Никита Воронов - Огненный лис

• Название: Огненный лис
• Автор: Никита Воронов
• Жанр: Детектив

Отбывающий лагерный срок за превышение пределов необходимой самообороны Виктор Рогов, бывший офицер, неожиданно для себя становится носителем тайны, связанной с сокровищами русского князя Святослава. Ключом к разгадке тайны древнего клада является икона, вывезенная князем из Константинополя, и хранящаяся у одного из дальних родственников Виктора. Ситуация осложняется тем, что за поиски клада одновременно взялись и сотрудники спецслужб, и криминальные авторитеты, и даже потомки тех половцев, которые когда-то вероломно напали на русского князя и завладели константинопольскими дарами. Поначалу «втемную», против своей воли Виктор Рогов втягивается в хитроумные интриги и в чужое кровавое соперничество, а затем уже становится сознательным, самостоятельным игроком в этой многовековой партии…

---

— Эй! Чего потерял-то? — Окликнул его торопящийся на службу контролер. Это был тот самый некурящий прапорщик, который придумал использовать «ассенизатор» при недавнем инциденте с заложниками.

— Да так, Иваныч. Мелочь… — ответил Рогов. — Совесть ищу.

— Совесть?

— Вон, видишь — на стене плакат: «На свободу с чистой совестью»? Ну, я и хотел глянуть, очистилась она у меня, или нет. Да вот, чего-то никак найти не могу!

— Ш-шутник ты, Рогов.

— Когда три года назад к вам заходил — точно помню, что была… Ах, да! Вот, немного осталось.

Виктор в буквальном смысле повернулся к «зоне» передом, к лесу задом и демонстративно похлопал ладонью по выпершему из штанов собственному мужскому достоинству.

Контролер даже не посчитал нужным обидеться. Сейчас этот оскорбительный жест бывшего зэка относился не к кому-то персонально, а ко всей многочисленной лагерной администрации и охране, а значит лично на долю прапорщика выпадало не так уж и много.

Можно было не обращать внимания.

Иваныч так и поступил. Однако, сделав всего пару шагов в направлении вахты, обернулся и вновь окликнул Виктора.

— Ну?

— Ох, Рогов, Рогов… Мало ты крови у нас за три года выпил? Прапорщик укоризненно покачал головой:

— Уйти по-человечески — и то не можешь!

— А в чем дело-то? — Обиделся Виктор.

В ответ контролер молча ткнул указательным пальцем в то место, где висел уже обсуждавшийся плакат насчет свободы и чистой совести. Теперь там же, над вахтой, привязанный к крыше капроновыми веревками, болтался на ветру кусок фанеры с похабным изображением подмигивающей голой бабы. Корявая надпись гласила:

«С откидоном Вас, Виктор Дмитриевич!»

— Да уж, Рогов…

— Интересно, — Виктор почесал за ухом, раздумывая, сколько же пришлось заплатить корешам-«семейникам» за то, чтобы кто-то из солдат охраны привязал куда следует это художество.

Переведя взгляд на прапорщика, он пошарил рукой в кармане и вытащил оттуда несколько купюр — всю зарплату за отбытый срок:

— Слышь, Иваныч? Будь человеком, передай Ваське Рослякову четвертак.

Контролер помялся, переступил с ноги на ногу, стрельнул по сторонам опасливым взглядом и процедил:

— Ладно, давай.

Рогов сунул ему на пятерку больше и ещё раз взглянул на фанерное голое чудище над вахтой.

— Сам-то куда сейчас? — Поинтересовался для приличия контролер.

— Как это — куда? Домой, конечно! Это тебе, браток, в зону… А я, слава Богу, свое уже отсидел.

Не прощаясь, Виктор обернулся и зашагал в сторону поселка, на железнодорожную станцию, чтобы сразу же сесть на поезд до Ленинграда.

… От ворот колонии к станции вела широкая, ухабистая дорога, отсыпанная невесть когда из смеси мелкого гравия, песка и шлака. В начале своем она проходила по самому краю глубокого оврага, заглянуть в холодную бездну которого было жутковато даже самым отчаянным из местных смельчаков. На самом дне этой пропасти, сквозь пожухлую от постоянного недостатка солнечного света листву кустарника, просматривался узкий, извилистый ручей.

Поговаривали, что впадает он где-то недалеко в полноводную реку Альдой и называется Черным. Никто не знал, где именно берет ручей начало, но считалось, что за десятки, а то и сотни километров от этого места.

Разумеется, были у Черного ручья и свои жутковатые тайны, и свои легенды. Старожили уверяли, что является он единственной путеводной ниточкой, по которой чистый сердцем и помыслами путник может добраться до затерянной в глубокой таежной глуши староверской деревни. Якобы, живут в той деревне одни столетние старухи, занимаются ворожбой и никого постороннего к себе не пускают.

А уж слишком настырного искателя могут и погубить в пути до смерти!

Виктор остановился у самого края оврага и попробовал заглянуть в его холодную глубину. Ему захотелось воочию, самому увидеть ту таинственную водяную тропинку, о которой он так много слышал в последние годы от «вольняшек» и бывалых зэков.

Тропинку в неведомое…

Впрочем, овраг оказался глубже, чем можно было ожидать. Видимо, от непривычной высоты у Рогова закружилась голова, в глазах потемнело — и чувствуя, что теряет сознание, он вынужден был присесть на корточки. Упершись руками в землю, Виктор попытался справиться с приступом внезапно накатившей боли.

— У-у, злочинец! Душегуб, кровопийца! — Раскаленный воздух вокруг будто треснул пополам, наполнившись криками и поросячим визгом.

Виктор упал навзничь и сжал ладонями уши. Корчась в судорогах, не в силах произнести ни звука из-за подступивших к горлу потоков желчи, он уже готов был отдаться на милость удушливой фиолетовой бездны… И в этот момент чьи-то руки оттащили его в сторону от края оврага.

Через мгновение Рогов уже начал приходить в себя и даже узнал своего спасителя:

— Коваленко?

— Что с тобой, парень? — Это был тот самый контролер, который принес в санчасть известие о досрочном освобождении Виктора. — Уже успел нажраться? Во, народ!

«Сильно же я Господа прогневил, — подумал Рогов, пытаясь встать. — На ручей мне даже взглянуть не позволено…»

Но вслух ответил:

— Все в порядке. Спасибо! Все в порядке…

— Приступ? — Понимающе кивнул вчерашний добрый вестник. — Может, врача надо?

— Нет, Коваленко. Нет! Обошлось… Просто — жара, да? До Питера доеду — все пройдет.

— Тоже верно, — согласился контролер. Он отряхнул колени, заправился и готов уже был идти дальше:

— Дома, как говорится, и стены помогают. Легкого тебе пути, Рогов!

— Счастливо оставаться…

Вскоре Виктор добрался до станции. На примитивном перроне из битого кирпича, закатанного поверху тонким слоем асфальта, не было ни души. Впрочем, как и в зале ожидания крохотного одноэтажного вокзала.

«Обед». Изготовленная из подручного материала табличка почти полностью загораживала окошко билетной кассы.

— Серьезное дело, — хмыкнул Виктор, и собравшись с духом решительно постучал костяшками пальцев о картон.

— Ну, чаво? Чаво надо? — Проскрипел откуда-то из-за стены довольно противный старушечий голосок.

Рогов чуть наклонился, сдвинул в сторону табличку и пытаясь хоть что-то разглядеть внутри поскреб ногтем по мутному стеклу. С противоположной стороны на него возмущенно уставился чей-то глаз:

— Чаво безобразишь?

— Билет давай! — Рявкнул Виктор, что было сил.

Получилось довольно грозно, однако должного впечатления на обладательницу глаза и голоса не произвело.

— Не дам. Нюра в Сковородино уехавши, а я без ней на ентой аппарате, какие куды кнопки давить не знаю.

— Что же делать? — Растерялся Рогов.

— Завтра приходи.

Наконец, Виктор сообразил, с кем имеет дело. Бабка Агриппина являлась чуть ли не единственной достопримечательностью захолустной Тахтамыгды когда она родилась, не ведомо, но говорят, что свое столетие бабка справляла ещё перед полетом Гагарина.

Разумеется, в поселке её знали все. В соседней зоне — тоже.

На железнодорожной станции старуха числилась уборщицей, но на общественных началах вырастала иногда даже до поста начальника диспетчерской службы.

— Не могу я завтра, — пояснил Виктор.

— Чаво это? — полюбопытствовали из окошка.

— У меня поезд сегодня.

За стенкой послышалась какая-то возня, лязгнул дверной замок и из крохотного помещения кассы вышаркала бабка Агриппина.

— Эво-на! — с непонятным удивлением воскликнула она. — Никак, «откинулся», сердешный?

— Точно, — кивнул Рогов.

— Поди, намаялся за проволокой… — бабка вздохнула и подошла ближе.

— Да уж, насиделся.

— Ох, ироды, — покачала головой собеседница. — Не живется же вам по-людски-то! Давеча, вот, к арестантику одному мамаша евоная приезжала. Так вот, когда взад собиралась — и говорит мне: «Повидала я сыночка в последний раз. Ему ещё восемь годков отсиживать — поди, не дождусь…» И как в воду глядела, сердешная: часа не прошло, она прямо тута, на ентом вокзале и померла. Может, слыхал?

— Слышал, — кивнул Рогов и полез в кароман за «Примой». — Арефьева её была фамилия. Сам-то Серега Арефьев, когда о смерти матери узнал, в щитовой на триста восемьдесят вольт бросился… Убило его током! Так их вместе и схоронили, на кладбище тохтамыгденском.

Рогов закурил, и твердо решив во что бы то ни стало уехать отсюда ближайшим поездом, шагнул из зала ожидания на «перрон».

— Ты уж гляди, сердешный — боле не воруй! — Крикнула ему вслед бабка Агриппина.

— А я и не воровал, — отозвался Виктор…

Ближе к вечеру, когда солнце уже окончательно спряталось за поросшие чахлым орешником сопки, на станцию прибыл долгожданный пассажирский состав. Притормозив на минуту, будто специально для того, чтобы забрать с собой Рогова, поезд Хабаровск-Москва отправился по стальной магистрали дальше, на запад.