Александр Дюма - Жорж

• Название: Жорж
• Автор: Александр Дюма
• Жанр: Исторические приключения

---

— И все же ваш сын поднял руку на моего, — вскричал де Мальмеди. — Сын мулата посмел ударить сына белого.

— Я в отчаянии от того, что произошло, мсье де Мальмеди, — пробормотал несчастный отец, — и смиренно прошу у вас извинения.

— Ваши извинения, подумаешь, ваши извинения, — продолжал колонист, заносчивость которого росла по мере того, как становился все более покорным его собеседник. — Вы думаете этим ограничиться?

— Но что же я еще могу сделать, сударь?

— Что вы можете сделать, что вы можете сделать! — повторял де Мальмеди, сам не зная, какое удовлетворение хотел бы он получить. — Вы можете отхлестать мерзкого парня, который ударил моего Анри..

— Отхлестать меня, меня! — сказал Жак, поднимая с земли свою двустволку. — Ну что ж, попробуйте-ка вы, мсье де Мальмеди!

— Жак, замолчи! — вскричал Пьер Мюнье.

— Прости, отец, — сказал Жак. — Но я прав и не буду молчать. Это Анри ударил моего брата саблей, а он ничего ему не сделал; тогда я ударил мсье Анри, стало быть, Анри не прав, а я прав.

— Ударил саблей моего сына! Ударил саблей моего Жоржа! Жорж, мое любимое дитя! — вскричал Пьер Мюнье, бросаясь к своему сыну. — Правда ли, что ты ранен?

— Невелика беда, отец, — произнес Жорж.

— Как невелика? — вскричал Пьер Мюнье, — но у тебя рана на лице. Слушайте, мсье де Мальмеди, вы видите, Жак говорит правду, ваш сын чуть не убил моего Жоржа.

Так как отрицать очевидное было невозможно, господин де Мальмеди обратился к сыну:

— Послушай, Анри, как было дело?

— Папа, я не виноват, я хотел взять знамя и принести его тебе, а этот мерзкий мальчишка не давал мне его.

— Почему же ты не захотел отдать знамя моему сыну, наглец ты этакий? — спросил господин де Мальмеди.

— Потому что знамя принадлежит не вашему сыну и не вам: знамя принадлежит моему отцу.

— Что же было дальше? — расспрашивал де Мальмеди сына.

— Видя, что он не хочет отдать мне знамя, я решил отобрать его силой, но тут подошел этот огромный детина и ударил меня кулаком в лицо.

— Значит, все так и произошло?

— Да, отец.

— Нет, он врет, — сказал Жак, — я ударил его только после того, как увидел кровь на лице брата, если бы не это, я не стал бы его бить.

— Молчи, негодяй! — вскричал де Мальмеди., Потом он обратился к Жоржу:

— Дай мне знамя!

Жорж изо всех сил прижал знамя к груди и отошел в сторонку.

— Дай знамя, — угрожающим тоном сказал де Мальмеди.

— Но, послушайте, ведь это я отобрал знамя у англичан, — возразил Пьер Мюнье.

— Мне это известно, но мулат не имеет права не выполнять моих приказаний. Я требую знамя.

— Но все же, мсье…

— Я так хочу, я приказываю, выполняйте приказ командира.

Пьеру Мюнье хотелось ответить: «Вы не мой командир, ведь вы не захотели зачислить меня в солдаты», но слова замерли у него на устах; обычное смирение побороло храбрость, и, хотя ему нелегко было подчиниться столь несправедливому приказанию, он взял знамя из рук Жоржа и отдал его командиру батальона, который удалился с захваченным трофеем.

Это казалось странным, невероятным; обидно было видеть, как столь значительный, умный, сильный человек уступил свое законное право ничтожной, грубой личности. Уму непостижимо, но это было так, такие порядки существовали в колониях. Привыкнув с детства почитать белых как людей высшей расы, Пьер Мюнье всю жизнь позволял этим «аристократам цвета» угнетать себя, и теперь, не пытаясь сопротивляться, уступил; встречаются такие герои, которые идут с поднятой головой, не боясь картечи, но становятся на колени перед предрассудком. Лев, земной образ Бога, нападает на человека, но, говорят, в ужасе убегает, заслышав крик петуха.

Что касается Жоржа, который не пролил ни одной слезы, почувствовав на лице кровь, но горько заплакал, когда у него отняли знамя, то отец даже не пытался его утешать, в то время как Жак кусал руки от гнева и клялся, что когда-нибудь отомстит Анри, господину де Мальмеди и всем белым.

Через десять минут после описанной сцены прибыл покрытый пылью гонец и объявил, что десять тысяч англичан спускаются по равнинам Уильямса и Малой реки. Почти тотчас же после этого наблюдатель, стоявший на холме Открытия, просигналил о появлении новой английской эскадры, которая, бросив якорь в бухте Большой реки, высадила на берег пять тысяч человек. Наконец, тогда же стало известно, что части английской армии, оттесненные утром, собрались на берегах реки Латанье и готовятся идти на Порт-Луи, сочетая свои маневры с действиями двух других частей оккупационных войск, которые продвигались вперед, одна вдоль бухты Куртуа, а вторая через убежище. Сопротивляться таким силам не было возможности. Лицам, обращавшимся к главнокомандующему, в отчаянии напоминавшим о данной ими клятве победить или умереть и требовавшим, чтобы их вели в сражение, главнокомандующий отвечал, что распорядился отпустить национальных гвардейцев и добровольцев, объявив населению, что он облечен всей полнотой власти императором Наполеоном, и вскоре договорился с англичанами о сдаче города.

Только безумцы могли противостоять этому решению; двадцать пять тысяч солдат окружали неполные четыре тысячи островитян, поэтому по приказу командующего добровольцы вернулись домой; в городе остались только регулярные войска.

В ночь со 2-го на 3 декабря капитуляция была решена и подписана в 5 часов утра, был произведен обмен договорами; в тот же день неприятель занял главные военные объекты, на следующий день он завладел городом и рейдом.

Через неделю пленная французская эскадра вышла из порта на всех парусах, увозя с собой гарнизон, подобно бедной семье, изгнанной из родительского дома. Пока можно было различить развевающиеся флаги, толпа оставалась на набережной, но когда последний фрегат исчез из виду, все в мрачном молчании разошлись. Только два человека оставались в порту: мулат Пьер Мюнье и негр Телемак.

— Да, ты прав, мой славный Телемак, — воскликнул Пьер Мюнье, — и если мы не заметим их, то по крайней мере увидим корабль, на котором они плывут.

И Пьер Мюнье быстро, словно юноша, ринулся к холму Открытия, в одно мгновение поднялся на него и смог до наступления ночи следить взглядом если не за сыновьями, то хотя бы за фрегатом «Беллона», на борту которого они находились.

Дело в том, что Пьер Мюнье решил, чего бы это ему ни стойло, расстаться с детьми и послал их во Францию, под покровительство мужественного генерала Декаэна. К тому же отец поручил заботиться о них двум-трем богатым негоциантам Парижа, с которыми он уже давно состоял в деловых отношениях. Детей отправляли под тем предлогом, что они должны получить образование. Настоящая же причина их отъезда — ненависть, которую питал к ним де Мальмеди из-за скандала со знаменем, и бедный отец боялся, что рано или поздно они станут жертвой этой ненависти, ведь то были дети с непокорными и независимыми характерами.

Другое дело Анри: мать так сильно любила его, что не могла расстаться с ним. Впрочем, ему и не нужно было знать ничего, кроме того, что любой цветной человек должен уважать его и подчиняться ему. Таковым Анри уже предстал перед нами.

Глава IV. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

День, когда на горизонте показалось судно, направляющееся к порту, стал праздником на Иль-де-Франс. Дело в том, что покинувшие родную землю обитатели колонии с, нетерпением ожидали новостей из-за океана от соотечественников, семей или знакомых; каждый на что-то надеялся и потому, заметив вдали корабль, уже не сводил глаз с морского вестника, думая, что тот, быть может, везет к нему друга или подругу, портрет или письмо.

Этот корабль, предмет страстных ожиданий, источник стольких надежд, был хрупкой цепью, соединявшей Европу с Африкой, летучим мостом, переброшенным с одной стороны света на другую. Потому никакая новость не могла бы распространиться по всему острову столь мгновенно, как произнесенные с пика Открытия слова: «Корабль на горизонте».

Да, с пика Открытия, потому что корабль должен искать восточного ветра, когда он проходит мимо Большой гавани на расстоянии двух-трех лье от берега, затем огибает мыс Ката-Коко и следует между островами Плоским и Пушечным клином.

Через несколько часов судно, пройдя пролив, появилось У причала Порт-Луи. Жители, предупрежденные о приближении корабля, столпившись на набережной, с волнением поджидали его.

Теперь, когда мы поведали, с каким нетерпением островитяне ожидали вестей из Европы, читатель, разумеется, не удивится столпотворению на пристани в конце февраля 1824 года около одиннадцати часов утра.

Именно в это время можно было увидеть, как становился на рейд «Лейстер», красивый тридцатишестипушечный фрегат.

Мы хотим, чтобы читатель познакомился, а точнее будет сказать, возобновил знакомство с двумя мужчинами, прибывшими на борту фрегата. Один из них был светловолосый человек, с правильными чертами спокойного лица, с голубыми глазами, выше среднего роста; на вид можно было дать ему не более тридцати лет, хотя на самом деле ему уже сорок. На первый взгляд в нем не замечалось ничего выдающегося, но обращала на себя внимание какая-то особая благопристойность. При более внимательном взгляде можно было увидеть, что руки и ноги у этого пассажира были небольшие, правильной формы, а это во всех странах, и в особенности у англичан, считается признаком благородного происхождения.