Олег Серёгин - Дети немилости

• Название: Дети немилости
• Автор: Олег Серёгин
• Жанр: Фэнтези

---

Безбурная нежность, бесконечные переливы древнего напева, этот светлый тон, не менявшийся, сколько ни жди – в сравнении с ним колыбельные и те полны страсти... «Больше восьмисот лет», - уверенно определил я. В истории я разбирался лучше, чем в музыке. До того, как в Легендариум вошло пророчество Ирмерит, высочайшим переживанием арсеита считался «айин» - «радость отсутствия надежды». С тех пор, как явилось пророчество, никто уже не мог – да и не желал – достигнуть этого состояния, но не оно ли звучало в песнях тысячелетней давности?

Первым Рескит создала Солнце, и дети Ее играли в нем. Нежа детей своих, Она создала золото, и дети играли с ним. После Она создала песок, и дети играли… Но песок не сохранял формы; золото сохраняло форму, но не имело жизни; солнце сохраняло форму и было полно жизни, но оставалось вечно неизменным. И Арсет наскучили игры.

Когда Арсет наскучили игры, она отделилась от прочих.

Флейты умолкли, вступила хрустальная гармоника; ее перезвон был так сладок, что вкус чувствовался на губах, но бесконечно-светлый лад не сменился, переливы остались те же: айин, счастье обреченных...

Когда Арсет отделилась от прочих, ей пришла кровь. С кровью пришли сила и воля. Обретя силу и волю, Арсет пожелала создать прекрасное. И она создала человека. Но, поскольку Арсет не была сама и нуждалась в ином, она создала человека из песка, солнца и золота.

Юная и неистовая, она обладала силой и выше всего ставила красоту. Потому родились от ее воли существа красивые и вечно юные, могучие, надменные и жестокие. То были не люди; и Арсет заплакала. Со слезами пришли жалость и мудрость.

Бесчисленные изваяния, мозаики, фрески; звезды на шпилях церквей, летящие в небе над Кестис Неггелом, светлые громады соборов Рескидды; белые одеяния священниц. Неизъяснимо ласковый лик, склоненный над колыбелью – очи как звезды, мреющие в сирени…

Обретя мудрость, Арсет создала мир, в котором может жить человек: пресную воду с прохладой и деревья с тенью, и рыб, и животных. Но все это высохло и умерло, так как в мире не было ночи. Братья и сестры Арсет смеялись и поднимали песчаные бури, в то время как золото плавилось под солнцем. Увидев это, Арсет призвала силу своей крови. Призвав силу крови, она затмила солнце, чтобы стала ночь.

Был день Рескит, и стала ночь Арсет. И Рескит стала гневна.

Арсет спряталась, но братья и сестры указали ее Рескит. Рескит послала за ней огни и вихри. Арсет воздвигла горы и остановила их. Рескит взяла горы и бросила. Арсет создала океан, и горы упали в океан. Рескит велела солнцу жечь и высушить океан. Но океан пролился дождем и стали облака, снег и туман. И Рескит больше не видела Арсет.

Тогда Арсет заново сотворила все, что было прежде. В мире, наделенном благодатью ночи и облаков, и пресной воды, родились люди.

Розовые новорожденные и мудрые мертвецы, цари и подвижники, певцы и солдаты, громы армейских труб и библиотечная тишь; Первая и Пятая магии, мотыга и атомник, ученый, подчиняющий демона, художник, что выкладывает мозаику в храме; страшная и прекрасная дерзость небесной девочки.

Увидев, что Арсет обладает силой и волей, Рескит изрекла запрет. Услыхав запрет, Арсет пренебрегла им.

Увидев, что Ее воля не исполняется, Рескит окуталась гневом.

Окутавшись гневом, Она изрекла вечную смерть.

Музыка оборвалась так внезапно, что еще несколько мгновений я вслушивался в тишину, ожидая нового вступления. Но инструменты молчали; флейтисты опустили утомленные руки на колени, и слушатели нестройно, с шумом поднялись с сидений – так в Рескидде выражали почтение искусству. Эррет так и не открыла глаз.

- Мы исполнили «Музыку странника», - сказала совсем юная пухленькая арфистка; за своим изысканным инструментом она была ни дать ни взять медвежонок. – Бродячий поэт Ремисен Шеллат сочинил ее почти тысячу лет назад. К этой музыке есть слова, но ее жанр – «странствие», это особый жанр, где слова не пелись, а читались до или после игры.

Она торопливо встала, точно собиралась сделать это прежде и забыла; с улыбкой, потупившись, вышла на край низенькой сцены.

- Если бы мы с вами жили в ту эпоху, то сейчас следовало бы прочитать слова, - торжественно и смущенно сказала девушка. – Но мы решили, что интересней... решили сделать иначе. Дело в том, что не так давно... конечно, недавно по сравнению с возрастом пьесы... слова Шеллата перевели на современный язык, и на них снова написали музыку. Сейчас мы исполним современную музыку, вдохновленную теми же словами.

Выговорив это, арфистка окончательно застеснялась, вернулась на место и чуть ли не спряталась за свою арфу. С первого ряда поднялся певец – высокий седой рескидди, больше похожий на витязя светлого воинства Арсет, чем на скромного музыканта. Он шагнул на сцену и сделал знак прочим. Я порадовался: будут петь, на знакомом языке и с новой мелодией – слушать это должно быть повеселей, чем внимать древнему исступлению айина.

Прозвучали первые аккорды.

...У меня потемнело в глазах. Сердце сдавило.

Когда-то эту песню пели в Данакесте.

Были Весенние торжества – не те, что стали трагедией моего дома, а другие, за два года до тех, еще не омраченные никаким горем. Через несколько месяцев я, блестящий курсант, закончу Академию; еще через месяц Лаанга поднимет Эрдрейари, вскоре отец отправит меня в Хоран, а Комитет магии зафиксирует пробуждение высшего времени... но тогда история еще не начала свой отсчет, и в безвременной древности, в блаженном золотом веке, по Большому танцевальному залу я кружил ослепительную княжну Аливу. Тонкий ее стан изгибался в моих руках, кошачьи чуть раскосые глаза блестели беззаботным весельем; вокруг проносились разряженные пары, флейты задыхались от любви, золотые огни парили под сводами зала, отражаясь в высоких, как окна, зеркалах... Когда танец окончился, мы вышли на балкон. Празднество длилось долго, и распорядитель двора время от времени устраивал перерывы в танцах, представляя гостям различные искусства – то мимическую миниатюру, то забавную театральную сценку, то певицу или певца.

Зал сиял, а снаружи успело стемнеть; это в Рескидде Весенние торжества действительно приходятся на пору торжества весны, а в Кестис Неггеле еще лежит снег, сумерки наступают рано. В иные годы праздник проходит на трескучем морозе. Но тогда стояла оттепель, Янева и Неи успели освободиться ото льда; сугробы чернели внизу, слабый ветерок доносил запах пробуждающейся земли. Мы стояли, разгоряченные и задыхающиеся, приникнув друг к другу, я обнимал обнаженные плечи Аливы, белые как мрамор, и вокруг дышала весна, и звезды смотрели на нас; забыв о сомнениях, я спросил ее согласия – и услышал самый желанный, вымечтанный ответ...

Под серебрянооким небом, в синей весенней тьме я целовал будущую владычицу полумира, императрицу Уарры, а за высокими дверями светились огни, и пел чистый летящий голос.

Голубиный небосвод

Распахнулся надо мной,

И теперь я сам не свой,

Вроде прежний, да не тот.

В высоте да в синеве

Протянулись облака.

И дорога мне легка:

Всюду ласка да совет.

Я иду, и шепчет степь

Вслед: «Счастливого пути»,

И не тяжко мне идти,

И не страшно умереть.

Я встал и вышел из зала.

Не помню, оглянулся ли кто-нибудь. Лица, стены, огни – все слилось в расплывчатое пятно света, которое сменилось пятном тьмы, когда я затворил за собой дверь. В коридоре было темно и совершенно тихо – работали заклятия звукоостановки. Я потряс головой и сделал несколько шагов в ту сторону, где было чуть светлей.

Нерадостная догадка пришла: став императрицей, Алива тем самым сделалась бы Госпожой Бездны. Добрый дух, она подходила для этого меньше всего, куда меньше, чем Эррет, существо древнее и безжалостное. Та, что любит играть честно, способна заменить любого из нас, и Она всевластна; Лива погибла случайно, но кто создал эту случайность? Я тихо засмеялся. Древний айин точил золотые когти о душу. Как просто. В занебесной пропасти Немилостивая Мать пожелала Себе забавы, и что Лива, что единственная жизнь, пусть жизнь светлейшего на земле сердца, если нынче Она желает взглянуть на мировую войну...

Какое зло можно причинить врагу, который настолько огромнее человека?

По крайней мере, испортить Ей развлечение.

Мне стало почти весело.

В конце коридора через приотворенную дверь светила луна. Дверь вела на внешнюю лестницу, по которой можно было подняться на прогулочную крышу или спуститься на улицу. Там ждали прохлада и ветер, и шумный ночной город со своей жизнью. Я не хотел ни о чем думать: я уже все решил. Стоило остудить голову и немного отвлечься. Пусть я не игрок, а фигура на доске, это не значит, что я согласен отдаться на волю судьбы. Мысль должна оставаться ясной.