Ольга Онойко - Город. Фреска.

• Название: Город. Фреска.
• Автор: Ольга Онойко
• Жанр: Фэнтези

Цикл "Знаки". Рассказы из этого цикла не объединены сюжетом, миром или героями. Общее у них - некоторая "рисуночность" повествования и тема матриархата в разных изводах.

---

    Первыми гарцевали конные лучницы, главная военная сила рескидди; их луки, натертые золотой мазью, ярко сверкали, и сверкали улыбки всадниц. Все жены боя происходили из дворянских или богатых торговых семей: умение стрелять со скачущего коня требовало постоянных упражнений, кроме того, лучнице нужна была дорогая, опасная и негодная в другую работу хищная лошадь.

     Лезвие меча и его рукоять: много ли навоюешь яблоком черена, но и за полотно клинка не взяться рукой. Следом за смертоносными девами рескидди громыхала тяжелая копейная конница: отцы, братья и мужья.

     Дальше плелся одинокий дракон с прибинтованными крыльями: униженный зверь покорно топал, с непривычки все время забирая вбок, и жалобно чихал, шумным сопением тревожа пыль мостовой. Поводья держала главная войсковая священница; Джесет не различала знаков на ее платье, но окормлять армию в походе могла не менее чем Средняя Сестра. В седле за нею возвышался безоружный и бездоспешный мужчина могучего сложения. Джесет узнала его, хотя и страдала неприличной царице забывчивостью. Арсен, маг. Брат ее покойного мужа.

    Зеркало показало, как вблизи дракона утихают крики, люди перестают толкаться и налегать друг на друга. Лес поднятых рук, пальцев, сложенных молитвенным знаком…

    И за теми, кто освящал поход, на расстоянии трех повозок следовала лошадь воеводы.

    В мире не было воды, и человек умер, и стал злым духом. Арсет заплакала, и ее слезы стали соленой водой. Она вновь сотворила человека, но вода была солона, и он умер, став злым духом. Тогда Арсет погрузилась в раздумья и, поразмыслив, создала пресную воду с прохладой, и деревья с тенью, и рыб, и животных. Но все это высохло и умерло, ибо в мире не было ночи. Злые духи кружили бури и хохотали. Арсет прогнала злых духов. Она призвала силу своей крови и создала мир, где может жить человек. Для этого она затмила солнце. И была ночь. Был день Рескит и стала ночь Арсет. И Рескит была гневна.

     Царица Джесет гневна, и в гневе своем куда страшнее Немилостивой Матери. Царевна стоит перед ней, маленькая, щуплая, трясущаяся, как кустик тамаринда перед сирокко. Постаревшая мать раздалась вширь, но под обвисшей кожей не жир, а мускулы, и медные глаза Джесет кажутся раскаленными докрасна.

     «Сама-то ты чего хочешь?» - сумрачно произносит царица.

      Она устало развалилась на низком диване, но Джесет и в бою не более бывает грозна. Нижняя челюсть ее напряженно ходит из стороны в сторону, тошнотворный скрип ввинчивается в уши: к старости зубы царицы расшатались.

      Царевна судорожно глотает. Ее сотрясает дрожь, ей жарко, она не чувствует тела и больше всего боится, что к ней вернется детский ночной порок. 

     «Н-н… н-нич…» - на выдохе, не думая, стонет она, охваченная надеждой жертвы – если отдать все, то отпустят.

     «Дура», - утомленно говорит мать, и веки ее, давно покинутые ресницами, заслоняют нестареющее пламя глаз. – «Ду-ура!» - почти воет грозная Джесет, тряся головой. – «Ну за что мне это, богини?..»

     Джесет-старшая смирилась с тем, что дочери не поднять ее стяг воеводы. Но Рескидда, самый просвещенный город под солнцем, открывала тысячу путей: Акридделат, царица и Младшая Мать одновременно, была канонизирована… ну ее к духам, святую! Царицы-законодатели, светочи наук и искусств, сами ученые, сочинительницы, маги, наконец…

     Царевна оказалась безнадежно глупа.

     Она не выказала никаких дарований, кроме способности к домашней магии, столь ничтожной, что и этому учить Джесет выходило бессмысленным.

     Все, на что годилась царевна – помогать при кухарне, мести пол и шить платья куклам, которых обычаем полагалось торжественно сжечь после первой инициации, много лет назад.

     Арсет спряталась, но злые духи указали ее Рескит. Рескит послала за ней огни и вихри. Арсет воздвигла горы и остановила их. Рескит взяла горы и бросила. Арсет создала океан и горы упали в океан. Рескит велела солнцу жечь и высушить океан. Но океан пролился дождем и стали облака, снег и туман. И Рескит больше не видела Арсет.

     …куда убежать? Что сделать, чтобы никто больше не видел ее и ничего от нее не хотел?!

    «Жаль», - сказала Младшая Мать. В ее кратком слове, как в глубоком и тихом «свят», завершающим службу, слились все песнословия круга: «мы сделали все, что могли», сказанное деканом медицинской кафедры, «нам горько сознавать…», недоговоренное магом-целителем, «что же теперь будет?», выдохнутое одной из Старших Дочерей.

     Семь лет, прошедших от первой инициации до второй – немыслимо долгий срок. Младшая Мать тайно посылала на медицинскую кафедру Университета. Оттуда пришла аспирантка – удивительной красоты девушка, похожая на изваяние Арсет в кумирне, - быстро осмотрела царевну, щупая ее пальцами сильными и жесткими, как у лучницы. Потом ученая обернулась к Младшей Матери и равнодушно сказала что-то на чужом языке.

      Верховная священница, окостенев лицом, медленно выпрямилась; трясущимися пальцами сжала переносицу.

     «Царевна сможет родить?» - глухо спросила она.

     «Если будет желание царицы, мы соберем консилиум, - ответила красавица. – В настоящий момент у науки есть средства…»

     На золотом троне среди облаков парила Рескит. С ней были ее дети и злые духи. Они увидели людей. И дети Рескит стали играть с людьми, а злые духи – вредить им. Злые духи боялись Арсет, и люди стали молиться ей.

     Царевна втянула носом сопли.

     Медики поили ее какими-то пилюлями: от них ее груди набухли, как должно было случиться много раньше, в разных местах выросли волосы и наконец пришла кровь, что позволяло девушке-арсеитке считаться на две трети взрослой. Младшая Мать провела над царевной обряд второй инициации, но была печальна, а ученые доктора качали головами.

     У царствующей Джесет не было других детей и не могло быть: рожая едва не на поле битвы, надменная поплатилась за любовь к кровопролитию. Джесет Третьей наследовала Джесет Четвертая.

     Джесет Четвертой мог не наследовать никто.

     …имя Младшей Матери было Акридделат: то же, что у древней святой. 

     «Мы будем молиться, - сказала Акридделат. – Успокойтесь, царица. И найдите подходящего молодого человека – умного, здорового, низкородного. Я бы посоветовала искать среди студентов или учеников магов. Ясно, что править будет принц-консорт, - есть редкая возможность выбрать хорошего правителя. Да будет милость Дочери».

     Через два года Джесет выдали замуж.

     Зеркало словно моргнуло: изображение потускнело, исказилось и вновь стало четким. Теперь оно показывало храмовую площадь, где престолонаследница Энгит, в посеребренном панцире и зеленой шелковой мантии, ниспадавшей до бабок коня, готовилась двинуться навстречу воеводе. Младшие Дочери вымели площадь чище кумирни. Свита была одета просто и строго, под стать госпоже; кто мог вытерпеть в жару доспехи, и в этом подражал царевне.

     Джесет Четвертая оказалась единственным уродом в династии.

     От братьев и сестер Арсет было больше вреда, потому что они не боялись Арсет. И иные люди молились им и умилостивляли их.

    Джесет прерывисто вздохнула. Конечно, она рада, что не приходится дышать пылью и мучиться от зноя; конечно, она не ревнует к престолонаследнице…

     Воевода нелепо выглядела на стройном тонконогом коне. Она была похожа на мешок муки в седле - толстая, низкорослая, сутулая, изнуренная жарой и долгим переходом, победительница явно хотела не пиров и триумфов, а в купальню и спать.

    Когда мать умерла, Джесет плакала. За эти слезы самая суровая воитель не осудила бы ее, но царевна все равно заперлась – частью из привычки прятаться, частью затем, что плакала не от горя, а от несказанного, почти мучительного облегчения. Впервые успокоенная, она бездумно смотрела, как мать опускают в землю, как прободают ритуальным крюком яремную жилу ее любимого коня, как в склеп, возведенный над могилой, вносят золотые сосуды с благовониями и перед тем, как заложить вход, оставляют мертвой царице Рескидды ее меч и лук с колчаном стрел.

     Джесет была, наконец, свободна.

     И та, и другая Джесет.

     Живая - расцвела.

     Робкая затворница, она посмела требовать развлечений. Соколиные и драконьи охоты, скачки и поединки с гвардейцами не влекли ее, не повеселили бы юную Джесет и элегантные ученые споры, тем более – непонятные забавы магов. Но танцы и фейерверки – об этом она мечтала всю жизнь. Джесет плохо танцевала, но она почувствовала вкус к нарядам и бриллиантам, к любованию собой, такой величественной и сверкающей. Исен, женившийся на царском венце, стал поглядывать на нее иначе, чем с добрым равнодушием, и это подхлестнуло ее. Царица стала с наслаждением капризничать, воображая себя той прекрасной, которой позволено все, кричать на слуг, щедро рассыпать кары, и слуги, прежде жалевшие тихого птенца, озлобились.