Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

• Название: Приватная жизнь профессора механики
• Автор: Нурбей Гулиа
• Жанр: Современная проза

---

Одним словом, это была полноценная законченная докторская диссертация, и я её принёс академику Трили в одно из его посещений института. Я положил этот толстенный фолиант перед академиком, и в изысканных выражениях попросил 'моего руководителя, столь много сделавшего для меня', найти время и просмотреть эту работу на предмет защиты её на Учёном Совете в Грузии. Я приоткрыл обложку и показал написанные на титуле слова 'Диссертация на соискание учёной степени доктора технических наук' и далее 'Научный консультант - академик Трили Т.Т.'

Батони Тициан не дотронулся до фолианта. Я заметил, что он даже спрятал руки подальше, чтобы ненароком не притронуться к нему. Словно фолиант, как криминальные деньги, был припудрен специальным красителем (кажется, родамином), для обнаружения лица, взявшего их.

- Зачем тебе докторская, ты ведь уже кандидат! - наивно улыбаясь, спросил Трили.

Я захлопнул фолиант и положил его к себе в портфель. Всё! Мне в Грузии делать нечего, надо 'рвать когти', пока не поздно, пока не устроили какой-нибудь провокации, чтобы уволить по статье или сделать другую гадость.

Среди 'гадостей', которые мне делали, уже была такая иезуитская штуковина, о которой сегодня молодёжь и подозревать не может. И которая была одним из 'шедевров' совдеповского давления на учёных, а в Грузии (подозреваю, что и в других местах с аналогичным менталитетом) этот 'шедевр' применяли и для пополнения списка трудов тупых научных начальников.

Эта штуковина называлась 'акт экспертизы-рецензии'. Допустим, написал незрелый молодой или старый, но невнимательный научный сотрудник книгу, статью, заявку на изобретение. Но чтобы их подать, соответственно, в издательство, журнал или Комитет по делам Изобретений, нужен был упомянутый 'акт', о том, что материал не содержит государственных тайн и действительно принадлежит автору, то есть, не украден у другого лица. А подписывала этот акт комиссия во главе с кем-нибудь из руководства института, университета или другого предприятия, где работал автор.

Так вот, почти все мои статьи и изобретения эта комиссия 'заворачивала', пока я не приписывал впереди кого-нибудь из руководства, как минимум, Геракла. Мне приходилось изыскивать невероятные приёмы, чтобы опубликовывать свои материалы. Не буду их описывать, они не будут адекватно восприняты нормальными современными людьми, а людям из прошлого они уже не пригодятся. Так что каждая моя статья или заявка на изобретение, сделанная в НИИММПМ, давались мне не только умом, но и 'кровью'.

Поэтому в августе, когда похороны бабушки были уже позади, и наступил отпуск, я, забрав с собой свой фолиант, необходимые документы, сел на самолёт и полетел в город Тольятти - 'пробраз города коммунистического будущего', как писали о нём в газетах.

Я нашёл в газете 'Молодёжь Грузии', рекламку, где писалось, что молодой Тольяттинский политехнический институт, заинтересованный в привлечении научно-педагогических кадров, принимает на работу с предоставлением квартир, лиц с учёными степенями и званиями.

Тольятти - это город молодых, Тольятти - это будущая автомобильная столица страны, Тольятти - это великая русская река Волга, наконец. А главное, Тольятти - это Россия, где перед тем, как тебя соберутся давить, ты хоть успеешь пискнуть. А в Грузии - и пискнуть не успеешь! Это слова Михаила Владимировича Хвингия, человека долго жившего и в России и в Грузии, доктора наук, профессора. А профессорам надо верить!

Из аэропорта Курумоч я на такси быстро добрался прямо до Тольяттинского политехнического института, который располагался рядом с автостанцией, на улице Белорусской в доме номер 14.

Институт был открыт и я, разузнав, что где, поднялся в приёмную ректора. На моё счастье сам ректор оказался на месте. Я попросил секретаря доложить о посетителе - кандидате наук из Тбилиси, который хочет поступить в институт на работу. Ректор, грузный мужчина лет пятидесяти, сам, широко расставляя ноги, вышел из кабинета мне навстречу и пригласил войти, постоянно повторяя:

- Милости прошу, милости прошу!

Я успел прочесть на табличке, что ректора зовут Абрам Семёнович Рубинштейн. Это несколько озадачило меня - впервые мне встретился ректор российского вуза - явный и не закамуфлированный еврей. Дело было при Брежневе, и еврей - на такой высокой административной и педагогической должности - это что-то новое и необыкновенное.

Я показал Абраму Семёновичу мой фолиант, который он перелистал с большим интересом.

- Да это сплошная теоретическая механика! - заметил он, - знаете, - он почему-то перешёл почти на шёпот, - сейчас у меня кафедрой теоретической механики заведует человек вообще без учёной степени, он оформлен по приказу (мне это было знакомо!). Пол годика ознакомьтесь с педагогической работой на кафедре в должности доцента, - ведь вы никогда не работали в вузах, - а там - на заведующего! У нас в Тольятти всё быстро! - улыбнулся 'дядя Абраша', как я его сразу прозвал про себя. - Квартиру дадим возле соснового бора, в километре - пляж на Волге, в десяти минутах хода - институт! Зарплата хорошая, по НИСу можете подрабатывать - четыреста рублей, как минимум! Милости прошу!

Ректор забронировал номер в гостинице, выделил мне автомобиль и приказал водителю показать мне город. Наутро была назначена новая встреча, где я должен был сделать окончательный выбор.

Водитель первым делом свозил меня на пляж. Прекрасный песчаный пляж на Жигулёвском водохранилище - 'Жигулёвское море'. На той стороне живописные горы - Жигули. По пляжу бродят прекраснотелые загорелые блондинки-волжанки, от взгляда на которых вскипает кровь южанина. Затем стройплощадка нового автозавода. Огромная территория, где сотни копров забивают в песок железобетонные сваи. Здесь будет завод-гигант!

И напоследок - институтские жилые дома, белокаменные девятиэтажки на самой опушке соснового бора. Сосны - хоть сейчас на мачты - прямые и высокие!

Показав все эти прелести Тольятти, водитель завёз меня в гостиницу, где я без волокиты оформился в забронированный прекрасный номер. Я выпил заготовленный портвейн, закусил фруктами и принял горячую ванну. Из крана шла горячая вода - это тебе не Тбилиси, где и холодной-то не дождёшься!

Утром я с удовольствием написал заявление с просьбой допустить меня к конкурсу на замещение вакантной должности доцента по кафедре 'Теоретическая механика'. Представил копию диплома кандидата наук.

- С характеристикой заминка: - витиевато начал я, но 'дядя Абраша' перебил меня. - Не беспокойтесь, я всё понимаю! Ну, кто захочет, чтобы от него уходил хороший сотрудник - вот и не дают характеристику, - вздохнул ректор, - поэтому мы принимаем документы и без этого.

Ректор с интересом рассмотрел мой паспорт, нашёл место, где фигурирует знаменитый 'пятый пункт', и облегчённо вздохнул: 'Слава богу!' Заметив мой интерес, он продолжил:

- Слава богу, что вы не еврей, а ведь внешне так похожи! За каждого нового еврея мне делают кровопускание в Горкоме Партии. Устроили здесь синагогу, говорят! Действительно, у нас перебор евреев, а ведь на всё есть свои квоты. И чего они только сбегаются сюда - ума не приложу, может потому, что ректор - еврей? И 'дядя Абраша' хитро улыбнулся мне, даже подмигнув:

Мы расстались почти по-дружески. Ректор обещал немедленно сообщить телеграммой результаты конкурса.

- Милости прошу, милости прошу! - с этими словами он проводил меня до двери, энергично пожимая мне обе руки.

А в сентябре мне пришла телеграмма из Тольятти: 'Вы избраны по конкурсу на вакантную должность доцента кафедры теоретической механики тчк сообщите приезд тчк проректор Подейко'.

Надо было готовиться к отъезду. Ехать решил я один, а когда получу квартиру, 'выпишу' семью. На работе сказал, что еду строить автозавод в Тольятти, чтобы не подбросили 'подлянки' в Политехнический.

Я подал заявление об увольнении с шестого октября - как раз в день моего рождения. На месяц меня имели право задержать на работе, но получилось всё иначе. Видимо, директор или Авель сообщили Трили, так как он срочно вызвал меня к себе в Президиум Академии. Я никогда не видел его таким сердитым.

- Ты что дурака валяешь, корчишь из себя обиженного! - почти кричал на меня Трили. - Прикажу, как миленькие проведут тебя по конкурсу. Чего тебе здесь не хватает? Завод захотелось строить в этой России, на колбасе и водке жить?

Я не совсем понял эту последнюю фразу - 'на колбасе и водке жить'. А здесь я что, на икре паюсной и на шампанском живу? Но я промолчал, и, улыбаясь, заметил, что решил участвовать в стройке коммунизма, и ему, Трили, как коммунисту, должно быть близко это и понятно. Трили аж рот раскрыл от моего лицемерия, но сказать ничего не решился. Мы попрощались, и я ушёл.

В последний рабочий день 6 октября я пришёл на работу ровно в 9 утра, чтобы не было повода подловить меня за опоздание. Но я не узнал отдела. В большой комнате стоял празднично накрытый стол, на котором были расставлены грузинские яства и возвышался бочонок вина. Поражённый этим событием я спросил, по какому это поводу: