Сьюзен Келли - Насколько мы близки

• Название: Насколько мы близки
• Автор: Сьюзен Келли
• Издательство: PHANFOM PRESS
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-86471-391-0

Прил и Рут - самые близкие подруги. Они очень разные. Рут - феминистка и остра на язык. Прил придерживается менее свободных взглядов и мечтает когда-нибудь стать писательницей. Но, несмотря на несхожесть, двух женщин объединяет не только быт, но и общность взглядов на мир, симпатии и антипатии. Любая радость или горесть пополам, нет подруг преданней, чем Рут и Прил. Но однажды Рут исчезает, не предупредив ни мужа, ни лучшую подругу. Уезжает навсегда, оставляет прежнюю жизнь, чтобы начать новую. Почему? Зачем? Что не устраивало ее? Оставшись одна, Прил начинает понимать, сколь много значила в ее жизни эта женская дружба. Но впереди ее ждет новое испытание - судебный процесс, который муж Рут затеял против беглянки. На чью сторону встать - покинутого и ничего не понимающего мужа или лучшей подруги? И как можно свидетельствовать против самого близкого человека?

С удивительным лиризмом, теплотой Сьюзен Келли рассказывает историю женской дружбы, пытаясь понять, на чем она вырастает и во что выливается. Насколько близко можно подойти к человеку и насколько близко можно подпустить его к себе? "Насколько мы близки" - задушевный роман о том неуловимом и очень важном, что есть в жизни каждой женщины.

---

Мы слышим о «повреждении рассудка» в результате страшных физических травм -несчастных случаев, падений, побоев и электрошока, но рассудок Рослин, ее слабая психика пострадали не меньше. Она пребывала за пределами понимания или гнева, где-то в мрачных подземельях драмы и несчастья, застилавших, затуманивавших трусливое, выверенное зверство Берка. В ступоре своего горя она безмолвным зомби недвижно пережидала, пока банковские служащие и агенты по недвижимости в сопровождении странных парочек дергали ручки окон, заглядывали в туалеты, измеряли кладовки и уточняли возраст посудомоечной машины. Нашего общества Рослин не искала. Невинная жертва с потухшим взглядом, она пряталась в доме и в себе. Я видела ее лишь однажды, но узнала эти пустые, отстраненные глаза, потому что видела такие же, но помоложе, три десятилетия назад, на лице Бедной Полли в «Киавасси». Я должна была проникнуться их беспросветной болью – и действовать немедленно. Мы должны были встать по обе стороны от Рослин. Рут и я. «У него был шанс стать героем», – как-то пошутила Рослин, когда охотничья когорта Берка отменила запланированный на выходные отстрел животных. Берк все равно уехал – один, -хотя мог провести два дня дома с женой. И стать ее героем.

Какая-то дьявольская предопределенность виделась мне в похоронной процессии дорогих автомобилей, которые полные оптимизма агенты все слали и слали к дому Лоуренсов.

– Надеюсь, каким-нибудь стариканам не продадут. Здесь их и так хватает, – заметила Бет, вместе со мной наблюдая за очередным сверкающим «мерседесом», медленно подкатывавшим к воротам белого особняка.

Я оставила грубость без внимания, понимая, что в дочери говорит злость на обстоятельства, неподвластные даже прежде всесильным родителям. Неизбежная продажа дома детей расстроила: зваными или незваными гостями, они переступали порог владений Лоуренсов гораздо чаще, чем мы, взрослые. Здесь они играли в прятки, хоронясь в благоухающих кедром темных уголках шкафов, а по субботам угощались на кухне щедрыми французскими тостами. Они утопали в кожаных креслах в кабинете и в восхищении замирали перед застекленным шкафчиком с ружьями Берка, любуясь блеском полированных прикладов и металлических деталей. Но в настоящий восторг их приводила стеклянная спальня-веранда на верхнем этаже, причудливый архитектурный шедевр с тремя стенами сплошь из окон – тридцать шесть штук, как однажды гордо сообщила Слоун. Стеклянная веранда ломилась от увлекательнейших игрушек, из которых выросли мальчики Лоуренсов. Здесь нашли приют комплекты «Юного шпиона», электрический «Футбол», по обшарпанному жестяному полю которого скрипели неуклюжие пластмассовые игроки, стопки журналов «География планеты» и старый матрац – прислоненный к стене, он нисколько не уступал горке на детской площадке. Полная комната таких ненужных, таких чудесных вещей.

Во вторник Джей как раз и отправился к Рослин за теми самыми журналами, в надежде их красочными фотографиями компенсировать недостаток собственного усердия в подготовке доклада по географии. Эпизод десятилетней давности, когда Рослин нашла Джея болтающимся у нее во дворе без присмотра, оказался печальным пророчеством. На этот раз Джей нашел Рослин.

Закрыв глаза, она лежала на кушетке, на стеклянной веранде, и, как в случае с птичкой десять лет назад, Джей решил, что она спит. Но как и та птичка, Рослин не спала; из-под ее головы, просачиваясь сквозь матрац, мерно капала кровь, скапливаясь густой, блестящей лужицей на полу. Нет, Рослин не спала. Она была убита единственной, смертоносной пулей, точно направленной собственной рукой из ружья мужа, благо в ее распоряжении имелся целый арсенал.

– Рослин безобидна, – когда-то сказала Рут.

Несчастная, обманутая Рослин. Она оказалась безобидна для всех, кроме самой себя.

Вопросы полиции и врача сыпались плотной картечью, чью убойную силу не смягчал сочувствующий шепоток адвокатов. Мне казалось, я наблюдаю со стороны за прогоном на театральной сцене пьесы, которую сама написала: мы с Рут, обе в джинсах и растянутых водолазках, воротники которых давно пали жертвами бесчисленных стирок, напротив нас – люди в униформе, облеченные властью, но не способные помочь Рослин. Мы собрались в сверкающей кухне Рослин, мечте американской хозяйки.

Я отвечала механически, односложно, не имея ни сил, ни желания втиснуть события последних шести месяцев в одну строчку на типовом полицейском бланке. Рут была немногим лучше, разве что агрессивнее.

– Вы знали о том, что это может произойти, мэм?

– Нет, – ответила я.

– А вы как думаете? – отрезала Рут.

– Это стандартная процедура, мэм, – кротко объяснил офицер полиции. – Вы нашли какую-нибудь записку или письмо?

– Нет.

– Вы виделись с ней недавно?

– Нет, – сказала я.

– Что подразумевается под «недавно»? – спросила Рут.

– Имелись ли какие-либо симптомы, какие-либо указания на то, что она может причинить себе вред? Наложить на себя руки?

– Какие именно? – спросила Рут.

– Э-э-э… – Офицер замялся. – Суицидальные настроения?

– Ни в коей мере, – сказала Рут. – Рослин – местный Крысолов и Супержена, ради других прошибавшая стеклянную крышу.

– Прошу прощения? – переспросил офицер.

Рут едва взглянула на него.

– За подробностями – будьте добры, к ее мужу.

Наложить на себя руки. Я молчала, внезапно привлеченная архаичной мягкостью, уклончивостью оборота, свойственного поколению наших родителей. И вновь вырисовывались, обретали четкие контуры детали. Детали, которым наверняка не найдется места ни на одной анкетной строчке.

Зубы Рослин. Ее неестественно, сказочно ровные зубы, безукоризненностью которых я когда-то вслух восхитилась. «Ну да, ну да, – кивнула она. – Уж эти мне резаки. Я скриплю ими во сне. Безотчетно. Годам к шестидесяти сотру до десен».

Ногти Рослин. Я вспомнила, как она сорвала заусенец, продолжая что-то говорить, не обратив внимания на боль и кровь, полумесяцем проступившую вдоль основания ногтя.

Мой взгляд остановился на листочке, который Рослин прикрепила задорной магнитной фигуркой к дверце холодильника: «Амариллис в кладовке, 29 нояб.». Памятка, чтобы в точно высчитанный день вынести отборный клубень из темноты чулана в светлый, теплый уголок, где цветок блистательно и гордо раскроется раструбом, вдали от гибельного холода. «Вот! – хотелось мне сказать. – Вот вам искомый симптом. Или суицидальное настроение». Легко ли жить с такой тягой к деталям? Рут жестко ответила за нас обеих.

Наложить на себя руки. Фраза не из тех, что можно было найти на измочаленных страницах библиотечных книг, которые позже приносила мне Рут. Как это похоже на Рут – собирать факты, выискивать смысл бессмысленного в графиках, схемах, столбцах статистических отчетов. Неоспоримые факты, иллюстрирующие, как к восьмидесятым годам «мирные» и «пассивные» способы самоубийства среди женщин – таблетки, угарный газ, прочие отравы – уступили место огнестрельному оружию «в качестве предпочтительного способа». «В особенности на территории американского Юга», -вслух читала Рут. Недоставало лишь описания внешности Рослин; все остальное, все возможные причины были дотошно перечислены в подробном научном тексте. «Женщины, которые лишают себя жизни после ухода мужа, решаются на самоубийство из-за невозможности исполнять роль жены и матери. Наибольшее число самоубийств отмечается среди женщин, которые полностью посвящают себя семье». Факты, данные, исследования венчались безжалостным, тривиальным выводом: «Мужчин на самоубийство чаще всего толкает финансовый или душевный кризис. Женщины убивают себя из-за мужчин».

Погиб ли человек в катастрофе, по собственной воле или от старости – его смерть требует процедур, схожих и налаженных, как заводской конвейер. Столкнувшись с обстоятельствами, к жестокости которых жизнь их не подготовила, Уильям, Трей и Дэвид в оцепенении, но стоически выдержали неизменные ритуалы: получение тела, соболезнования, прощание. Скотти и Рид мерили шагами крыльцо Лоуренсов, с трудом подыскивали нужные слова, нервно звенели мелочью в карманах брюк и перебрасывались приглушенными, неловкими фразами с незнакомыми людьми. Мы с Рут на протяжении двух суток были частью антуража смерти, занимая посты то у входных дверей, то на кухне. Меня потрясло количество женщин, которые несли в дом Лоуренсов беспомощные знаки сочувствия – пироги и запеканки. Я не знала этих женщин ни в лицо, ни по именам. Принимая дары, подавая их на блюдах, пристраивая в морозилку, я ежилась от стыда за свою, пусть невольную, самонадеянность. Я столько лет пребывала в убеждении, что мы с Рут были дружны с Рослин, а на деле числились среди целого сонма таких же сравнительно близких приятельниц.