Агата Кристи - Роза и тис

• Название: Роза и тис
• Автор: Агата Кристи
• Жанр: Современная проза

Хотя этот роман вышел в 1947 году, идею его писательница, по собственному признанию, вынашивала с 1929 года. «Это были смутные очертания того, что, как я знала, в один прекрасный день появится на свет». В самом деле, точно сформулировать идею книги сложно, так как в романе словно бы два уровня: первый – простое повествование, гораздо более незатейливое, чем в предыдущих романах Уэстмакотт, однако второй можно понимать как историю о времени и выборе – несущественности первого и таинственности второго. Название взято из строки известного английского поэта Томаса Эллиота, предпосланной в качестве эпиграфа: «Миг розы и миг тиса – равно мгновенны».

Роман повествует о юной и знатной красавице, которая неожиданно бросает своего сказочного принца ради неотесанного выходца из рабочей среды. Сюжет, конечно, не слишком реалистичный, а характеры персонажей, несмотря на тщательность, с которой они выписаны, не столь живы и реальны, как в более ранних романах Уэстмакотт. Так что, если бы не их детализированность, они вполне бы сошли за героев какого-нибудь детектива Кристи.

Но если композиция «Розы и тиса» по сравнению с предыдущими романами Уэстмакотт кажется более простой, то в том, что касается психологической глубины, впечатление от него куда как более сильное. Конечно, прочувствовать сцену, когда главные герои на концерте в Уингмор-Холле слушают песню Рихарда Штрауса «Утро» в исполнении Элизабет Шуман, смогут лишь те из читателей, кто сам слышал это произведение и испытал силу его эмоционального воздействия, зато только немногие не ощутят мудрость и зрелость замечаний о «последней и самой хитроумной уловке природы» иллюзии, порождаемой физическим влечением. Не просто понять разницу между любовью и «всей этой чудовищной фабрикой самообмана», воздвигнутой страстью, которая воспринимается как любовь – особенно тому, кто сам находится в плену того или другого. Но разница несомненно существует, что прекрасно осознает одна из самых трезвомыслящих писательниц.

«Роза и тис» отчасти затрагивает тему политики и выдает наступившее разочарование миссис Кристи в политических играх. Со времен «Тайны Чимниз» пройден большой путь. «Что такое, в сущности, политика, – размышляет один из героев романа, – как не ряд балаганов на мировой ярмарке, в каждом из которых предлагается по дешевке лекарство от всех бед?»

Здесь же в уста своих героев она вкладывает собственные размышления, демонстрируя незаурядное владение абстрактными категориями и мистическое приятие природы – тем более завораживающее, что оно так редко проглядывает в произведениях писательницы.

Центральной проблемой романа оказывается осознание И иллюзорность выбора. «Существует ли в действительности выбор? Хоть в чем-нибудь?» спрашивает героиня и не находит реального ответа на свой метафизический вопрос. Этот вопрос она задает, оставив свой сказочный замок в Корнуолле ради унизительного существования рядом с бессовестным и лицемерным «пролетарием» в запущенной комнатке в придуманном Кристи восточноевропейском Заграде (который, впрочем, расположен не в Югославии между Белградом и Загребем, как могло бы показаться, а в Словакии).

Мнения критиков по поводу достоинств романа разделились. «Романтический сахарин» – так отозвался о романе суховатый Джеффри Фейнмен. Зато Дороти Хьюз отнеслась к нему, как и к остальным произведениям Уэстмакотт, с куда большим пониманием: «Уэстмакоттовские романы столь же далеки от традиционного дамского романа, как от книги про Винни-Пуха. Вряд ли те, кто выступает с предвзятыми мнениями о них, когда-либо читали эти книги». Макс Мэллоун, весьма беспристрастный в этом вопросе, называл «Розу и тис» «самым сильным и драматичным» среди всех романов.

Впервые вышел в Англии в 1947 году.

Переведен А. Ващенко специально для настоящего издания и публикуется впервые.

---

– Наверное, не пил, – подхватил я. – Мужчина все может, когда ухаживает за девушкой.

– Люди говорили еще, будто Джим жестокий. Но я и этому не верила. Он так чудесно ко мне относился! Хотя один раз я видела его с лошадью. Он потерял самообладание и наказывал ее... – Милли вздрогнула и закрыла глаза. – Я почувствовала... на какое-то мгновение я почувствовала, что все не так... и сказала себе: «Если ты такой, я за тебя не выйду!» Забавно, правда? Я вдруг поняла, что он чужой... не мой Джим... Хотя ведь было бы странно, если бы помолвка из-за этого расстроилась, верно?

«Смешно» было явно неподходящее слово, но мы все-таки оба решили, что это было бы забавно и... хорошо для Милли.

– Но все прошло, – продолжала она. – Джим все объяснил, мол, что всякий может выйти из себя. Я и успокоилась. Видите ли, капитан Норрис, я думала, что сделаю его таким счастливым, что он никогда не захочет выпивать и не будет выходить из себя. Поэтому я так хотела выйти за него замуж... мне хотелось, чтобы он был счастлив.

– Истинная цель брака заключается не в том, чтобы сделать кого-то счастливым.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Но если вы любите, то прежде всего думаете о том, чтобы любимый человек был счастлив, – возразила она.

– Это одна из форм самообмана, – сказал я. – И довольно распространенная. По данным матримониальной статистики, она, пожалуй, приносит больше несчастья, чем что-нибудь другое.

Милли продолжала удивленно смотреть на меня, и я продекламировал стихи Эмили Бронте, проникнутые печальной мудростью:

Есть тысяча обличий у любви,
Все они несут любимым горе.[11]

– По-моему, это ужасно! – воскликнула Милли.

– Любить кого-то – значит взваливать на него невыносимое бремя.

– В самом деле, капитан Норрис! Вы говорите такие смешные вещи!

Милли, казалось, готова была захихикать.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал я. – Мои взгляды не общеприняты. Это результат печального опыта.

– О-о! Вы тоже были несчастны? У вас?..

Я уклонился от выражения сочувствия, засветившегося в глазах Милли, и поспешно перевел разговор на Джима Барта. Я подумал, что, к несчастью для Милли, у нее слишком мягкий характер и ее легко запугать. Наихудший вариант для брака с таким человеком, как Барт. Судя по всему, Барту нравятся норовистые лошади и норовистые женщины. Какая-нибудь грубая, сварливая ирландка смогла бы осадить его и даже вызвать уважение. А полная власть над человеком или животным превращает самого Барта в скотину. Его склонность к садизму растет, питаясь страхом жены, ее слезами и вздохами. А между тем для большинства мужчин Милли, на мой взгляд, была бы хорошей женой выслушивала бы своего мужа, похваливала, окружала вниманием, – и тот пребывал бы в прекрасном настроении и рос в собственных глазах.

У меня вдруг мелькнула мысль, что Милли, пожалуй, была бы хорошей женой для Джона Гэбриэла. Возможно, она не сумела бы постигнуть его честолюбие (впрочем, честолюбив ли он? Я уже засомневался), но она поддержала бы его в горькую минуту, когда подступают сомнения в самом себе, что время от времени прорывалось в его нестерпимо самоуверенную манеру держаться.

В Джоне Барте, похоже, ревность сочеталась с пренебрежением, что в общем не является редкостью. Возмущаясь глупостью и слабохарактерностью Милли, он в то же время приходил в неистовство, если ей оказывал внимание какой-нибудь другой мужчина.

– Вы не поверите, капитан Норрис, – продолжала Милли, – но Джим говорит ужасные вещи о майоре Гэбриэле. И все только потому, что майор пригласил меня на чашку кофе в «Рыжую кошку». Он был так любезен – я имею в виду майора Гэбриэла, а не Джима! – и мы долго сидели за чашкой кофе... Хотя я уверена, у майора Гэбриэла не так уж много свободного времени! Он говорил так хорошо – расспрашивал меня о моем отце, о лошадях, о том, как все было в Сент-Лу в те времена. Просто невозможно быть внимательнее и любезнее! А потом... потом...

Джим наговорил мне такого!.. Он был в ярости!.. Крутил мне руку... я вырвалась и заперлась в своей комнате. Иногда я просто в ужасе от Джима. О-о, капитан Норрис, я так несчастна! Лучше бы мне умереть!

– Что вы, миссис Барт! Ни в коем случае!..

– Я правда хотела бы умереть. Что будет со мной? Я уже не жду ничего хорошего. Дальше будет все хуже и хуже... Джим из-за пьянства теряет клиентов, и это бесит его еще больше. Я его боюсь. Правда, боюсь...

Я успокаивал ее как мог, я и правда не думал, что все настолько плохо, хотя Милли, конечно, несчастная женщина.

Когда я сказал об этом Терезе, она не проявила интереса к положению миссис Барт.

– Неужели ты не хочешь послушать об этом? – спросил я с упреком.

– Не особенно, – ответила Тереза. – Все несчастные жены похожи друг на друга, и истории их довольно однообразны.

– Ты бесчеловечна, Тереза!

– Признаю, сочувствие никогда не было сильной чертой моего характера.

– Мне кажется, – сказал я, – что эта несчастная влюблена в Гэбриэла.

– Я в этом почти уверена, – сухо заметила Тереза.

– И тебе все равно ее не жаль?

– Ну, во всяком случае, не из-за этого. Я считаю, что влюбиться в Гэбриэла – это большое удовольствие.

– Что ты говоришь, Тереза! Уж не влюблена ли ты в него сама?

– Нет. К счастью, нет.

– Ты нелогична, – придрался я к словам. – Только что ты сама сказала, что влюбиться в Гэбриэла было бы удовольствием.

– Но не для меня, – возразила Тереза, – потому что я отвергаю – и всегда отвергала – эмоции.

– Пожалуй, это правда, – сказал я, – но почему? Этого я не могу понять.

– А я не могу объяснить.

– Попытайся! – настаивал я.

– Хью! Как ты любишь все анализировать. Хорошо, я попытаюсь. Наверное потому, что у меня отсутствует инстинктивное восприятие жизни. Для меня невыносимо сознавать, что моя воля и разум могут быть полностью захвачены эмоциями. Я «могу контролировать свои действия и в значительной мере контролирую свои мысли... Но не быть в состоянии управлять своими чувствами! Это задевает мою гордость и унижает меня.

– Ты не думаешь, что существует опасность чего-то серьезного между Джоном Гэбриэлом и миссис Барт? – вернулся я к прежней теме разговора.

– Ходят слухи. И Карслейка это беспокоит. Миссис Карслейк утверждает, будто сплетничают многие.

– Ну и женщина! Да она сама может что угодно выдумать!

– Согласна. Однако миссис Карслейк представляет общественное мнение. Точнее, мнение наиболее злобной и болтливой части общества Сент-Лу. К тому же и Барт распускает язык, когда выпьет лишнего, а это случается очень часто. Конечно, всем известно, что он очень ревнив и на многое в его разговорах не стоит обращать внимания, но все это порождает слухи.

– Гэбриэл должен быть осторожнее, – сказал я.

– А это не в его характере, не правда ли?

– Ты не думаешь, что ему в самом деле нравится эта женщина?

– Мне кажется, – не спеша ответила Тереза, – что Гэбриэлу просто ее жаль. Он – из тех, кто легко поддается состраданию.

– Как ты думаешь, он не заставит ее бросить мужа?

Это было бы несчастьем!

– В самом деле?

– Дорогая Тереза, в таком случае все рухнет!

– Я знаю.

– Но ведь это катастрофа!

– Для Джона Гэбриэла? Или для партии консерватора? – язвительно спросила Тереза.

– Собственно говоря, я думал о Гэбриэле. Но это было бы катастрофой и для консервативной партии тоже.

– Я, разумеется, не политик, – сказала Тереза, – и меня нисколько не пугает, если в Вестминстер изберут еще одного лейбориста (хотя было бы ужасно, если бы меня услышал Карслейк!). Мне значительно интереснее знать, будет ли это бедой для Джона Гэбриэла или нет. Предположим, что в результате он станет более счастливым человеком.

– Но Гэбриэл жаждет выиграть на выборах! – напомнил я.

– Успех и счастье – два совершенно разных понятия, заметила Тереза. И я не верю, что они совместимы.

Глава 14

Утром, в день проведения праздничного мероприятия, пришел Карслейк и стал изливать свои тревоги и страхи.

– Пустые слухи, конечно! Я знаю миссис Барт всю мою жизнь – ее воспитали в строгости и все такое. Очень славная и милая женщина. Но вы же знаете, люди могут всякое подумать!

Я знал, что может подумать – и подумала его жена.

По-видимому, это и был критерий, по которому Карслейк судил о других людях. Он ходил взад-вперед по комнате, раздраженно потирая нос и рассуждая вслух:

– Гэбриэл – добродушный парень, и он был к ней добр. Но он действовал легкомысленно. А во время выборов нельзя позволять себе быть легкомысленным.

– Вы хотите сказать, нельзя быть добрым?

– Вот именно, вот именно! Гэбриэл был слишком добр... и добр на публике! Он был с ней в кафе «Рыжая кошка». Это нехорошо выглядит. Зачем было пить с ней там кофе?

– А почему бы и нет?

Мой вопрос Карслейк проигнорировал.

– В это время все наши старые кошки приходят туда на чашку кофе. Потом он как-то утром довольно долго ходил с ней по городу... нес ее сумку с покупками.