Сюзанна Брокманн - Запрет на любовь. Книга 2. Второе дыхание

• Название: Запрет на любовь. Книга 2. Второе дыхание
• Автор: Сюзанна Брокманн
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-8189-1398-8

Сэм Старретт – лейтенант Шестнадцатого отряда ВМС – является главным подозреваемым в убийстве своей жены и похищении дочери. Расследует дело бывшая любовница Сэма Алисса Локке – агент ФБР, очаровательная, сексуальная женщина. Алисса, балансируя на грани любви и ненависти к Сэму, одновременно старается выполнить служебный долг и задержать предполагаемого преступника, а с другой стороны – стремится помочь ему. Тем временем личная жизнь Алиссы выходит на новый виток: ей делает предложение Макс Багат, ее давний друг и глава ФБР…

«Запрет на любовь. Второе дыхание» – о любви, не ведающей запретов. О профессионализме, ставящем страсть вне закона. О ревности, мести, нежности и отчаянии. О той грани, до которой дойдут герои Сюзанны Брокманн в этой напряженной, многогранной, криминальной… любовной истории.

Романы Сюзанны Брокманн известны во всем мире и продаются миллионными тиражами. От книг Брокманн пахнет соленым ветром океана, дымом костра и экзотическими цветами в ласковых мужских руках.

Мир, в котором живут герои ее романов, опасен и противоречив. В нем у человека есть только пять секунд, чтобы принять верное решение. Но даже перед настоящими героями иногда стоит непростой выбор: сдержать данную клятву или довериться зову сердца…

---

Хотя в те редкие дни, когда Сэм навещал их с Клэр, Ной выглядел совершенно счастливым и довольным своей семьей, жизнью и работой в компании Уолта.

– Я все тот же Ринго, – упрямо сказал Сэм, хотя и сам не узнавал себя в чисто выбритом незнакомце с короткой стрижкой, отражающемся в зеркале заднего вида. И дело было не только в новой прическе и одежде, купленной сегодня на распродаже в универмаге. Просто он изменил себя и стал другим человеком.

– А я так не думаю, – возразила Алисса. – Я думаю, ты упаковал Ринго в какую-нибудь старую коробку и спрятал в чулане среди ненужных вещей. Как в восьмом классе спрятал Роджера.

– Может, и так, – согласился Сэм, стараясь скрыть впечатление, произведенное ее словами. Неужели Алисса права? Неужели он действительно так поступил? – По-моему, ты чересчур много обо мне знаешь, – с напускной веселостью подметил он.

– А у тебя есть какие-нибудь фотографии, где ты маленький?

Сэм с удовольствием согласился сменить тему:

– У Элейн, наверное, есть. И у Ноя. Уолт любил фотографировать. У них в шкафу два ящика были доверху набиты старыми письмами и фотографиями. У них с Дот когда-то была собака – наверное, году в шестьдесят втором, – и они хранили все рецепты, выписанные ветеринаром, который лечил ее от глистов. Собака уже давно умерла, а рецепты так и лежали в ящике. Я любил в нем рыться. Всегда находил что-то новое. А однажды я нашел…

Он замолчал. Стоит ли рассказывать Алиссе ту историю?

Да.

Если он расскажет, она, наверное, поймет, почему он упаковал Роджера в коробку и запихнул подальше. И еще, возможно, поймет, почему он так и остался Ринго и всегда им будет.

Во всяком случае, Сэм надеялся, что это так.

– Однажды нашел что?

Тогда надо начинать с самого начала.

– Дядя Уолт сильно хромал, потому что брату Дот когда-то не понравилось, что она выходит замуж за черного, и этот урод чуть не отрубил Уолту ногу заточенной лопатой. Уолт только вернулся с войны, где летал черт знает сколько и ни разу даже не был ранен, и тут является этот расистский ублюдок и делает его инвалидом. Мы с Ноем ненавидели всех братьев Дот, а особенно этого младшего, который покалечил Уолта. Мы часто раздумывали, что бы сделали, если бы были рядом в тот момент. Мы жаждали мести, а Уолт только смеялся и говорил, что он отомстил им всем тем, что прожил долгую и счастливую жизнь. Что у него есть жена, которую он обожает, и два мальчика, которые станут заботиться о нем в старости. – Как будто это не сам Уолт заботился обо всех них до самого своего последнего дня! – Он нас с Ноем так и называл: «два моих мальчика».

Сэм помолчал, а потом, откашлявшись, продолжил:

– Мне, наверное, даже не объяснить тебе, как много это тогда для меня значило – то, что он считал меня «своим». До того как я познакомился с Ноем, я был… кем-то вроде дикого звереныша. Сейчас-то, задним числом, я понимаю, что это мой папаша так засрал мне мозг… хотя мог сделать и кое-что похуже, как мы теперь знаем, да? Мать принимала валиум и почти все время была в отключке, а Элейн, конечно, славная, но она намного старше меня… – Ну как объяснить Алиссе все это так, чтобы она поняла? – Понимаешь, ко мне никто никогда не прикасался. А детям надо, чтобы к ним прикасались. Ну… обнимали, например. Даже мальчикам. Особенно мальчикам. А Уолт хватал меня в охапку, как медведь, и Дот меня целовала каждый раз, как я к ним приходил, и даже Ной совсем не стеснялся и часто клал мне руку на плечо, когда мы разговаривали и… Я тогда впервые в жизни почувствовал, что у меня есть дом. Я знал, что там я в полной безопасности. Говорил, что думал, и меня никто при этом не называл дураком. Мог разбить какую-нибудь дерьмовую вазочку, и мне ничего за это не было – мы просто все вместе придумывали, как бы склеить ее обратно. Когда первый раз такое случилось, я подумал, что… – Сэм понимал, что никогда не найдет слов, чтобы объяснить ей, что именно тогда чувствовал, поэтому решил просто изложить факты.

– Я начал лучше учиться, потому что у Уолта лицо светлело, когда я получал хорошую отметку, и мне хотелось увидеть, что с ним будет, если я получу «отлично». И я перестал драться. Ну, почти перестал, – поправился он, – потому что иногда какому-нибудь гаду все-таки удавалось меня спровоцировать. Но я старался. А в восьмом классе он стал учить нас с Ноем летать. У Уолта и Дот была летная школа и несколько небольших самолетов, и Уолт пообещал нам, что, если мы освоим теорию и сдадим экзамен, он позволит нам управлять «Цесной». Поэтому мы с Ноем по уши залезли во всякие толстые книги, которые он нам дал, и все свободное время изучали аэродинамику. Это было совсем не просто. И я помню, как однажды я устроил себе перерыв, пока Ной говорил с каким-то одноклассником по телефону, зашел в гостиную и начал рыться в ящике с фотографиями. Там сбоку был засунут какой-то старый конверт, которого я раньше не замечал. Я открыл его, и в нем оказалась пачка очень старых фотографий, а на них – девочка и три мальчика, два постарше, а один совсем маленький, как Хейли, наверное. Мне нравилось рассматривать старые фотографии – будто заглядываешь в дыру во времени. Машины на улицах, одежда и выражение на лицах детей – все совсем другое. Я перевернул одну из них, и на обратной стороне было написано: «Дик, Фрэнк, Дороти и крошка Роджер. 1934 год». Тогда я понял, что это Дот и ее братья, и опять стал рассматривать их лица, а особенно маленького с идиотской улыбкой на лице, потому что знал – когда тот подрастет, он ударит Уолта лопатой. Там была еще одна фотография, на которой Дот уже в форме стояла рядом со старшими братьями и с Роджером уже примерно моего возраста, и я опять изучал его глаза и пытался разглядеть скрытое в них зло. А вместе с фотографиями в конверте лежала еще какая-то бумага, и когда я ее развернул, то понял, что это разрешение на брак, выданное парню по имени Перси Смит и… и Дороти Элизабет Старретт.

– Как это? – не поняла Алисса.

– Да, Дот, была раньше замужем, – объяснил Сэм, – как и Уолт. Я знал об этом. Смит – это фамилия ее первого мужа, и она носила ее после его смерти. Мне раньше как-то и в голову не приходило, что у нее была девичья фамилия. Все ее письма из ящика были подписаны «лейтенант Дот Смит». Я тогда долго сидел и гостиной и чувствовал себя крайне паршиво, потому что осознал, что маленький братец Роджер – это и есть мой отец. И что мой собственный отец сделал Уоша калекой. Но тогда я окончательно убедился в том, что Дот и Уолт не знают моего настоящего имени. Они всегда называли меня Ринго, и я подумал… – Сэм глубоко вздохнул, – что если бы они знали, как меня на самом деле зовут, то никогда не пустили бы в свой дом. И от этого мне было очень тошно. Тошно, потому что я был уверен, что они выгонят меня, когда все узнают, но обманывать их было еще хуже. Я просто не знал, что делать.

– Ох, Сэм, – с сочувствием прошептала Алисса. – Я пошел домой и не спал всю ночь. А следующий день был субботой, и я знал, что Ноя не будет дома, поэтому взял толстый учебник по аэродинамике и пошел к Уолту. Я положил книгу на его стол и сказал: «Спасибо, что дали мне ее почитать, сэр». Он удивился, откинулся на стуле и спросил: «Ты что, раздумал учиться летать?» – Сэм до сих пор помнил, какой мягкий голос и добрые глаза были у Уолта. И еще помнил, с каким трудом сдерживал тогда слезы. Ему и сейчас пришлось немного помолчать, прежде чем заставить себя рассказывать дальше.

– Я сказал, что не могу учиться летать, потому что мне нечем платить ему за уроки, а учиться из милости я не желаю. Уолт вообще редко сердился, а уж на меня с Ноем и вовсе никогда, но тут он сразу помрачнел и сказал, что эту гадость про «милость» придумал, наверное, мой отец. А я объяснил ему, что отец ничего не знает об уроках, а он смотрел на меня и никак не мог понять, к чему я веду. Он спросил: «Так ты не хочешь учиться?» И я собрал все мужество, сжал кулаки и решился. Я сказал ему, что он сам не захочет меня учить, когда узнает, кто я такой. Мне казалось, Уолт все еще ничего не понимает, и я уже было открыл рот, чтобы выложить ему, что я сын его заклятого врага, но тут он просто убил меня на месте. Он сказал: «Роджер Старретт, ты что же, считаешь, что я не знаю твоего имени? А как ты думаешь, почему я прозвал тебя Ринго? Да потому, что у вас фамилии похожие: Ринго Старр, Ринго Старретт». Теперь уже я ничего не понимал. Я объяснил Уолту, что только вчера узнал, что Дот – моя настоящая тетка и настоящая кровная родня, а мой отец – это тот самый ее брат, который покалечил его. Я заявил ему: «Я тоже Старретт. И вы должны меня ненавидеть».

Сэм помнил этот разговор так, будто он происходил вчера. И помнил, каким стало лицо Уолта, когда тот наконец понял, что Роджер возвращает книгу, чтобы Гэйнсам легче было прогнать его из своего дома и из своей жизни.

– Я навсегда запомнил, что сказал мне тогда дядя Уолт, – продолжил Сэм, и его голос дрогнул. – Он сказал: «Ринго, милый, ведь ты – это не твой отец. Ты – это ты, и я буду любить тебя всегда, до самой своей смерти. Буду любить тебя, даже если окажется, что твоя настоящая фамилия Гитлер». И еще он напомнил мне, что Дот ведь тоже Старретт, и это совсем не мешает ему любить ее. Я тогда… – Сэм опять замолчал. – Я только тогда по-настоящему понял, как надо любить, – наконец прошептал он. – Без всяких условий и оговорок.