Леонид Дайнеко - Меч князя Вячки

• Название: Меч князя Вячки
• Автор: Леонид Дайнеко
• Жанр: Историческая проза

Действие романа Л. Дайнеко «Меч князя Вячки» относится к концу XII —началу XIII веков, когда Полоцкая земля объединяла в своем составе большую часть современной Белоруссии. Кровопролитная война, которую вел Полоцк совместно с народами Прибалтики против рвавшихся на восток крестоносцев, и составляет основу произведения.

---

– Бери мальчишку, – чуть слышно прозвучал старческий голос, и Мирошке накинули на голову что-то мягкое, холодное, плотное (наверное, мешок), подняли на плечо и понесли, как волк овцу. Все произошло мгновенно, не успел он и глазом моргнуть.

– Принесем требу дикой вире, и она пожалеет весь, – донесся до Мирошки все тот же голос.

Так вот что хотят с ним сделать?! Затянут его в глубь леса, к лесному богу, там убьют и его кровью помажут сухие уста деревянному идолу. А где же настоящий бог, небесный бог, почему он не приходит на помощь?

– Скорей, скорей, – торопил того, кто нес Мирошку, все тот же омерзительный голос.

Мирошка через мешок со всем отчаянием, со всей злостью впился зубами в чужое ненавистное плечо, крутнулся телом. Сила, изгнанная из него страхом, снова вернулась.

Незнакомец ойкнул от боли, Мирошка с мешком на голове плюхнулся наземь. Он мгновенно вскочил на ноги, содрал мешок и закричал пронзительно, истошно:

– Мама! Яков!

И бросился во тьму, на миг опередив злые страшные руки, готовые снова схватить его.

– Держи мальца! – закричал старик, и Мирошке показалось, что это был голос Гнездилы.

Да разве можно было удержать Мирошку! Как на крыльях мчался он к родной хате, стрела из лука не смогла бы догнать его. Добежал, долетел до дома, ввалился в низкую дверь и на пороге столкнулся с матерью.

– Мама! – только и крикнул Мирошка, и земля поплыла у него из-под ног, опрокинулся, почернел серебряный Путь Перуна и погас, будто и не было его на небе.

Долго болел Мирошка. Черная лихорадка поселилась в нем. Ни травами, ни заговором, ни святой водой нельзя было ее выгнать. И никто не знал, что будет с ним, – ведь не дано человеку знать свой удел. Рыбы попадают в невод, птицы запутываются в тенетах, сыновья человеческие становятся жертвой своих весен и зим. Тот, кто родился, должен умереть. Таков нерушимый закон природы, но Мирошке было всего десять солнцеворотов. И однажды он почувствовал, как снова наливаются силой руки и ноги, как глаза, привыкшие к полумраку, пытаются глянуть за горизонт, вобрать в себя солнечные лучи, ночные звезды.

– Сынок, – счастливыми слезами заплакала мать, – а мы уже думали, что ты могилой пахнешь. Живи, сынок.

И крепко поцеловала Мирошку.

За время болезни мальчика в Горелую Весь приезжал княжеский вирник со своим помощником. Стали они на постой к бортнику Червону. И заплатила весь дикую виру, ибо, как говорится в уставах князей свислочских, «в их земле, в их верви голова лежала». Кроме того, заплатили смерды за красную рану тридцать гривен и за синюю рану пятнадцать гривен. А еще дала весь вирнику и помощнику его еды на всю седмицу: семь ведер солоду, сыру, хлеба – сколько могут съесть, кур по две в день, овса для четырех коней, и рыбы великое множество, и меду. Чесали затылки смерды.

Зима уже хозяйничала в пуще, когда Мирошка поднялся на ноги. Ядреный мороз сковал землю. Снег завалил все дороги, все самые узкие тропинки. Плохо стало зверью большому и малому – земля уже не могла укрыть их следы. Медведи, накопив жиру за лето, укладывались спать. Волки бегали стаями, в которых верховодили лютые голодные волчицы.

Мать сидела за прялкой возле маленького, закованного прозрачным льдом окошка и пела:

А на том дворе да стоят горы, Да стоят горы высокие;
А на тех горах да лежат брусы, Да лежат брусы тесовые;
А на тех брусах да стоят столбы, Да стоят столбы дубовые;
А на тех столбах да висят котлы, Да висят котлы чугунные;
А под теми котлами да горят огни, Да горят огни пурпурные,
Да идут дымы косматые, Там сидят деды бородатые…

Мирошке не терпелось узнать, где находится тот двор, где можно увидеть те горы, брусы, столбы и котлы. Но мать сказала только:

– Так моя бабка пела.

Пришел Яков, весело улыбнулся Мирошке, скинул с плеча молодую убитую косулю. У косули были красивые маслянисто-темные глаза.

– На Звонком берегу подстрелил, – похвалился Яков. – Идем, Мирошка, покажу тебе что-то.

Мирошка надел толстую коричневую свитку, шапку-ушанку из волчьего меха, поршни с теплыми портянками натянул на ноги.

Зима выбелила Горелую Весь. Все вокруг было застлано снегом, да каким – пушистым, мягким, невесомым! Если присмотреться, снег был соткан из малюсеньких белых звездочек. Мирошка брал эти звездочки на ладонь, и на теплой ладони они потихоньку начинали плавать, как свиной жир на разогретой сковороде, а потом исчезали – только блестящая капелька воды оставалась от них.

– Я тебе конек сделал, – сообщил Яков. – Хороший конек, костяной. Из бычьей кости выточил. На Свислочи будем кататься, там уже лед пластом лежит.

Мирошка с радостью схватил конек, прикрутил его к ноге воловьими жилами. Так и побежал к речке по снегу с коньком на правой ноге.

В месте слияния Свислочи и Березины нашли место, где почти не было снега, и Мирошка, оттолкнувшись левой ногой, ездил на коньке от берега к берегу, вырезая на льду запутанные узоры. Яков лепил снежки и бросал ими в Мирошку. Весело и жарко было обоим.

Вдруг на крутом берегу Березины, густо засыпанном снегом, Мирошка заметил тонкую струйку дыма. Он остановился, пригляделся внимательнее. Дым выходил будто бы из-под земли, из какой-то высоко поднятой над рекой норы, издалека казавшейся маленькой черной точкой.

– Что там такое? – удивленно спросил Мирошка у Якова.

– Дым.

– Я вижу, что дым. А кто там и что жжет?

– Там человек живет.

– Человек? В снегу?

– Там живет отшельник. Пришел на этот берег, когда я еще сиську сосал, выкопал себе нору и живет.

– А что же он ест?

– Когда рыбу голыми руками поймает, когда корешок сладкий из земли выроет. А летом ящериц ловит. Ящерицы любят на горячем песке греться.

– Ящериц?

Мирошка аж рот разинул от удивления. Никогда не слышал о таком и видеть не видывал. В норах живут лисы, кроты, барсуки, но чтобы человек, да еще зимой…

– Обманываешь ты, наверное, стрый, – недоверчиво сказал Мирошка.

– Я никогда не обманываю, – обиделся Яков. – Буду я тебе врать… Гляди – вон он из норы вылезает.

И действительно – какое-то странное существо выползло на четвереньках из-под земли. Видимо, отшельник привыкал к дневному свету – некоторое время, опустив голову, он стоял на четвереньках в глубоком снегу. Вот он выпрямил спину, прикрытую звериными шкурами, поднял голову с длинной гривой грязно-серых волос.

– Он босой, – сказал Яков.

– Так ведь снег, мороз…

– Прошлой зимой я видел там следы босых ног. Сказывают, был он когда-то княжичем в черниговских землях. Да с князем-отцом поспорил, и князь проклял его. Так он стал изгоем и оказался в наших местах. Предсказатель он. Поганскому Перуну молится.

– Может, поднимемся к нему? – несмело предложил Мирошка.

– Не надо. Он не любит людей. Прячется, когда их увидит. Он только с богом говорит, а не с людьми.

Мирошке сразу расхотелось кататься. Он отвязал конек, засунул его в карман свитки. Снова глянул вверх, но отшельника уже не было. И дыма не было.

– Давай, Яков, хлеба ему краюху принесем. Он ведь давно хлеба не пробовал.

– Давно, – согласился Яков. – А ты, Мирошка, славный. Сердце у тебя доброе. Я и сам хотел отшельнику этому чего-нибудь принести. Жалко его. Да не возьмет он хлеба.

– Не возьмет? – поник, опечалился Мирошка.

– Не возьмет. Он же от людей, от белого света, от хлеба и меда сбежал. Навсегда сбежал.

– Как это можно от хлеба сбежать, жить без хлеба? – искренне удивлялся Мирошка.

– Ну и что, звери ведь живут без хлеба.

– То звери, а он человек.

Они замолчали, занятый каждый своими мыслями. А длинноволосый худой человек, сжавшись в комок, сидел в своей норе, глядя на черную золу, оставшуюся от небольшого костерка, хукал на руки и постепенно словно деревенел, засыпал, чтобы снова увидеть во сне зеленую весну, знойное лето, золотооких быстрых ящериц на сыпучем солнечном песке. Во сне он сам превращался в вертлявую ящерицу, ввинчивался в сухой, такой мягкий и такой теплый песок.

Прошло несколько дней. Выли метели, кружился снег; внезапно, словно птица с мокрыми крыльями, налетела оттепель. Приближались коляды. Мирошке, чем бы он ни занимался, все вспоминался, заплывал в мысли и сны отшельник в своей холодной неуютной норе. Как он там живет? О чем мечтает, сидя у маленького огонька? И Мирошка не утерпел – украдкой взял у матери полбуханки хлеба, горсть серой соли, которую привозят из Галича, и пошел к отшельнику. Даже Якову не сказал ни слова.

Держа узелок с хлебом и солью, он поднимался по заснеженной круче, и сердце его трепетало от высоты и страха. Как встретит его таинственный отшельник? Что скажет?

Вот и нора. Снег у входа притоптан босыми ногами. Валяются клочки сухой травы, мелкие веточки. От тишины звенит в ушах. Мирошка растерянно остановился.

Отшельник вынырнул из норы неожиданно. Он совсем не удивился, увидев Мирошку, сел на снег, подложив под себя сосновый чурбанчик. Тело его было прикрыто лохматой турьей шкурой, которая держалась на широком кожаном ремне, охватывавшем шею. Длинные серые волосы падали на спину, на лицо, и глаза горели из-под волос синими угольками. Отшельник был босой, но даже пальцы не поджимал от холода – широкие темные ступни стояли на снегу спокойно, не шевелясь.