Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

• Название: Приватная жизнь профессора механики
• Автор: Нурбей Гулиа
• Жанр: Современная проза

---

- А там - хоть в магазин, а хоть в ЗАГС! - пытался пошутить он, но Оля надавала ему за это 'шалабанов' по башке.

- Лапочка, ты же знаешь, что я сейчас не могу, лапочка, вот подожди немного, тогда: - выкручивался из своего положения Моня, протискиваясь к дверям.

Мы с Олей проводили Моню до метро (которое оказалось всего в пяти минутах ходу), а на обратном пути зашли в магазин. Когда мы вернулись обратно, я ласково улыбнулся опять высунувшейся из своей комнаты бабке, и она хитро подмигнула мне в ответ. Зайдя в комнату, я стал запирать дверь, Оля же с рычанием львицы набросилась на ни в чём не повинный матрас, и, выдернув из него пробку, стала топтать его ногами, выдувая воздух. Я протягивал к бедному матрасу руки, как бы пытаясь уберечь его, но жест мой был понят превратно.

- И не надейся! - прорычала Оля и потащила меня в койку.

Вскоре мы купили другую койку, по ширине занимавшую весь альков. Оля объяснила Моне, что подруги 'не понимают, как на такой узкой кровати можно спать вдвоём с женихом'. А на новой - и трое свободно улягутся!

Оля оказалась на редкость предусмотрительной:

Интересно и то, что мы с женой до сих пор пользуемся этой кроватью. Кровать, как скрипка, она не стареет, она - наигрывается. Коли так, то наша кровать - это наигранная, старинная, виртуозная скрипка Страдивари. Спать на ней - это спать на истории секса!

Если для Мони дело было сделано, то для меня - лишь наполовину. Надо было ещё как-то подвести Тамаре Фёдоровне 'научную базу' под мой грядущий переезд в Москву. Я стал понемногу эту базу подводить. Дескать, в Курске с квартирой для нас ничего не светит по причине ухода Тамары из института. Да и я 'подмочил' свою репутацию разводом. А у моего друга Мони:

И я пересказал Тамаре предложение моего друга Мони насчёт фиктивного брака, упирая на заинтересованность в этом Мони и Оли. Рассказал, как они безумно любят друг друга, и чего стоило Моне уговорить Олю на фиктивный брак. Как она сначала плакала и категорически отвергала эту авантюру! Потом заплакал уже Моня, и сказал, что тогда им, по всей вероятности, придётся расстаться. А напоследок, как в индийском фильме, заплакали они оба, и Оля, сказала, что согласна быть моей женой, фиктивной, разумеется. И тут заплакал уже я, чувствуя, на какую авантюру я иду, и как обижаю этим мою Тамару.

И, чего, наверное, не случалось даже в индийских фильмах, заплакал и четвёртый участник событий - Тамара Фёдоровна. Ей не нравится эта авантюра, но она понимает, что лишить счастья столько народу она просто не вправе. Тем более я заметил, что фиктивный брак с Олей - ненадолго. Она найдёт себе настоящего жениха, того же Моню, если он разведётся с женой, а я заберу Тамару к себе в Москву. Но это была перспектива уже настолько далёкая, что мы её и не стали обсуждать:

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается! При ближайшем рассмотрении, паспорт Оли оказался 'подпорченным'. Об этом не знал даже Моня. Но у каждого, или почти у каждого из нас, имеется свой 'скелет в шкафу'.

Оказывается, Оля числилась замужем за одним известным (поменьше Нуриева, но из той же компании!) танцовщиком, которого обвинили по 121 статье УК в мужеложстве. Тогда за это сажали, и артистическая богема уговорила Олю фиктивно расписаться с ним, чтобы это помогло ему избежать наказания. Она ездила на суд (всё происходило в родном городе Нуриева), но спасти его не смогла, так как тот сам признался в своей нетрадиционной сексуальной ориентации. 'Мужа' посадили, а штамп в паспорте остался. И чтобы развестись с этим 'мужем' Оля затратила около года. Интереснее всего то, что 'муж', которого Оля бескорыстно спасала, не захотел давать развода. Пришлось, по совету одного юриста, 'поискать' его в Москве и Подмосковье. А когда там его не обнаружат (да и не могли обнаружить, ибо тюрьма была совсем в другом месте), объявить его 'пропавшим или умершим'. Наконец, в сентябре следующего 1977 года Оля оказалась разведённой, и мы подали заявление в ЗАГС.

Июль я провёл на море с Тамарой Фёдоровной, где задался целью похудеть. Я располнел до 80 килограммов и считал, что это меня старит, хотя с моим ростом штангисты обычно весят даже больше. Диета моя позволяла всего два яблока и бутылку вина в день. Целью моей было сбросить 10 килограммов.

В последний день пребывания в Новом Афоне, где мы отдыхали, я взвесился на весах в парке. Весы показали 71,5 килограммов, что меня совершенно не устроило. Я усадил Тамару на скамеечку в парке и попросил подождать меня час. И как был в махровых шортах и майке, так и побежал на Иверскую гору, высотой около полукилометра. Бежал я поперёк дорог, петлявших по склону горы, цепляясь за кусты и кизиловые деревья. Задыхаясь, пробежался по дворику монастыря-крепости на самой вершине горы, и мухой - вниз. Мой махровый костюм был весь мокрый, пот стекал с него тонкой струйкой. Я разделся до плавок и взвесился: 69 килограммов! Цель была достигнута - сброшено более 10 килограммов!

Выкручивая мой махровый костюм, с которого потоком лился пот, я неожиданно ощутил головокружение и мелькание в глазах. Тогда я не понимал, что от такой интенсивной сгонки веса наступает кислородное голодание мозга. Но, не восприняв тогда предупреждение организма, я продолжал издеваться над ним - сидеть на диете, что чуть не окончилось летально.

Август мы с Олей провели в:подмосковном пионерлагере. Оказывается, Оля нанялась на лето в пионервожатые в этот самый лагерь, а в комнате оставила мне его адрес (я, разумеется, как жених, имел ключи от квартиры и комнаты). Этот же адрес имел и Моня, который чуть ли ни каждый день слал ей телеграммы из Сочи, где он отдыхал с женой Капитолиной и детьми. Телеграммы адресовались 'пионервожатой Ольге' и содержали строчки из 'поэз' Игоря Северянина.

В день моего приезда Оля получила очередную телеграмму и была в бешенстве - весь пионерлагерь читал эти телеграммы и хохотал над ними. Простим их - пионеры не знали запрещенного тогда 'гения'. Ну, скажите, как ещё они могли отреагировать на полученную в день моего приезда телеграмму:

'Как плодоносны зпт как златотрубны зпт снопы ржаные моих поэз вскл'

А ведь Оля не знала обратного адреса Мони и не могла запретить ему присылать ей такую чушь!

Оля жила в отдельном домике, где с согласия заведующей пионерлагерем, поселился и я. Первым делом мы съездили на почту, куда эти телеграммы приходили, и попросили их не доставлять. На почте нас поняли - они и сами ухохатывались над Мониными 'телеграммопоэзами'.

Дождливый август мы провели, развлекая пионеров: Оля играла на гитаре и пела пионерские песенки, а я показывал им общежитейские фокусы и делал стойку на столе, выпивая при этом стакан вина через соломинку.

В сентябре начались занятия и кончался третий квартал года - пора подписывать процентовку по научной работе во Львове. Лиля не захотела ехать, хотя я и держал её на теме, Толя Черный приболел, и я поехал сам.

С Тамарой Федоровной шли постоянные раздоры, доходящие до скандалов. А когда я начинал собирать вещи и уходить, она тут же примирялась со мной и упрашивала остаться. Все это было очень тяжело для меня, тем более, я-то знал, что обманываю Тамару.

В самом начале октября я выехал в Москву, чтобы затем поездом добраться до Львова, а потом вернуться в Курск 'по-сокращенке' - через Киев. Как раз мы договорились с Олей подать заявку в ЗАГС в этот приезд, и я, не выдержав, рассказал Тамаре об этом как раз в вечер перед отъездом.

Весь вечер Тамара плакала и почему-то била вещи, в основном, купленные мной. Грохот стоял на весь дом - ещё бы - была разбита вдребезги крупная радиола, бились посуда, зеркала. Разбитое зеркало, означающее по народным поверьям смерть, произвело на меня очень тяжелое впечатление. Я выехал из Курска весь в печальных раздумьях и переживаниях.

Перед подачей заявления я зашел в ИМАШ, где, кроме Мони, который хотел пойти в ЗАГС вместе с нами, я встретил Элика. Тот только что купил 'с рук' красивый синий костюм и добротный кожаный пояс к нему. Но костюм не 'шёл' Элику - пиджак висел, а брюки почти не застегивались. Он уже не знал, что и делать - купленное 'с рук' проще было снова продать, чем сдать обратно (не забывайте, что это было время сплошного дефицита, а продавца 'с рук' называли страшным словом - 'спекулянт'!) Я померил пиджак - он сидел на мне, как влитый, однако в брюки могли залезть двое таких как я! Но Элик вдел в брюки пояс, затянул его на мне - и получилось ничего! Я купил костюм вместе с поясом, оказавшимся необычайно длинным (запомните его - он еще сыграет роль в моей жизни!), и в этом костюме мы с Олей подали заявление в ЗАГС.

Вечером я выехал с Киевского вокзала во Львов, меня провожали Моня с Олей. Шёл дождь, и хоть он и не капал под дебаркадером вокзала, было прохладно. Моня обнимал Олю, надев на неё свой пиджак, и они выглядели очень счастливыми.

Сейчас придут домой и трахнутся с радости, что меня захомутали! - почему-то подумал я. У меня вызывал всё больше подозрений готовящийся 'странноватый' брак. Что же ждать от него? Пока только болезненного разрыва отношений с Тамарой. А что дальше, когда этот брак зарегистрируют? А где я буду жить, если легкомысленная Оля вдруг найдёт себе кого-нибудь? А где работать? Ведь устроиться с места в карьер профессором - не так просто! Не пойду же я работать грузчиком или землекопом на кладбище, где всех подряд берут!