? Дело хорошее. Согласен. Только надо у ратников спросить: согласятся ли отроков с собой взять?

— Я уже договорился — каждому ратнику по куне, и все покажут, объяснят, присмотрят за ребятишками в пути.

— Погоди, погоди… Мне тут рассказали, что народ на Младшую стражу зло затаил, как бы беды не натворить. Кто в охране-то пойдет?

— Лука и Тихон со своими людьми. Их четырнадцать и у Петра четырнадцать, сам Петр пятнадцатый. Выходит по десятку на караван. И я по одному работнику пошлю. Ну что, вызывать Петра?

— Давай.

Осьма набрал в грудь воздуха и гаркнул:

— Спирька!!!

В дверь просунулась прохиндейская рожа Спиридона.

— Здесь я, Осьма Моисеич!

— Скажи пареньку, чтобы ехал и передал все, как уговорено.

— Слушаю, Осьма Моисеич!

«Быстро ты Спирьку выдрессировал, чувствуется хватка. Хотя, этому типу много не нужно, пару раз морду начистить, и шелковый станет, но верить ему нельзя ни на копейку».

Спирька скрылся, а Осьма продолжил все так же спокойно и размеренно:

— Теперь, о тех, кого изгоняют на все четыре стороны. Пять баб и тринадцать детей разного возраста. Идти им некуда, я разузнал, родни в округе у них нет. Значит, либо сгинут, либо кто-то их похолопит. Почему не мы?

— Да ты что? Своих…

— Какие же они свои? Изгои на твою жизнь и жизнь твоей родни умышлявшие.

— Бабы, детишки?

— Муж и жена плоть едины. Господь же наш ревнитель наказывает детей за грехи отцов до третьего и четвертого колена. Нас, грешных Господь сотворил по образу и подобию своему, почему же нам не следовать Его примеру?

«Ну, да. Дед, помнится, объяснял, что христианство выгодно, но не до такой же степени! Вот, значит, как олигархами становятся! Личные связи с власть предержащими, плюс оправдание любого своего „коммерческого“ предприятия постулатами официальной идеологии, плюс полное отсутствие морали. То-то он от Юрия Суздальского аж через несколько границ утек. Долгорукий — мужчина серьезный. Эх, кто бы ТАМ так же Березовского шуганул. Нет, пока Ельцин президентствует, „Березу“ не тронут…»

Осьма, между тем продолжал:

— Сейчас в Ратном три десятка твоих ребят. Да хватит и двух десятков, я сам с ними поеду. Догоним, полоним, отведем в Княжий погост. Спирька туда малую ладью пригонит, он один раз уже туда ходил. Сейчас многие добычу, в Куньем городище взятую, сбыть хотят. Погрузим все на ладью, на весла холопов посадим, и вниз по Пивени, потом по Случи. Дня за три до погоста доберется. Там баб с детишками — на ладью и в Пинск. В Пинске приказчик Никифора сидит, поможет быстро расторговаться…

— Нет!

— Что «нет»?

— Пусть изгои, пусть злоумышляли, но своими, ратнинцами я торговать не стану! Бабы меня и так прилюдно прокляли, а если я их еще в рабство…

— Нет, так нет. — Легко согласился Осьма. — Пусть другим достанутся, или зверью на обед. Однако куньевскую добычу ты в Пинск отправить не против?

— Не против.

«Что же Вы натворили, сэр Майкл? Пять женщин, тринадцать детей… „кому-то достанутся или зверью на обед“. XII век, одиночки не выживают, даже этот „коммерсант“, туды его мать, вынужден к кому-то пристраиваться, хозяином называет, курва. Где правда, в чем? У отца Михаила своя правда — я пролил невинную кровь, у Настены своя — клятвопреступников карать без жалости, у Пелагеи своя — будь ты проклят, Бешеный Лис. А где моя правда? С чем я сюда пришел? С избавлением от тюрьмы и смерти, с радостью от подаренной второй жизни? А еще с чем? В Бога не верю, сотне сам гибель предрек… Тпру, стоять, сэр! Кажется уже договаривались: никаких интеллигентских самокопаний и самобичеваний. Все идет так, как должно идти в этом времени и в этих обстоятельствах. Боитесь замараться? Ну, так извольте проследовать в сортир с намыленной веревкой! Впрочем, это мы уже однажды обсуждали…»

— Хозяин, ты слушаешь?

— Что?

— Э-э, может ты устал, потом продолжим?

— Нет, говори, что ты хотел.

— Я говорю: продал бы ты мне дом Устина.

— Чего? — Мишка даже не сразу понял, о чем идет речь. — Ты о чем, Осьма?

— Да нет, хозяин, я все понимаю! Чужим в Ратном строиться или покупать дома не дозволено, я узнавал. Разве что, на посаде, да и то еще не известно, посада-то у вас пока нет. И тебе усадьбой владеть не по возрасту. Но других-то хозяев нет. Устин убит, жена его убита, детей их к родне отсылают. Ты усадьбу на щит взял, тебе и владеть, то есть, пока, конечно, деду твоему, вместо тебя, но через два года ты в возраст войдешь, дед тебе меч навесит, тогда ты в своем праве будешь.

— Но, все равно же, чужому продать нельзя будет. — Язык так и чесался послать Осьму с его коммерцией куда подальше. — Что за два года изменится?

— Э, хозяин, за два года много воды в Пивени утечет, всякое случиться может. Но я столько ждать не могу, мне семейство перевезти сюда надо. Я, что предлагаю: купчую я подпишу с тобой, силы она пока иметь не будет, а жить в том доме я буду, как бы по указу сотника. Это можно, я узнавал. Через два года купчая вступит в силу, но знать об этом никто не будет — живу себе и живу. А еще сколько-то времени пройдет, так никто и не задумается — привыкнут.

— Дед в курсе?

— Что?

— С дедом ты это все обговорил?

— А как же? Он так и указал: продаются только постройки, другое имущество, холопы, пашенные земли, разные угодья — все тебе. Так я и не претендую, холопы — дело наживное.

— Слушай, Осьма. Вот, ты сюда семью перевезти собираешься… Представь себе, что кто-то их по дороге из Суздаля перехватит так, как ты наших изгоев предлагаешь перехватить. Как это тебе?

— Ну, во-первых, я из Ростова, а не из Суздаля. Во-вторых семья у меня уже в Турове. А в-третьих… чего ты хочешь-то? Тут уж, куда не кинь, везде клин. Для изгоев легкой судьбы не бывает. Самое лучшее, если в холопы угодят, но могут разбойникам попасться или зверью. Могут просто с голоду помереть или от болезни, но это долго, раньше до них кто-нибудь добраться успеет. Совесть тебя мучает? Ну, возьми их к себе в крепость! Только тогда каждый день жди: либо нож в спину, либо яд в еду. Я их судьбу менять не предлагал, я предлагал на их беде нажиться.