Руслан Белов - Муха в розовом алмазе

• Название: Муха в розовом алмазе
• Автор: Руслан Белов
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

– Да, бомбу, – снисходительно подтвердил Борис. – Ты знаешь, что в ядерных бомбах самое важное?

– Что?

– Да то! Сделаны они так, что фиг их случайно взорвешь! Их распотрошить пара пустяков. Ну а новую сделать, с алмазами, найдем какого-нибудь нобелевского лауреата. Их в еврейском Нью-Йорке пруд пруди. Ты чувствуешь, что мы уже обо всем договорились?

– Ну-ну. Начать и кончить осталось...

– Ничего! Зато ты потом американского президента будешь жизни учить. "Зачем ты, мол, сука, однополярного мира алчешь?" Ну, что, еще по рюмочке и в школу не пойдем?

– Здравая мысль, – согласился Баламут. – Так значит, завтра в одиннадцать вяжем Черного и сдаем его в психушку?

– Нет, в одиннадцать нельзя, – задумчиво проговорил Бельмондо, провожая скептическим взглядом молоденькую девушку в несуразных ботинках на платформе. – Может быть, он дурака валяет, ты же его знаешь... Пусть сначала покажет свою бомбу... И если она на самом деле существует, возьмем его за жопу. Вместе с его коллегами по болезни.

– Ты прав, – согласился Баламут. – Поехали, что ли ко мне? У меня соседка есть... Пирожки с капустой сегодня печет. Пальчики оближешь. В первом подходе я по пятнадцати штук съедаю.

– Поехали, – согласился Борис, разливая оставшийся коньяк.

4. Ресторан "Прага", сырники со сметаной и пиво после шампанского. – Зеленая дорожка, плательный шкаф дореволюционной постройки и дверь, блестящая никелем. – Шаг к бомбе.

Ни Баламут, ни Бельмондо, понятное дело, не знали, что в голове их друга накрепко сидела "мысленная" бомба, заложенная Анастасией Синичкиной. Этой бомбе предстояло неслышно и незаметно взорваться в один из дней второй недели августа. Сразу же после ее взрыва Чернов-Баклажан должен был найти в доме на Поварской железный предмет, например, монтировку, спрятать ее под пиджак, затем спустится вниз, во святая святых "Хрупкой Вечности" и разбить ровно столько алмазов, сколько он успеет разбить до ядерного взрыва мощностью, эквивалентной мощности взрыва пятисот тысяч тонн тринитротротуола.

На дворе стояло утро 10-го августа, и Иннокентий Александрович шел пешком в ресторан "Прага". Московская погода колебалась на грани лето-осень, колебалась совсем как женщина, решающая, оставаться ей доброй и отзывчивой или послать всех куда подальше. Баклажану нравилась такая погода, ему вообще нравилось все, что может измениться в каждую секунду, постоянство претило ему всегда. Он любил угрозу, он любил принимать ее вызов, только она выпрямляла его хребет, и заставляла упрямо сжимать губы.

Он шел к людям, которые были друзьями Черного, и хоть сам оставался Черным лишь в самых глубинах своего подсознания, он знал, что они ему помогут и помогут не формально, а по сердцу. И потому он не отдавался предостережениям внедренного в его мозг Баклажана, а шел вопреки им, шел в круг, в котором его силы умножались десятикратно. Он чувствовал – жить ему осталось совсем немного. Но он знал, что Баламут, Бельмондо и Черный будут жить всегда, и будут жить, потому что если они умрут, то умрут и силы природы, силы, пытающиеся вдохнуть жизнь в повсеместные глину и камень.

Завтрак получился скучным. Друзья не выспались после ночи, проведенной в компании соседки Баламута и необходимо подвернувшейся ее подруги. Баклажан, ковыряясь в пятидолларовом сырнике, сочувствовал им (надо же так бездумно расходовать единственную жизнь), сочувствовал и думал, не перенести ли их рандеву с бомбой на другой день.

Но Баламут прочувствовал эту мысль и, отставив в сторону тарелку с напрасно четвертованным сырником, щелчком пальцев подозвал к столу радостно улыбающегося официанта, и заказал ему бутылку полусухого шампанского. Бельмондо хотел, было, озвучить широко известное мнение, что по утрам шампанское даже лошади не пьют, но жажда, мучившая его, наложила на поползновение ума вето, и Борис смолчал.

Баклажан с уважением отнесся к попытке друзей, как можно скорее, избавится от похмельного синдрома. Он даже повеселился, усмотрев в глазах Баламута подавленное желание обойтись без фужера, по крайней мере, на первой стадии утоления жажды.

Покончив с перебродившими выжимками французского лета, Баламут и Бельмондо механически прекратили существование дорогостоящих образчиков возрождающегося капиталистического кулинарного искусства (то есть сырников со сметаной по пяти баксов за пару), и потребовали водки по сто пятьдесят (граммов, а не долларов) и чего-нибудь солененького из отечественного репертуара.

К делу Баклажан перешел после того, как официант принес мороженое. Выслушав его (глубокомысленно вращая свои вазочки), Бельмондо с Баламутом потребовали пива, ибо ни шампанское, ни водка не привели к положительным изменениям в их страждущих организмах.

– Я понимаю, что это безвкусно, – извинился Баламут перед Баклажанем, наливая ячменный напиток в фужер, на дне которого оставалось лужица шампанского, – но, понимаешь, очень хочется. Но ты не беспокойся. Мы уже почти в норме.

– А я и не беспокоюсь. Наоборот, мне интересно.

– Интересно?

– Да, интересно. Интересно наблюдать за людьми, которые пьют последний раз в жизни.

– Не понял? – испугался Баламут.

– Люди, соединившиеся с бомбой, бросают пить раз и навсегда.

– Я запа-а-л! – протянул Бельмондо, кося глазом на проходящие мимо чудовищно стройные ноги на высоких модных каблучках. – Что, ваш политсовет разрешил нам аудиенцию с бомбой?

– В порядке исключения по моему ходатайству вам разрешено посетить ее сегодня в 13-00, – сказал Баклажан. И, посмотрев на часы, сухо сказал:

– Однако нам пора. Следуйте за мной.

Николай что-то хотел спросить, но не успел: Иннокентий Александрович, приняв официальный вид, встал из-за стола и степенно вышел из зала.

Баламут с Бельмондо удивленно переглянулись, одновременно потянулись к бутылкам, в которых оставалось пиво, привстав в спешке, налили его в фужеры, выпили и побежали за Баклажаном, шедшим по направлению к Арбатской площади. На часах было 12-30.

Иннокентий Александрович шел широким шагом уверенного в себе человека и друзья, изнеможенные ночными событиями и последующей реабилитацией, догнали его лишь в подземном переходе под Новым Арбатом. На вопросы, а также предложения перекурить на скамеечке, Баклажан не отвечал и даже не оборачивался.

В огороженный забором особняк их пропустили без вопросов и пристального рассмотрения. Оставив гостей в широкой, но весьма уютной гостиной (вощеный паркет, старинная мебель в белых чехлах, повсюду цветы и бронзовые статуэтки), Иннокентий Александрович, сходил куда-то на минутку. Вернулся, посмотрел на Баламута и Бельмондо испытывающим взглядом и, не сказав и слова, сбежал в подвальное помещение по лестнице, застланной красно-зеленой ковровой дорожкой.

Подвальное помещение было заставлено старой мебелью, картонными коробками из-под бытовой техники и компьютеров и вряд кому-нибудь могла придти в голову мысль, что оно представляет собой прихожую в святая святых "Хрупкой Вечности".

Но, тем не менее, это было так: оказавшись в подвале, Баламут и Бельмондо увидели, что Баклажана в нем нет. Постояв секунд десять с приоткрытыми от удивления ртами, они посовещались и пришли к мнению, что последний мог скрыться разве только в стоящем в глубине подвала огромном, дореволюционной постройки плательном шкафу (мореный дуб, искусная резьба, глубокие царапины, разбитое зеркало).

Как только друзья вошли в плательный шкаф (весьма смачно пахнувший изнутри то ли пирожками с ливером, то ли малиновым киселем со сливками), задняя его стенка раздвинулась, открыв ведущую вниз узкую беломраморную лестницу.

Спустившись по ступенькам, Бельмондо и Баламут оказались перед блестящей никелем двустворчатой дверью, весьма напоминавшей дверь лифта в фешенебельной гостинице.

Они постояли пред ней в нерешительности. Кому входить первым? Такие неопределенные ситуации обычно оканчивались одинаково: Николай поджимал губы, тяжело вздыхал, и что-то делал первым. В данном случае нажал на кнопку справа.

Бомба покорила их сразу и бесповоротно. Они даже не увидели стоящего перед ней Баклажана, не видели до тех пор, пока он не вынул из-под полы пиджака монтировку и не двинулся к бомбе, выставив ее перед собой.

5. Все – гипноз и наваждение. – Женщины одобряются. – Дан приказ ему на Запад. – Национальные особенности, Мадонна и гироплатформа. – Дурели и в карман норовили спрятать.

Били Баклажана серьезно. Пока он не превратился в Черного, то есть в вашего покорного слугу, и не свалил Баламута ударом левой в лоб, а Бельмондо – ногой в пах.

– Это совсем другое дело! – похвалил меня Борис, отползая от бомбы подальше. А Баламут ничего не сказал – он отдыхал в беспамятстве.

– Пошли, что ли, отсюда? – предложил я, как только его глаза распахнулись.