ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В АМНЕЗИИ

• Название: ЧЕЛОВЕЧЕСТВО В АМНЕЗИИ
• Автор: ИММАНУИЛ ВЕЛИКОВСКИЙ
• Жанр: Альтернативная история

Иммануил Великовский охарактеризовал свое исследование, посвященное коллективной амнезии, следующим образом: «Книга "Человечество в амнезии" обращена не только к прошлому, как мои остальные книги – но главным образом к будущему, не к тому будущему, отстоящему от нас на тысячи или десятки тысяч лет, а к непосредственному будущему, у порога которого мы ныне стоим». Проблема, избранная Иммануилом Великовским, – это психологическое состояние и история болезни человеческого рода. Действительно, каждый штрих человеческого поведения, каждый сюжет человеческой истории и каждый догмат человеческих верований, будучи исследованы и истолкованы в свете основных положений этой книги, позволяют нам увидеть, каким образом человеческие мысли и поступки очерчены и сформированы подавленными коллективными воспоминаниями о космических катастрофах, потрясших наших предков сто поколений назад.

---

В «Поэтике» Аристотель бессознательно моделирует собственный идеал трагедии в соответствии с особенностями космических катастроф. Жертвы таких космических катастроф (подобно жертвам Ъ трагедии) избираются независимо от каких-либо их проступков. Их гибель «незаслуженна» и происходит «случайно». Рок настигает их извне, и их характеры не имеют к нему никакого отношения. Гибель происходит чаще всего «в момент одного обращения солнца или только слегка переходит за эту границу» (1449Ь 13) – такова, по словам Аристотеля, продолжительность драматического действия в трагедии. (Очень примечательно, что Аристотель связывает ее с Солнцем: он мог сказать просто «примерно в течение дня», вообще не упоминая о небесном теле). Аристотелевская концепция идеальной трагедии воплощает эти и – как мы далее увидим – другие черты космического катаклизма. Он выводит.за пределы трагедии такие понятия, как вина или наказание..«Таковы правила, которым должен следовать поэт» (1454Ь 15), – говорит Аристотель, Интересно знать, не подвергся ли сам Аристотель тем обвинениям, которые Глав-коя выдвинул против некоторых критиков и которые Аристотель решительно поддерживал: «Противоположно поступают люди, которые, по словам Главкона, заранее делают некоторые безосновательные распоряжения и, сами постановив приговор, выводят заключения, и если это противоречит их мнению, порицают поэта, как будто он сказал то, что им кажется» (1461Ь 1-3).

Аристотель сам указывает на то, как богата и разнообразна была греческая трагедия и как много несоответстч вий между тем, что он хотел, и тем, что в действительности происходило на театральной сцене. В большинстве своем трагедия просто не вмещалась в ту форму, которую он стремился ей навязать. «Поэтика» полна намеков на авторов,творивших за век или два до Аристотеля и не писавших так, как ему бы хотелось. Аристотель сам время от времени «ставит в вину, если это не совпадает с его собственными фантазиями». («Царь Эдип» Софокла был, кажется, любимой трагедией Аристотеля, одной из немногих, которую он не критиковал). Аристотель очень узок в своих правилах, и он исключает многое из того, что было сделано до его эпохи, а также и в последующее время. Например, Антигона была слишком добродетельна, чтобы получить одобрение Аристотеля. С другой стороны, Клитемнестра, которая была реальным «протагонистом» «Агамемнона» Эсхила и которая также появлялась и в других пьесах, была, вероятно, не слишком добродетельной для целей Аристотеля. И часто отмечалось, что критерии Аристотеля исключили бы такие более поздние трагедии, как «Ричард III» или «Макбет», в которых центральные герои являются злодеями. Возможно, существует значительное количество людей, которые в своих воззрениях на трагедию ближе к Аристотелю, чем это было бы, если бы он вообще не жил на свете. Но очень немногие в целом принимают его доводы, поскольку это означало бы, что многие великолепные трагедии следовало бы признать недостойными.

Все отличительные особенности аристотелевской теории трагедии были ему близки по причинам, которые он не сознавал, т. е. потому, что все они так или иначе имели отношение к межпланетным столкновениям. Жертвы планетарных катастроф обычны, «подобны каждому из нас», не являются воплощением добродетели или порока. И по этой причине они не могут быть все достойными или все недостойными такой участи, потому что в планетарных катастрофах гибнут и достойные и недостойные; все они равно беззащитны. Более того, судьба жертв никак не связана с какой-нибудь трагической виной, проистекающей из их характеров: их судьба «незаслуженна» и настигает их «внезапно». Для большинства людей весть о приближении планетарного божества и гибельное столкновение миров во времени совпадали, и их трагические судьбы завершались в период «одного оборота солнца». Весть и гибель приходили вместе в момент космического катаклизма: за исключением таких редких личностей, как Исайя (который, вероятно, только догадывался), люди узнавали о приближении другой планеты только тогда, когда она находилась у них над головой. И мы действительно можем испытывать «жалость» к жертвам катастроф и ощущать «страх» перед тем, что то же самое может постигнуть нас; их уязвимость и беззащитность подобны нашим.

Аристотель родился всего через три столетня после последнего межпланетного столкновения, и человеческие виды в целом еще не успели преодолеть воспоминания об этих катастрофах, таящиеся в глубинах коллективного бессознательного. Платон, в частности, представил и подтвердил сообщения о таких катастрофах, их Аристотель и его почитатели вскоре стали считать «мифическими», «ненаучными» и «неисторичными». Одной из функций мнфа у Платона была передача истины, которая не может быть передана другим путем: «миф» не был для Платона бранным словом. Еще одной функцией мифа было сохранение сведений о прошлых исторических событиях: такие сведения обычно подлинны, а не выдуманы. Но для Аристотеля миф становится просто частью литературы: это фантазия, а не факт, и он больше не является частью истории, Аристотель использует мифы как средство ослабить напряжение, возникающее из его неприятия исторической истины; возвышенные мифы становятся просто средством для достижения эмоционального катарсиса.

Римские философы

В последнем веке до нашей эры Лукреций знал о катастрофах и писал о них в своей поэме «О природе вещей». Его современник Цицерон, государственный деятель и философ республиканского Рима, отрицал возможность изменений в движении планет и объявлял их богами. Божественную природу планет он объяснял тем, что они занимают возвышенное положение и безошибочно следуют своим орбитам.;<Позтому существование богов настолько явно, что я вряд ли заподозрил бы здравый смысл в том, кто это отрицает»1.

Такое догматическое мышление, меняющее статус веры, но не сам способ мышления, существовало во все века: в Риме Цицерона и Цезаря, в Риме католической церкви, в обсерваториях нашего времени. Категорическая манера, с которой диссиденты обвиняются в отсутствии здравого смысла и порочности ума, может быть прослежена и в истории сожжения Джордано Бруно, и в призыве к Галилею отречься стоя на коленях!- и даже в требованиях к издателю «Столкновения миров» отказаться от публикации этой книги.

Вывод Цицерона о том, что планеты – это божественные тела, наделенные божественным разумом, не был извлечен из того факта, что они располагаются в эфирных высотах и движутся без всяких отклонений; об этих признаках упомянуто только для того, чтобы доказать уже существующее представление о планетах и звездах как о богах. А источник такого верования, глубоко укоренившегося и широко распространенного, был связан с воспоминаниями о природных явлениях и необычайных событиях прошлого, которые тускнели с каждым поколением.

Плиний, римский натуралист первого века, смог поведать о межпланетных электрических разрядах: «Небесный огонь извергается прямо из планеты, подобно тому как потрескивающий уголь вылетает из горящего очага». Согласно Плинию, межпланетные грозовые разряды были вызваны в прошлом каждой из трех планет – Марсом, Юпитером и Сатурном.

Сенека, современник Плиния, философ и наставник Нерона, писал, что «пять видимых планет – это не единственные светила с меняющимся движением, но лишь немногие из этого разряда, которые были замечены. Но бесчисленные прочие вращаются тайно, будучи нам неизвестны или из-за слабости своего свечения, или из-за расположения своих орбит, которое делает их видимыми только, когда они достигают апогея». «Еще наступит день, – писал Сенека в своем трактате «Ое СотеНз», – когда через века прогресс науки бросит свет на тайны природы, которые теперь скрыты. Времени одной человеческой жизни, хотя бы она и была полностью посвящена изучению неба, не хватает для познания столь сложных вопросов…Должны, следовательно, потребоваться века, чтобы их все решить. Придет день, когда потомки изумятся, что мы не ведали о таких вещах, которые покажутся им самыми обычными. Эти пять планет постоянно сталкиваются на наших главах; они встречаются нам в самых разных частях неба, взывая к нашему любопытству…Множество открытий приготовлено для тех веков, которые наступят* когда память о нас окончательно исчезнет. Мир жалок, если в нем нечего исследовать всему человечеству в каждое время…Природа не открывает всех своих тайн сразу. Нам кажется, что мы проникли в ее тайны. Но мы всего лишь приникли к ее внешним оградам»1.

Расцвет учения Аристотеля

Темные Века в Европе – это название периода от завоевания Рима готами и вандалами в пятом веке до начала Ренессанса и Реформации в пятнадцатом. В науке это была эпоха схоластики, или порабощения всех умов философией Аристотеля. Однако в мусульманских странах Ренессанс наступил на несколько веков раньше.