Густав Эмар - Чистое сердце (Пограничные бродяги - 3)

• Название: Чистое сердце (Пограничные бродяги - 3)
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: История

---

- Вы уклоняетесь от предмета нашего разговора. Я уже говорил вам, по какой причине я не мог выслушать вас сегодня утром; у был вынужден, к моему крайнему сожалению, отложить нашу беседу до более благоприятного времени. Вот и все.

- Отлично, я допускаю это. Потрудитесь, генерал, прочесть это письмо, - добавил Джон Дэвис, вынимая из бокового кармана бумагу и передавая ее генералу.

В то время, когда происходил этот разговор, уже наступила ночь, и солдаты принесли факелы и зажгли их.

Генерал распечатал письмо и при свете факелов внимательно прочел его, затем, закончив чтение, он снова сложил бумагу и засунул ее в боковой карман мундира.

Несколько минут все молчали. Наконец генерал заговорил:

- Кто тот человек, который передал вам письмо?

- Разве вы не видели подписи?

- Но он мог действовать через посредника!

- Со мной он мог обойтись и без него.

- Так, стало быть, он здесь?

- Я не уполномочен говорить с вами о человеке, пославшем меня; мне поручено лишь обсудить вместе с вами условия, предложенные вам в этом письме.

Генерал сделал гневный жест.

- Отвечайте, сеньор, на мои вопросы, - сказал он, - если вам угодно не раскаиваться впоследствии.

- К чему эти угрозы, генерал? Вы ничего не узнаете от меня, - ответил тот твердо.

- Если так, выслушайте меня внимательно и обдумайте хорошенько ваш ответ, прежде чем открыть рот.

- Говорите, генерал!

- Вы сейчас же, слышите, сеньор, сейчас же должны сказать мне, где тот человек, который передал вам это письмо, или вы...

- Или я?.. - перебил его с насмешкой американец.

- Или вы через десять минут будете повешены на одном из суков дерева, под которым стоите.

Джон Дэвис бросил на генерала презрительный взгляд.

- Клянусь честью, - сказал он, - у вас, мексиканцев, оригинальная манера обращаться с парламентерами!

- Я не признаю за негодяем и отщепенцем, голова которого оценена, права посылать ко мне депутатов и считать меня себе равным!

- Человек, которого вы так стараетесь очернить, генерал, имеет благородное сердце, и вы это знаете лучше, чем кто-либо другой! Но как у всех высокомерных людей, чувство благодарности в вас подавлено, и вы не можете простить особе, о которой теперь идет речь, что она спасла вам не только жизнь, но и честь!

Джон Дэвис мог бы еще долго говорить. Генерал, бледный как мертвец, с искаженными от внутреннего волнения чертами лица, тщетно силясь справиться со своим волнением, казалось, не мог произнести в ответ ни слова.

В это время полковник незаметно приблизился к кружку офицеров, стоявших возле генерала. Полковник Мелендес уже в течение нескольких минут прислушивался к словам, которыми со все возраставшим гневом обменивались между собой собеседники. Сочтя необходимым вмешаться в этот. разговор, пока тот не дошел до крайности, что повлекло бы за собой полную невозможность соглашения между спорящими, он положил руку на плечо Джону Дэвису и сказал:

- Замолчите, вы находитесь в когтях льва! Берегитесь, он может растерзать вас!

- В когтях тигра, хотите вы сказать, полковник Мелендес! - воскликнул тот возбужденно. - Как, неужели я могу допустить, чтобы в моем присутствии оскорбляли великого и благороднейшего человека, самого преданного и искреннего патриота, и не сделать попытки защитить его от клеветы? Полноте, полковник, это было бы низостью с моей стороны, а вы достаточно знакомы со мной, чтобы знать, что никогда я не сделаю ничего подобного, даже из чувства самосохранения!

- Довольно! - перебил его генерал повелительно. - Человек этот прав: под влиянием тяжелых воспоминаний я позволил себе произнести слова, о которых теперь я искренне сожалею. Оставим этот разговор!

Джон Дэвис вежливо поклонился.

- Генерал, - сказал он почтительно, - благодарю вас за справедливое отношение, я ничего другого и не мог ожидать от такого честного человека, как вы!

Генерал ничего не ответил на это. Он стал ходить взад и вперед по площадке и, видимо, был очень взволнован.

Офицеры, крайне удивленные происходившей перед ними странной сценой, значения которой они не понимали, только обменивались друг с другом тревожными взглядами, не смея явно обнаружить своего недоумения.

Генерал подошел к Джону Дэвису, остановился перед ним и сказал ему коротко:

- Мистер Джон Дэвис, вы - человек, который твердо держит свое слово, и сердце у вас благородное! На этом мы покончим. Возвращайтесь к тому, кто вас послал, и скажите ему следующее: "Генерал дон Хосе-Мария Рубио ни в каком случае не согласен вступить с вами в переговоры. Он питает к вам личную ненависть и не желает видеть вас иначе, как с оружием в руках. И до того времени, пока вы не дадите ему того удовлетворения, которого он требует от вас, он не согласится рассуждать с вами о каких бы то ни было политических вопросах". Запомните хорошенько эти слова, сеньор, чтобы передать их слово в слово известному вам лицу.

- Я передам их слово в слово.

- Отлично! А теперь ступайте! Нам не о чем больше говорить. Полковник Мелендес, потрудитесь приказать подать лошадь этому господину и проводить его до аванпостов.

- Еще одно слово, генерал!

- Говорите!

- Как мне передать вам ответ этого лица?

- Лично, если вы не боитесь прийти сюда еще раз.

- Вы прекрасно знаете, генерал, что я ничего не боюсь! Я доставлю вам ответ.

- Рад буду получить его. Прощайте.

- Прощайте, - ответил американец, и поклонившись всем собравшимся, он ушел в сопровождении полковника.

- Вы играли в опасную игру, мистер Дэвис, - сказал ему последний после того, как они прошли несколько шагов, - генерал мог приказать повесить вас!

Американец пожал плечами.

- Он не посмел бы сделать этого, - ответил он пренебрежительно.

- О-о! А по какой причине, позвольте вас спросить?

- Какое вам до нее дело, полковник? Ведь я, кажется, на свободе, и этим все сказано.

- Действительно.

- Это должно быть для вас вполне достаточным доказательством того, что я не ошибаюсь.

Полковник привел американца к своей квартире и попросил его зайти на минуту, пока будут готовы лошади.

- Мистер Джон Дэвис, - сказал он, - потрудитесь выбрать из этого оружия, за качество которого я отвечаю, то, которое будет вам по вкусу.

- Зачем? - спросил тот.

- Caspita! Вы пойдете ночью, мало ли кто может вам встретиться! Мне кажется, что при таких обстоятельствах не мешает принять кое-какие меры предосторожности.

Оба собеседника обменялись взглядом - и поняли друг друга.

- Действительно! Вы правы, полковник, - сказал небрежным тоном американец. - Вы меня навели на хорошую мысль: дороги не безопасны. Если вы предоставляете мне право выбора, я возьму эти пистолеты, вот эту саблю и этот нож.

- Сделайте одолжение. Только не забудьте запастись порохом и пулями, без них огнестрельное оружие будет для вас бесполезным.

- В самом деле! Вы, полковник, обо всем помните! Вы просто милейший человек, - добавил он, заряжая пистолеты и ружье и наполняя пороховницу порохом, а сумку - пулями.

- Вы мне льстите, мистер Джон Дэвис; я в данном случае делаю только то, что и вы сделали бы на моем месте.

- Согласен! Но вы все делаете с такой любезностью, что мне просто неловко.

- Перестанем говорить друг другу комплименты. Вот и лошади поданы.

- Их две. Разве вы намерены проводить меня за границу аванпостов?

- О, лишь несколько шагов, если только мое общество не будет вам неприятным.

- Ах, полковник! Я всегда буду счастлив видеть вас своим спутником.

Разговор двух собеседников происходил в самом любезном тоне, в котором, однако, просвечивала тонкая и едкая насмешка. Оба они вышли из дому и сели на лошадей. Ночь была светлая и теплая. Тысячи звезд сияли на небе, отчего оно казалось как будто усеянным бриллиантами, луна спокойно плыла по небосклону, разливая повсюду свой бледный, фантастический свет. Таинственный вечерний ветерок наклонял ветвистые вершины деревьев и покрывал мелкой рябью серебристые воды реки, волны которой в любовной неге замирали у ее берегов.

Оба всадника ехали рядом. Часовые по молчаливому знаку полковника пропускали их беспрепятственно. Вскоре они спустились с холма, миновали передовые посты и очутились в открытом поле. Каждый из них, погруженный в свои мысли, с отрадным чувством отдавался ощущениям безмятежной ясности и покоя, разлитых в природе, и, казалось, совсем забыл, что он не один. Так ехали они на протяжении часа и наконец приблизились к перекрестку двух дорог, образовавших нечто вроде ущелья, в центре которого поднимался крест, словно зловещий предвестник гибели. Крест был поставлен в память о каком-то убийстве, совершенном некогда в этом пустынном месте.

Точно сговорившись, обе лошади офицеров разом стали, вытянули шеи, заложили уши назад и зафыркали. Оторванные так неожиданно от своих грез и возвращенные к действительности, оба всадника выпрямились и оглянулись. Ни малейший звук не нарушал ночной тишины. Окрестность была пустынна и безмолвна, как в первые дни сотворения мира.