Евгений Пермяк - Горбатый медведь. Книга 2

• Название: Горбатый медведь. Книга 2
• Автор: Евгений Пермяк
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-270-00122-5

Роман Е. Пермяка «Горбатый медведь» — о революции, о рабочих уральского города, о коммунистах, возглавивших борьбу за власть Советов.

В центре внимания писателя — судьба молодого героя, будущего большевика Маврикия Толлина. На страницах произведения юноша проходит сложный путь духовного развития, превращаясь в убежденного борца за социализм.

---

В молодом человеке, приближавшемся к восемнадцатилетию, все еще жил наивный мальчик Маврик, позволяющий нередко хитрым людям обманывать себя. Он не задумывался, какие поручения Вострякова ему приходилось выполнять.

Шарып уговорил Маврикия остаться у него.

— Смотри, где солнце, — предупреждал он. — А ночью в степи могут встретиться люди, которым нужен твой Огонек.

Пришлось остаться. В самом деле, скакать одному до полуночи, не так уж твердо зная дорогу на выпас, опасно. Днем есть какие-то приметы в степи. Хотя бы видишь направление. А ночью луна, идучи по небу неизвестно куда, может сбить с пути.

Для коня нашелся овес. Для всадника — кумыс и настоящий кислый хлеб, какого не пекут казахи. Вечером пришел один из многих сыновей Шарыпа с двумя легкими винчестерами и сказал:

— Пойдем дрофу бить. Завтра большой начальник приедет.

Только в прейскурантах видел Маврикий винчестеры. Легкие, «прикладистые», нарядные пулевые ружья. И откуда только здесь, в степи, такие неожиданности?

— Тоже могу подарить, молодой комиссар, — слышится голос Шарыпа, видевшего, как очаровало ружье неподкупного Маврикия, которого нужно подкупить и тем самым обезопасить себя.

У Шарыпа есть проще способ избавиться от подозрительного парня. Степь спрячет тело. Покончить с ним не трудно. Трудно будет потом отвечать в ЧК. А ЧК обязательно вызовет и спросит Шарыпа. И обязательно найдет все. Тогда амба. Стенка. Каюк.

Настоящая большая охота на дроф южнее, но и здесь с хорошим ружьем не вернешься пустым. Лишь бы попасть. Дрофа взлетает с разбегу. Вот тут-то и целься.

— Вон, вон, вон… — указывает на бегущую птицу сын Шарыпа. — Бей!

Остановив Огонька, Маврикий, целясь, медленно ведет ствол за бегущей дрофой. Раздается выстрел. Дрофа взлетает.

— Теперь я, — крикнул сын Шарыпа спешась и, почти не целясь, убил взлетевшую дрофу. — Х-хы!

Поскакали за добычей. Там же показалась вторая. Снова первым стрелял Маврикий, и снова убил ее второй.

— Не надо как трясогузка хвостом, — наставлял Маврикия удачливый охотник. — Надо р-раз — и каюк.

Дроф нашли в ковыле сразу же и приторочили к седлам. Впервые Маврикий видел так близко пудовую птицу дрофу. Издали она кажется немногим больше цесарки. А тут… Скольких обжор нужно посадить за стол, чтобы съесть такую громадину.

Третьей дрофы, которую хотелось второму сыну Шарыпа привезти матери, не оказалось. Вечерело, и дрофы, наверно, попрятались.

Довольный чужой удачей, Маврикий надеялся купить у Ногаева винчестер, и тогда можно будет реже думать о тете Кате, о Мильве, отдавая охоте все свободное время. И опять жизнь казалась радужнее, чем она была сегодня утром и днем. У всякого своя защита от бед и невзгод. Многих спасает фантазия. Напридумает себе человек чего нет и живет в несуществующем, верит в невозможное. И когда рушится придуманное им, он, погоревав, снова прибегает к помощи своего воображения, и оно снова защищает его от невзгод.

Однако не от всего может защитить фантазия и воображение. От того, что произошло с Маврикием на второй день, не у кого было искать защиты.

Страшный это был день…

VI

С утра было все хорошо. Готовилась пышная встреча. Агафья и «воспитанницы» не выходили из кухни. Некоторым женам было особо поручено готовить национальные казахские кушанья.

Старший сын сидел на чердаке и смотрел в слуховое окно, не покажутся ли гости. Гости наконец показались, и он закричал, будто случился пожар.

Шарып вскочил на коня, и тот, боясь плети, как-то по-тараканьи побежал под тяжелой ношей. Поехал вслед за отцом и старший сын. Агафья выстроила разодетых «воспитанниц» и, для проверки, попросила спеть славословие гостям.

Вернувшийся из степи Маврикий все-таки добыл дрофу. И этим он как-то скрасил два вчерашних промаха. Отдав дрофу Агафье, он услышал топот и увидел верховых. Приближались ловко сидящие в седлах всадники. Не просто умеющие сидеть в седле, а обученные верховой езде кавалеристы. Ожидали двоих гостей, а прибывало семеро.

Интересно, что это за люди, каковы они. Маврикий стоял у дома и наблюдал, как приехавшие привязывали на выстойку своих взмокших коней. Сейчас по всему было видно, что все они, как и Востряков, люди военные. Значит, таких теперь назначают на продовольственный фронт.

Впереди других рядом с Востряковым шел высокий, стройный, несомненно военный человек. Очень знакомая походка. Какая-то совсем не подходящая к лицу борода, которая, кажется, называется шотландской. И усы. Длинные, не гармонирующие с бородой. Маврикий, наверно, не стал бы так пристально вглядываться в лицо проходившего мимо него почти рядом, если бы не шелушащаяся белесыми чешуйками кожа на его лбу и щеках.

Узнав приезжего, Маврикий инстинктивно попятился за угол дома. Похолодел от испуга. Испуг был двойным. Сначала он испугался за себя, боясь быть узнанным. А потом испуг усложнился. Маврикий испугался, что узнанный им Вахтеров мог прикончить его и сбежать. В таких случаях подобные типы действуют только так.

Маврикию хотелось скрыться, провалиться сквозь землю. И он ускакал бы не раздумывая, но его остановил Востряков:

— На выпасе никого… Дуй туда и начальствуй до моего возвращения.

— Слушаюсь, — поспешно и как никогда учтиво отозвался Маврикий. Затем, не оглядываясь, побежал к коновязи за Огоньком. И через две-три минуты ветер свистел в его ушах. Он мчался галопом. Чтобы не настигли. Не вернули. Ему нужно теперь хотя бы пять минут спокойного одиночества, и он решит, непременно решит, и правильно решит, как ему поступать дальше после такой встречи с бывшим учителем истории, сломавшим такую счастливую, такую светлую линию его жизни. И его ли только…

Никогда еще так не клокотало в нем озлобление. Оно, кажется, заполнило всего Толлина. Все его существо было занято единственной мыслью, одной заботой — не ушел бы зверь.

Внутри Толлина догорали остатки иллюзорного мира, начавшего рушиться еще в Мильве, когда стала очевидна ложь мятежников. Медленная и мучительная ломка продолжалась все это время. А теперь, после встречи с Вахтеровым, рухнуло и сгорало все.

— Вы слышите, Владимир Ильич, больше нет того Маврикия Толлина, которого вы причисляли к барчатам, господинчикам, плохо учившимся по плохим книжкам, — говорил громко, почти кричал Маврикий, говорил, словно веря, что восточный, дующий в спину ветер не даст пропасть его словам и перенесет их через Уральские горы в Москву, в Кремль.

Здесь можно снова улыбнуться и пожать плечами. Но что поделаешь? Мир состоит не из одних только очень серьезных людей. Для кого-то и ветер добрый передатчик.

Каким несказанно великолепным был этот день. Как хотелось кричать еще громче, чтобы слышали все. Как он благодарит жизнь за свое возвращение в мир, куда его восьмилетним мальчиком ввел Иван Макарович Бархатов.

Огонек чуть ли не обгонял ветер. Он знал самое короткое направление пути к Грудинину и бежал сам по себе.

В широкой степи не так часты встречи, однако при бездорожье люди передвигаются по одним и тем же путям-направлениям с погрешностями в несколько десятков сажен вправо или влево.

Впереди себя Маврикий увидел двух верховых. Он не хотел встречаться с ними. Не с ними именно, а вообще ему не нужны были никакие встречи, и он взял левее и поскакал в объезд озерца, поросшего камышом, зная, что всадники проскачут коротким путем с другой стороны озера. Так и было. И очень хорошо, что было так, а не иначе. Потому что в одном из всадников Маврикий узнал Кузьму Севастьяновича Смолокурова, а в другом Чичина, кулака из Омшанихи.

Сначала это не показалось странным. Мало ли. Едут и едут к Шарыпу. И вся недолга. Он же знакомый Смолокурова. Когда-то дарил ему казачка Ивашку. А потом Маврикий задумался: ради чего такое сборище? Когда же в полуверсте проехали еще двое, из дальнего села Лапнино, куда гонял Маврикий с поручениями Вострякова, пришлось поставить все в связь и вспомнить тихий тюринский дом в Мильве, где враги собирались для невинных карточных игр, где бывали домашние концерты…

А что, если и теперь Вахтеров замышляет новое кровопролитие? Чичин… Смолокуров… Двое богатеев из Лапнина. Разве не такие же, как они, подымались с оружием в руках на работников продовольственного фронта?

Думай, Маврикий. Взвешивай все. Не верь и благодушному Кузьме Севастьяновичу, так приласкавшему тебя. Зачем? Не просто же так. Не этот ли добрый человек выгнал Прошку, как ненужную опаскудевшую собаку?

Беги скорее, милый конек Огонек. Маврикий должен встретиться с Петром Сильвестровичем Капустиным и рассказать ему все… Все, начиная с тюринского дома, ничего не утаивая. Теперь нечего и не от кого таить. Нужно говорить все и не бояться быть в ответе за то, в чем виновен. И он ответит. Он заплатит любой ценой, лишь бы живым был схвачен самый ненавистный, самый преступный человек, какого только можно представить.