Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2009 #3

• Название: Журнал Наш Современник 2009 #3
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

— А если компьютер старый — согласен? Списанный. Но работает. У нас в бухгалтерии всю эту технику меняют, и можно списанное по дешевке купить.

— Ура-а-а! — завопил Глебка в восторге.

На другой же день он примчался после уроков к маме, они пошли в бухгалтерию — там стояли маленькие дисплеи, но все журчало и скворчало, как надо. Маме это имущество согласились продать по доступной цене. Глеб с трепещущим сердцем подарок принял.

После школы отныне, ускоряя свой бег, несся он к своему любимому другу, который, словно окно, распахнутое в мир, мог поведать обо всем, чего только душа желала. Затаив дыхание, Глеб бродил по лабиринтам интернета, получая новые, параллельные школьным, знания о делах вовсе не школьных.

Как-то напоролся даже на порнуху и полдня просидел перед экраном, ощущая внезапную и гадливую потливость на лопатках, в паху и даже под коленками. Потом решительно отрубился от этой гадости, посидел перед выключенным компьютером, закрыв глаза.

Был он уже в седьмом классе, казалось бы, самое время девчонок разглядывать, но они еще не представлялись ему существами, заслуживающими его внимания. То ли все одноклассницы собрались как на подбор несимпатичные — круглолицые, курносые, веснушчатые, то ли попривыкли все друг к другу за семь-то лет, но, думая о знакомых девчонках, да хоть и из других классов, видел их Глебка совершенно одинаковыми, будто грибы опята. Даже порнуху, найденную по интернету, он с девчонками из своей школы не соединял — там, на экране дисплея, был совсем иной мир и другие персонажи, вызывающие лишь ужас, смутное волнение и гадливость.

Глеб будто воспитывал свою волю, быстро выключая мерзкие картинки. Тогда они стали являться ему во сне, и мама как-то заметила поутру, что сын всю ночь маялся и колотился, вроде как повстречался ему в потустороннем царстве злобный змей. Глебка про себя усмехнулся: не змей, а змеюга!

И снова после школы садился за компьютер, опять, как назло, натыкаясь на мерзкие сайты, дорожки к которым нащупывала его неверная рука, и снова он закалял свою волю, вырубая гадкие видения.

4

Вот в такой-то момент, совсем-совсем не подходящий, когда человек грешен, а значит, слаб, в дверь постучали.

Глебка и подняться не успел, как вошли военком и еще какой-то человек в погонах, немолодой, усатый, тихий, с опущенными глазами, а за ними Ха-джанов. Маме к тому часу пора было вернуться с работы, и она бы уже с полчаса могла хлопотать с бабушкой по дому, но сегодня отчего-то задерживалась, и вместо нее перед мужчинами выступила бабушка. Поднялся и Глеб.

Сняв офицерскую фуражку, военком посмотрел куда-то в угол, поверх всех, и проговорил:

— Мы принесли горькое известие. Ваш сын, — он поправился, глянув на бабушку, — ваш внук… и брат Горев Борис Матвеевич погиб смертью храбрых, выполняя воинский долг.

Глебка потряс головой, ему показалось, что он ослышался, прошептал только:

— Как — погиб?

И бросился тут же вперед, потому что бабушка стала оседать. Не падать, а именно оседать, как-то проваливаться, будто пол под ногами исчез.

Он опоздал, а подхватили бабушку мужчины, отнесли ее на кровать, а Глебка суетился, подавая ей воду, и будто бы откладывал на потом сообщение военкома. Но, подав воды, тоже сел на пол, где стоял. И закричал. Во весь голос.

Точно только теперь до него дошли слова военкома. Бори нет! Он протяжно крикнул, зовя на помощь:

— Ма-ама!

Потом ввели маму. Два человека в белых халатах держали ее под руки, и она оседала, проваливалась, как бабушка, и ей подносили к лицу какую-то пахучую ватку.

Глебка только и взглянул на нее, как понял, что это все правда: мамино лицо было белым, как простыня, а под глазами большие синие полукружья.

Теперь умирала она, и Глебка, поняв это, пополз ей навстречу, выкрикивая:

— Ма-ама! Бо-оря! Ма-ама! Бо-оря!

Наверное, только через час криков, слез и нашатырных примочек поняли они, что Боря уже здесь, что груз-200, которым он прибыл, находится в Краснополянске, в той самой часовенке, бывшем барском складе, где теперь — до скорой поры — хранятся тела усопших.

5

Первый раз Глебка очутился внутри часовни. Сколько раз пробегал мимо, проходил, разглядывая людей, собравшихся на прощанья, слушал духовой оркестр с его не очень складной, нетвердой музыкой — как и сами музыканты, не дотерпевшие до поминок, но внутри не был никогда.

Где-то рядом стояли горевские мальчишки, теперь молодые парни, почти мужики, все до одного, конечно, Хаджанов, хотя он и другой веры, и мамины с бабушкой подруги и знакомки, и даже военком, потому что Борик погиб именно "при исполнении".

Мама и бабушка стояли с трудом, опять пахло нашатырем, и даже "скорая" дежурила возле часовенки — боялись, как бы опять не стало кому худо. Но ведь худо может быть при всяких проводах, а "скорую" пригнали по чьему-то приказу, потому что прощание было государственное — за счет казны и при участии власти: погиб боевой офицер.

И речь военком произнес вполне официальную, набор казенных слов, где было и про воинский долг, и про "смертью храбрых". Выступил директор школы, и Глебка ёжился, слушая его. Был это худой человек, очень молодой, во всяком случае, моложавый, не намного старше Борика, но самое главное, прислали его в школу с год назад и Борю он совершенно не знал — подсказали, наверное, старые учителя, что был-де такой выпускник, увлекался стрелковым спортом, пошел в военное училище и погиб. Много ли из этого выжмешь, если ни разу человека не видел? Директор мучился, потел, говорил косноязычно и пусто.

Глебке было худо, очень худо. И не мог бы он сказать, отчего ему хуже — от этих слов, никчемных и казенных, или оттого, что гроб был запаян и его запретили открыть.

Одно это знание валило с ног, теснило сердце, закладывало уши. Значит, значит… Дальше не хотелось думать, не то что говорить.

Священник ходил с кадилом, навевало легким дымком, совсем не похожим на запахи их мальчишечьих костерков. И тут сквозь вату и сквозь туман Глебка услышал фразу священника о невинных страстотерпцах Борисе и Глебе.

Он даже вздрогнул, услышав свое имя. Будто кто-то ударил его. Имя Бориса и должно здесь слышаться, ведь с ним прощались. Но он-то?

Глебка тут же укорил себя за этот промельк непонятного страха — что это было? Но отогнать его не смог. Хотя знал — Борис и Глеб страстотерпцы, братья, и погибли по одной предательской воле. Снова застрашился: значит, сбывается. Значит, если погиб Борис, то следующий и он…

Еще раз помянул священник святых Бориса и Глеба, попросил остаться для последнего прощанья самых близких, и когда они остались — мама опять стала просить открыть гроб, и когда ей вновь отказали, повалилась на колени, царапая его кроваво-красную обивку.

Люди только рождаются каждый по-своему, а хоронят их одинаково. Могильщики роют яму, родня бросает первые горсти земли, а затем, всегда одинаково торопясь, деловитые кладбищенские работники заваливают яму землей.

Потом Хаджанов скажет Глебке, что должны были отдать Борису воинский салют, но комендантская команда расположена в большом городе, и гнать с ней автобус в Краснополянск было признано нецелесообразным.

Глебка возненавидел это слово.

Не было у него раньше никаких отношений с разными там словами, даже бранными. Слышал, и все! Сказал и утерся! А это возненавидел.

6

Как же тяжко они выбирались из этого омута — мама, бабушка и Глеб. Выплыть наверх, вновь глотнуть воздуха жизни — для этого следовало грести, выбираться, что-то такое делать, чтобы одолеть беду. Но она никак не одолевалась.

Мама взяла больничный, и к ней приходили почти все санаторские специалисты — кроме, может, стоматолога. И кровь у нее брали, и капельницы дома ставили. Предлагали путевку в другой санаторий, подальше от Краснополянска, чтобы успокоилась, отошла, но она отказалась, кивая на бабушку и Глебку: "Как я их брошу!"

Бабушка держалась, постукивала, позвякивала за печкой, готовила еду, а потом вдруг затихала, затем всхлипывала, заходилась плачем, и мама со своей кровати успокаивала ее как могла. Потом они менялись местами, взвывала мама, и бабушка ползла к ней утешить.

Глебка тоже к ним присоединялся. Плакали втроем, навзрыд, не стесняясь друг друга — чего было стесняться-то?

Едва оклемавшись, мама вышла на работу. Глебка же вообще пропустил только два дня — похоронный и тот, что следовал за ним. Хочешь — не хочешь, это подтянуло, помогло.

Но — нет, оказалось, не помогло. Просто такая временная терапия. Учитель объясняет новый материал, потом спрашивает, ребята о чем-то говорят, ясно, что отвлекают — и Глебка шел на этот манок, играл в настольный теннис, перекидывал шарики слов, но вдруг какая-то сила хватала его за горло, сжимала изо всех сил, и он, почти задыхаясь, бежал в туалет, открывал кран с холодной водой и глотал невкусную, начиненную хлоркой воду, почти захлебываясь, смывая ею свои жгучие слезы.