Мацуо Монро - Bang-bang

• Название: Bang-bang
• Автор: Мацуо Монро
• Жанр: Современная проза

Новая книга Мацуо Монро на первый взгляд резко отличается от созерцательной "Научи меня умирать". Действие, действие и еще раз действие. Причем, чем оно неожиданнее и жестче, тем лучше - так считает автор.

Но есть нечто, делающее обе книги Монро похожими друг на друга: даже под дулом пистолета герои не перестают философствовать, а тонкий психологизм и специфический юмор до последней страницы держат читателя в напряжении.

В черном джипе, несущемся по дорогам Японии, четыре человека - психотерапевт-убийца; наркоманка, объявившая войну произведениям искусства; девушка, одержимая идеей глобального уничтожения человечества, и уставший от жизни простой страховой агент. У каждого из этих людей своя цель и свое понимание добра и зла. Во что выльется их противостояние? К чему приведет "крестовый поход" героев против общепринятой морали и законов?..

---

Тогда у меня может получиться.

Вопрос: «А что ты будешь делать дальше?» — я старательно игнорирую.

Чтобы свести к минимуму возможность неудачи, я начинаю медленно, боком, подбираться к Юрико. Та, ничего не замечая, таращится на самую настоящую нагинату, привинченную к стене, чуть повыше мечей.

Нас разделяют уже два шага.

Я почти не дышу.

Полтора шага.

Юрико начинает поворачиваться ко мне, будто почуяв что-то неладное.

Вот сейчас нужно броситься на нее…

Вот сейчас…

— Котаро-сан!

Я позорно, как нашкодивший кот, втягиваю голову в плечи и оборачиваюсь на голос Такэо. Оказывается, он стоит неподалеку и внимательно наблюдает за моими партизанскими действиями. Такэо неодобрительно качает головой и обращается к Юрико:

— Дай мне пистолет.

Потом делает то, чего я вовсе не ожидал. Вынимает обойму, прячет в карман, немного оттягивает затвор, чтобы проверить, есть ли патрон в патроннике, тщательно вытирает пистолет платком и с поклоном протягивает его старине Рэю. Раньше так протягивали меч для сэппуку кандидату на тот свет.

— Муцуми-тян, что?

Муцуми едва уловимым жестом показывает на одну из картин. Разумеется, она могла выбрать только эту. Тема все та же — насильственная смерть. Просто парень с петлей в руке, присматривается, куда бы привязать веревку. Написано в стиле Мунка. Правда, тот предпочитал изображать убийц. На мой взгляд, не слишком удачная работа со светом, но в общем очень даже хорошо.

— Котаро, помоги, — говорит Такэо.

Мы снимаем картину со стены и ставим ее на пол. Потом раскатываем перед ней принесенную заранее циновку. Все это быстро, четко и по-деловому, однако не забывая делать скорбное и задумчивое лицо.

Господин Рэй смотрит на приготовления так же, как пятьсот лет назад смотрели крестьяне на сколачиваемый для них крест.

Белые трясущиеся губы, пустые навыкате глаза, заострившиеся черты и без того костлявого лица. Теперь из-под желтой с большими пигментными пятнами кожи явственно выступает череп. Пистолет у него в руках выглядит совершенно нелепо. Так же, как и тапки.

Мне кажется, что господин Рэй сейчас обмочится. Я отворачиваюсь.

— Котаро, Муцуми, Юри-тян, пойдемте. Не будем мешать господину Рэю. Господин Рэй, помните, что я вам сказал, и будьте мужественны, — говорит Такэо.

Вряд ли Рэй его слышит.

Мы стоим за дверью комнаты, где остался старый коллекционер, приговоренный к самоубийству. Такэо закуривает и протягивает пачку Юрико. Та отрицательно качает головой. Муцуми же занята своими таблетками. Она ест их, как конфеты, тщательно разжевывая и не запивая водой.

— Сложно было? — спрашивает она, морщась от горечи.

— Да не очень. Он был, в общем-то, готов. Просто мы свалились неожиданно. Сама понимаешь, так вот, спросонок сложно решиться на такое.

Он глубоко затягивается.

Я стою со скованными руками и подумываю о том, что мне сейчас тоже не помешал бы пистолет с одним патроном. Черт с ним, с Такэо, пусть дальше занимается своими делами, плевать… Но вот мне жить больше не хочется.

Слюнтяй, сказала Юрико. Еще какой!

Я вспоминаю свои ощущения, когда окрик Такэо заставил меня поджать хвост, и мне хочется блевать от отвращения к самому себе.

Из-под двери студенистой медузой выползает тяжелый запах кроличьей шерсти. Мое сердце начинает стучать мелко и дробно. Маленький мясной комочек, бешено сокращающийся из-за избытка адреналина в крови. Кролик уже там, уже готовится отведать очередной мясной морковки.

А эти идиоты, мои ненормальные спутники, ничего не чувствуют. Для них существует только запах дыма от сигареты Такэо, да приторный аромат Shisheido Yamamoto его сестрички. Им невдомек, что Кролик-мясоед в нескольких шагах от них, довольно скоро он доберется и до них.

Хрум-хрум, Такэо. Хрум-хрум, Муцуми. Хрум-хрум, все остальные… Эта тварь никогда не бывает голодной. Но никогда не бывает и сытой. Наверное, потому, что нас много, но мы слишком маленькие для него. Так, на один укус. Приходится жрать постоянно.

— Что-то он долго, — недовольно говорит Муцуми.

И в этот миг раздается выстрел, а секунду спустя — стук падающего тела.

— Бэнг-бэнг, — удовлетворенно кивает Муцуми.

В машине меня начинает трясти так, что зубы того и гляди начнут крошиться.

— Выпей, — протягивает бутылку Такэо. — Это с непривычки.

— Пошел ты, — отвечаю, но бутылку беру и делаю несколько глотков.

Дрожь не унимается. Я потираю онемевшие от наручников запястья. Я обхватываю плечи руками. Я пытаюсь припомнить хоть какой-нибудь дерьмовый факт из биологии, геологии, астрономии или ботаники, но ничего не приходит на ум. Перед глазами стоит то, что я увидел, когда зашел в эту чертову комнату.

— Знаешь, когда-нибудь я тебя убью… — говорю. — Не знаю, скоро или нет, но убью обязательно.

Такэо хмыкает, достает из кармана телефон и набирает номер. Ждет какое-то время, потом нажимает на сброс.

— Ну что, поехали? Все готовы? — спрашивает он.

Никто не отвечает. Наглотавшаяся таблеток Муцуми сидит в отключке, Юрико задумчиво смотрит в окно. Она даже не слушает свой плеер. Просто сидит и смотрит в темноту.

Такэо выжимает сцепление, и мы продолжаем свое движение на запад по шоссе №***. К какой-то неизвестной мне цели.

Глава 19

— Ты знаешь, что люди научились убивать себя задолго до того, как покорили огонь? — спрашивает Такэо.

Снова дежа вю. Однажды виденное. Ничего не меняется, все идет по кругу. Та же машина, тот же сизый дым от короткой толстой сигареты Camel в зубах Такэо, те же разговоры. Муцуми с Юрико дремлют на заднем сидении. Я им завидую, они не слышат разглагольствования этого парня.

— На самом деле. Поначалу самоубийство не одобрялось — этот поступок наносил ущерб общине. Потом стало проще. Самураи вспарывали себе животы, поспорив о том, у кого красивее меч… После того, как мы стали оглядываться на Европу и принялись вкалывать, как одержимые, на благо страны, количество самоубийств свелось к минимуму. Сейчас мы снова переживаем эру суицидов. По статистике, самоубийство почти во всех развитых странах стоит на третьем месте после смерти от старости и смерти от несчастного случая. Как тебе такое? Войны, эпидемии — все то, что в прошлом, являлось основными причинами гибели людей теперь не попадают даже на призовое место.

Он открывает окно и выбрасывает окурок. В салон врывается свежий ночной воздух, пахнущий морем. Мы огибаем справа город Хатинохе. Океан совсем близко, если остановиться и заглушить двигатель, можно будет услышать его рокот…

— Каждый год двадцать пять тысяч японцев убивают себя. Количество попыток — в семь раз больше. Кроме того, как правило, статистика самоубийств сильно занижена. Считаются только явные случаи…

— Вроде Рэя? — спрашиваю я.

— Да, — кивает Такэо. Лицо у него абсолютно серьезное. — Так что можно смело умножить двадцать пять тысяч на два. Это эпидемия. Даже больше — тенденция… Знаешь, почему так происходит?

Вопрос риторический. Я демонстративно зеваю.

— Мир стал слишком большим для человека. Нам кажется, что мы его контролируем благодаря атомной энергии, электричеству, беспроводным сетям и прочей чепухе. Но, на самом деле, все наоборот. Мы всего лишь винтики гигантской машины… Несмотря на крики борцов за права человека, человеческая жизнь обесценивается с каждым днем. Нас слишком много, мы все почти одинаковы… Исчезновение одного винтика никого не волнует, потому что на его место тут же встанет десять. И каждый винтик постепенно начинает по-настоящему в это верить и переосмысливать ценность собственного существования.

Все это я слышал уже не раз. И был с этим согласен. Не будь Такэо таким мерзавцем, мы могли бы славно поболтать на эту тему. Но оправдывать обыкновенное убийство такими вот объяснениями — занятие бесполезное. Грязная правда лезет изо всех щелей…

А он продолжает:

— Мы живем слишком легко. Раньше при родах выживала в лучшем случае половина младенцев. А до возраста, когда парню завязывали самурайский узел, добиралось процентов тридцать… За жизнь приходилось постоянно бороться, потому она казалась более ценной. Тем, что дается тебе даром, ты вряд ли будешь дорожить. Так и получается с нами. Жизнь обесценилась и в этом смысле. Или, если сказать иначе, спокойная безопасная жизнь привела к тому, что у современных людей подавлен инстинкт выживания…

— Тебе еще не надоело? — спрашиваю я.

— Просто хочу, чтобы ты понял одну важную вещь, которая позволит тебе иначе взглянуть на то, что происходит между мной и теми, кого ты называешь моими клиентами.

— Ты их просто убиваешь, вот и все. Как видишь, ничего сложного нет.

— Слушай дальше, — невозмутимо говорит этот сукин сын. — Но и девальвация жизни — еще не все. Средства массовой информации — самый главный враг современного человека — навязывают нам некий стандарт жизненного успеха, и несоответствие такому стандарту воспринимается каждым придурком как трагедия. Теперь вспомни про дешевизну отдельной человеческой жизни как в обществе, так и в сознании конкретного человека. И ты получишь девчонку, которая вешается из-за плохих оценок в школе.