Анатолий Безуглов - Следователь по особо важным делам

• Название: Следователь по особо важным делам
• Автор: Анатолий Безуглов
• Жанр: Детектив
• Год: 1980

В повести писателя-юриста А. Безуглова рассказывается о работе московского следователя, выехавшего для доследования обстоятельств гибели молодой женщины в один алтайский совхоз. Изучая дело, он глубоко вникает в жизнь и быт сельских тружеников, которые помогают ему раскрыть преступление.

---

Протягиваю ей два билета.

Надевая пальтишко, которое явно куплено в «Детском мире», потому что такие размеры вряд ли продают в магазинах для взрослых, она, пряча от меня глаза, спросила:

— Как я найду… этого человека?

Боже мой! Вот действительно деликатная душа. Я чувствовал себя инквизитором.

— Крайняя колонна слева. Надежда Максимовна.

Стройная. Блондинка.

Фаиночка едва слышно повторила:

— Стройная, блондинка…

— Сестра… — соврал я отчаянно. И от этого у меня стало скверно на душе. Её каблучки затихли в конце коридора. В мыслях я шагал с ней вниз, по улице, у ЦУМа завернул к театру. Вот и я. Она не удивилась моему опозданию-такая у меня работа. Потом бегом (Надя ходит быстро, угнаться за ней трудно) направились в гардероб. Затем — по овальным коридорам.

Вот и ложа в третьем ярусе бельэтажа. Погасли люстры, медленно и торжественно. Сладостная минута тишины, натянутой, как струна. И вот-мир взрывается божественным фортиссимо увертюры. Распахнулся занавес и…

— А, это вы, Чикуров. — Иван Васильевич остановился посреди приёмной и некоторое время рассматривал меня, что-то соображая.

Он открыл дверь кабинета, прошёл первый. Я-следом.

Улетучился бог весть куда Моцарт. Я стоял у стола зампрокурора.

— Садитесь. — Иван Васильевич устало опустился на своё место. Он все ещё озабоченно морщил лоб.

Меня насторожило обращение на «вы». В устах зампрокурора оно звучало только тогда, когда он был не очень доволен подчинённым. Я смотрел на его волосы, переложенные с одной стороны плеши на другую так аккуратно, будто бы каждый волосок точно знал своё место, и думал, в чем же я мог провиниться. Но вдруг последовало неожиданно:

— Так что у тебя?

«Ты» — означало расположение.

— Не у меня, а у вас, — ответил я успокоенный.

— Да, да, да, да… — Он вынул из сейфа голубую папку, дело. Я прикинул: листов сто, не больше. — Вот, ознакомься.

— Срочно?

— Спешить, как говорят, людей смешить. Завтра с утра и садись. На свежую голову. Не очень занят?

— Нет.

— Добро, — сказал он своим тихим голосом и слегка склонил голову в знак того, что разговор окончен.

Я попрощался. Вышел. Больше указаний не последовало. Иван Васильевич всегда говорил один раз.

Я совсем забыл сказать ему, что завтра меня ждёт койка в больнице. Вспомнил об этом лишь тогда, когда зашвырнул в свои сейф голубую папку. Так в неё и не заглянув.

За окном совсем сгустилась ранняя осенняя чернота.

В стекле отражался мой наимоднейший парадный галстук, яркий, как бабочка-махаон. Подарок Нади.

Я понял, почему Иван Васильевич начал со мной так официально, на «вы». Он не любил, когда на работе появлялись одетыми не по форме. Хотя допускал, что вне стен прокуратуры каждый волен носить то, что пожелает. Был случай, когда он вогнал в слезы прежнюю секретаршу — она пришла на службу в коротеньком платье (было это ещё в пору мини-юбок). Помня выговор начальства, девушка даже в нерабочее время отказалась от моды.

Каково же было удивление, когда Иван Васильевич, высмеивая молодящихся женщин, обряженных в коротенькие платьица,сказал:

— Гале, например, это идёт, — секретаршу звали Галей. — А вот на некоторых это смешно.

Выходит, мой галстук его задел… Но знает ли он, как сам невольно наказал меня сегодня?

Когда я хочу успокоиться, я начинаю мыслить. Логически. Виноват ли, в сущности, Иван Васильевич? Его самого задержали. А те, кто задержал его, может быть, вынуждены были сделать это по каким-то обстоятельствам.

А эти обстоятельства…

Я рассмеялся. Логика иногда тоже мало помогает. Факты побеждают. Главное, я никогда в жизни не увижу сегодняшний спектакль. Он не повторится. Обиднее всего, что я пропустил его из-за дела, которое вполне может ждать до завтра.

Вечер у меня закончился, как у влюблённого юнца.

В то время, пока Надя и Фаиночка наслаждались оперой, я добросовестно, выстоял очередь в кафе, добросовестно съел ужин, закруглив холостяцкую посиделку чашечкой кофе.

А потом стоял в тени около входа в метро, стараясь не пропустить две женские фигуры: маленькую, почти девчоночью, Фаиночки и-чуть выше и стройнее-Нади.

Они промелькнули в толпе— зрителей, выходивших из театра. Я шмыгнул за ними, ориентируясь на красивую, пышную Надину голову. Появляться в обществе секретарши не смел: что, если Надя разоблачила уже мою ложь о нашем с ней мнимом родстве?

Вскочив в соседний вагон, я незаметно наблюдал за ними через стекло. Фаиночка сошла раньше. Надя осталась одна. Я отыскал её блестящее пальто среди других, ярких и разнообразных, и двинулся вслед.

Догнал при выходе из метро. Взял под руку.

— Довольно смело! — сказал странный низкий голос.

Но рука не отстранилась. На меня чуть насмешливо смотрела незнакомая блондинка.

Наверное, я извинялся. Во всяком случае, что-то долго бормотал. Потом мотался по площади, высматривая Надю.

Блондинок было много. Высоких. В этих проклятых блестящих пальто. Словно вся Москва помешалась на них.

И, ругая в душе моду, уныло поплёлся наконец к телефонуавтомату напротив её дома.

— Работаешь? — спросила Надя, ничуть не удивившись.

— Да, — соврал я, глядя на окно шестого этажа. — Понимаешь…

— Не извиняйся. Мы же договорились…

— Тебе понравилось?

— Я ожидала большего. Но, в общем, ничего… Игорь, — я почувствовал, что она улыбается, — эта девочка в тебя влюблена?

— Ну что ты! — убеждённо сказал я. — Она молодая.

В таком возрасте нравится каждый мало-мальски…

— Высокий мужчина? — договорила Надя. И весело рассмеялась. Мне показалось, что она ревнует.

— Глупости. Фаиночка-это сама кротость…

— Дорогой мой знаток человеческих душ, женское сердце — загадка.

— Не большая, чем мужское, — парировал я. Мне ужасно хотелось прекратить этот разговор. — Надя, ты была в блестящем пальто?

— А что?

— Ничего. Я скучал по тебе и гадал, как ты одета.

— В нем. Следовательская интуиция?

— Просто я подумал: вся Москва носит такие пальто…

А ты все-таки модельер…

— Над этим стоит поразмыслить, — полушутя сказала Надя. — Завтра позвонишь?

— Обязательно. Да, Надюша, мне хотят вырезать гланды…

— А это страшно? — я услышал в её голосе неподдельную тревогу.

— Не знаю. Потом скажу,

— Звони. Непременно…

Назавтра утром раздался звонок. Я ещё не успел снять плащ.

— Товарищ Чикуров?

— Да.

— Иван Васильевич просил вас, как только ознакомитесь с делом,зайти к нему.

— Хорошо, — сказал я.

Вс„. Моя ложь раскрылась, и Фаиночка вычеркнула меня из списка друзей. Мне стало смешно и грустно. В общем, досадно. А может, перемелется? И снова в моей двери будет появляться кудрявая курносая мордашка… Посмотрим. Кто-то из великих писателей сказал, что женщины не прощают. Кажется, Дюма.

Прежде чем засесть за изучение дела, подшитого в голубой папке, я позвонил в больницу. То, что я сегодня буду занят весь день, — совершенно определённо. Доктор не удивился. История, повторяющаяся в который раз.

— Знаете, что вас ожидает? — спросил он со зловещим спокойствием.

— Знаю. Ревмокардит. — Это слово он вбил в меня надёжно.

— В лучшем случае, — сказал врач торжествующе. — И больше ко мне не приходите…

— Приду.

В трубке посопели. Потом — короткое:

— Когда?

— Завтра, возможно — через пару дней.

— Ох, Игорь Андреевич, Игорь Андреевич…

В голубой папке было сто девять листов. Дело о самоубийстве.

Два месяца назад в селе Крылатом Североозерского района Алтайского края покончила с собой воспитательница детского сада совхоза «Маяк» Ангелина Сергеевна Залесская, 1947 года рождения.

Старший следователь прокуратуры Алтайского края установил следующее.

«Вечером 8 июля к супругам Залесскому В. Г. и Залесской А. С. пришёл в гости совхозный шофёр С. Коломойцев и принёс с собой бутылку водки. Коломойцев и Залесский, выпив бутылку, захотели ещё. А. Залесская запретила им.

Но Залесский накричал на неё и отправился с Коломойцевым домой к последнему, захватив по дороге в продмагазине ещё бутылку водки. Они распили её у Коломойцева дома. После этого они ещё пили спирт, имеющийся у Коломойцева. Сколько выпили его, не помнят. Залесский был сильно выпивши и остался ночевать у Коломойцева, в доме гр. Матюшиной Е. Д., у которой последний снимал комнату. Наутро, 9 июля, проснувшись, Залесский и Коломойцев решили пойти к А. Залесской извиниться за вчерашнее поведение.

В начале десятого утра, зайдя в дом (Залесский открыл дверь своим ключом), они обнаружили в комнате на полу около кровати труп Залесской. Правая рука умершей лежала на постели. Возле неё находилась опасная бритва в раскрытом положении.

В области шеи Залесской имелась обширная рана (лист дела 4, 5, 6).

Залесский и Коломойцев выбежали на улицу и стали звать соседей. На их крики прибежали Р. Ифанова и Е. Рябкин, живущие в соседних домах. Залесский просил вызвать «скорую помощь». Но Рыбкин сказал, что «скорую» вызывать поздно, надо звонить в милицию. Коломойцев побежал за участковым инспектором. Р. Ифанова обнаружила на столе в другой комнате предсмертное письмо Залесской, начинающееся словами: «Мой милый! Я любила тебя…»