Филипп Боносский - Долина в огне

• Название: Долина в огне
• Автор: Филипп Боносский
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1961

---

Бенедикт повернулся к отцу Брамбо. Молодой священник стоял в нерешительности, затем пожал плечами.

— Вероятно, он вернется не раньше...

— Не раньше, чем через час, — подсказал Бенедикт.

— Тогда идем.

Священник обернулся к миссис Ромьер и протянул руку, будто хотел поправить ей прическу.

— Будьте добры... — он не закончил. Миссис Ромьер уже исчезла из кухни. Отец Брамбо покраснел. — Она... — начал он.

— Отец Дар доволен ею, — отозвался Бенедикт.

Молодой священник посмотрел на него.

— Ведь она много работает, — добавил Бенедикт. — И очень заботится о нем.

Они спустились во двор. Под крыльцом вдруг раздался писк, и оттуда выскочили три крошечных котенка.

— Ах, я и забыл про них! — воскликнул Бенедикт.

— Что? — удивленно спросил священник.

— Отец Дар велел мне утопить их, — ответил Бенедикт.

Через калитку, на которой для тяжести были прибиты три старые подковы, они вышли в немощеный переулок. Посреди него тянулась канава с нечистотами; возле нее играл маленький мальчик. Бенедикт не обратил на него внимания, но отец Брамбо сказал:

— Прикажи ему вылезти оттуда!

— Руди! — позвал Бенедикт. Малыш в одной рубашонке, из-под которой виднелись его грязные босые ножки с пухлыми коленками, поднял круглую рожицу. Бенедикт протянул ему хлеб с маслом. — Беги домой, — сказал он.

Мальчонка бросил, палку, с которой играл, и, набив рот хлебом, засеменил по переулку.

— Пойдемте на Медовый холм, — предложил Бенедикт.

Они направились к лестнице.

— Это правда? — спросил отец Брамбо.

— Что, отец мой?

— То, о чем говорила экономка?

Бенедикт вспыхнул.

— Я не помню, про что она говорила, отец мой.

— Да про то, что ты постишься.

— Нет, неправда. Еды у нас дома хватает, — угрюмо ответил Бенедикт. — А я всегда пощусь по субботам до воскресного причастия.

— Почему?

«Потому, что я святой», — хотелось ответить Бенедикту. Но вместо этого он сказал:

— Я хочу, чтобы мое покаяние было искренним и правдивым.

Священник недоверчиво посмотрел на него.

— Это весьма необычно, — сказал он наконец.

Они дошли до лестницы и начали подниматься. Бенедикт машинально считал про себя ступеньки. На полпути он остановился и посмотрел через перила, не валяется ли там Донкас, но того уже не было. Наверху он осторожно взял отца Брамбо за локоть и повернул лицом к долине.

— Отсюда все видно, — сказал он.

Молодой священник немного запыхался. Болезненно улыбаясь, он прижал руку к сердцу и долго смотрел вниз на расстилавшуюся перед ним долину.

— Какое убожество! — прошептал он.

— Люди из города тоже ходят к нам, — с гордостью сказал Бенедикт.

— Почему же... — начал священник, — почему поселок считается немецким?..

— Сначала в этих местах обосновались немцы, — это и есть самая старая часть города, — объяснил Бенедикт и с удовлетворением добавил: — Генерал Браддок проходил здесь по пути в форт Дукен в тысяча семьсот пятьдесят пятом году.

— Вот как! — отозвался священник.

— А там, — Бенедикт протянул руку, — там Пыльная фабрика.

— Что это такое?

— Завод, где обогащали руду, — отвечал Бенедикт. — Но он давно не работает. С войны. Видите красную пыль? Она засыпала всю землю до самого пруда. Это пыль от железной руды; все там красное, и пруд тоже. А вон там лес. — Он указал на запад. — А это печь для сжигания мусора. Посмотрите, какая высокая труба.

Священник поднял голову и брезгливо поморщился.

— Чем это пахнет? — спросил он.

— Пахнет? — повторил Бенедикт, принюхиваясь.

— Ужасный смрад!

Бенедикт громко потянул носом.

— Я не чувствую... — простодушно сказал он.

— Фу, какая отвратительная вонь! — вскричал священник. — Несет тухлыми яйцами или дохлыми крысами! Чудовищно!

— Я не чувствую никакого запаха, — испуганно отвечал Бенедикт.

— Что там сжигают? — спросил священник.

— Дохлых лошадей, — поспешил объяснить Бенедикт. — И кошек и крыс. Всякую падаль. А может быть, пахнет просто гарью? — воскликнул он, и лицо его просветлело. — Дымом оттуда несет ужасно! — горячо прибавил он. — Летом, когда ветер с той стороны, — дышать нечем! — Он рассмеялся, словно обрадовался своей догадке, но, поглядев на священника, резко оборвал смех. Отец Брамбо прижимал руку к сердцу, в его синих глазах блестели слезы.

Бенедикт медленно перевел взгляд на долину.

— Вон там, — тихо и нерешительно продолжал он, — опрокидываются вагонетки. Вагонетки бегут с завода и сбрасывают шлак под откос, по ту сторону... — он никогда не мог спокойно произнести это слово, — по ту сторону Рва, — закончил он.

У молодого священника дрожали губы, на бледном лице застыло страдальческое выражение.

— Боже мой, куда они послали меня, куда они меня послали? — шептал он, почти не разжимая рта, словно молился.

Они стали молча спускаться по лестнице.

2

Бенедикт ушел далеко-далеко — за мусорную печь, вокруг которой высились кучи гниющих, медленно тлевших отбросов. Вздымая пыль, он брел по усыпанной мелким шлаком дороге. Его преследовал запах гари. Теперь Бенедикт явственно различал его и к стыду своему сознавал, что он не столь уж ему неприятен. Привычный, давно знакомый запах — вот и все; он пропитал его насквозь, проник в кровь.

На половине пути этот запах ослабел, его заглушил запах шлака. Справа от дороги раскинулся темно-серый пустырь. Казалось, на окрестных холмах когда-то произошло извержение вулкана, и с тех пор все вокруг покрылось лавой и шлаком. Здесь ничего не росло. Сколько глаз хватал, тянулось голое, унылое плато. Вдалеке его пересекали железнодорожные пути, по которым бегали вагонетки, груженные раскаленным шлаком. За путями был крутой откос, куда и сбрасывали шлак. Внизу под откосом проходил Ров, а вдоль него стояли дома, вернее, фанерные лачуги, крытые толем. Заводская компания выстроила эти лачуги вскоре после первой мировой войны, чтобы разместить в них негров с Юга, когда их доставили сюда в запломбированных товарных вагонах, чтобы сломить забастовку сталелитейщиков. Тут они с тех пор и застряли; местечко это прозвали Негритянским Рвом.

Бенедикт перебрался через Ров и стал карабкаться на высокий шлаковый отвал по узкой тропинке, которая вилась среди закаменевшей лавы. Рот его и нос набились щелочной пылью, отдававшей серой — от шлака всегда несло серой. Растительности тут не было почти никакой. Должны были пройти годы, прежде чем шлаковая пыль превратится хотя бы в скудную почву. Выше по склону пробились кое-где чахлые ромашки; целое лето они робко ютились на неостывающих камнях. Редкая колючая трава порой привлекала своей обманчивой зеленью заблудившуюся бабочку, — словно белый лепесток, прилетела она из леса. Деревьев или кустов здесь и в помине не было — одни лишь голые серые глыбы, пустынные и печальные. Внизу между этим плато и Медовым холмом, который зеленел вдали, словно тусклый изумруд, протянулась мили на три долина. Медовый холм поднимался не выше шлакового плато, и через долину можно было бы перебросить мост.

В западной стороне серая лава шлака вскоре обрывалась. Шлак исчезал словно по волшебству, и появлялась красная летучая пыль, смесь железной руды и кокса. Земля вокруг была как бы окрашена кровью. Пыль лежала волнами, образуя холмы и лощины, подобно пескам пустыни. Здесь тоже не было ни кустов, ни зелени. Лишь в тех местах, где поверх руды образовался тонкий слой почвы, попадались хилые, но цепкие ромашки или нежные вьюнки. Когда дул ветер, поднимались облака пыли и на своем пути окрашивали все в красный цвет: лица людей и крыши домов, если пыль долетала до них. Среди красных дюн струился чистый, удивительно прозрачный ручеек, на дне которого виднелись ржавые камни. От него пахло кислым, как от огуречного рассола, и все же зелень обрамляла его на всем его пути ко Рву.

В центре этой обширной пустыни стояла обогатительная фабрика — огромное строение, густо покрытое красной пылью. Когда-то тут находилась доменная печь, но потом ее разрушили, и остался только этот железный остов с заброшенными машинами, покрытыми ржавчиной и паутиной. Их охраняли два старика, — казалось, они случайно уцелели от какой-то страшной катастрофы, — охраняли в основном от мальчишек, но те и сами боялись туда ходить.

За обогатительной фабрикой снова тянулась красная земля. В ней глубоко вязли ноги, а от легкой ее пыли лицо и руки делались медно-красными, как у индейцев. Еще дальше, между двумя высокими слежавшимися кучами красной пыли, — будто само время отлило их из багрового чугуна, — лежал небольшой пруд. Его питали лесистые холмы и потоки шахтных вод, но и он был красным как кровь.

Сейчас в этом пруду плескались трое голых мальчишек. Бенедикт пришел сюда за своим братом Джоем. К тому же ему хотелось хорошенько обдумать все, что случилось за последние дни, поэтому он и предпринял эту продолжительную прогулку. Чувство глубокого унижения, охватившее его, когда на вершине холма он поймал страдальческий взгляд отца Брамбо, теперь развеялось. В тот день на обратном пути к дому священника Бенедикт доверчиво рассказал отцу Брамбо, что тоже посвятил себя церкви, а затем с гордостью добавил, что уже выполняет обязанности церковного причетника, хотя епископ еще не утвердил его в этой должности. Это произвело впечатление на отца Брамбо. «Мы будем друзьями, Бенедикт», — сказал он. И мальчик радостно вспыхнул и затрепетал под рукой молодого священника, мягко лежавшей у него на плече.