Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

• Название: Приватная жизнь профессора механики
• Автор: Нурбей Гулиа
• Жанр: Современная проза

---

Леван был рослым, сильным и красивым юношей. Левану была не очень понятна моя дружба с его ровесником Сашей, и я 'признался' ему, что Саша - мой внебрачный сын. Дескать, с маменькой его гулял, ещё будучи на студенческой практике в Москве, что совпадало по времени. Позже, когда Леван, да и я сам, познакомились с Сашиной мамой, она оказалась лет на десять старше меня. Леван высказал сомнение в моём отцовстве Саши, но я пояснил, что мне было 19, а ей 29, а это почти одно и то же.

Мы с Сашей вместе ходили в спортзал, даже выезжали в отпуск на отдых. Он с отличием окончил институт; я его взял к себе в аспирантуру и сделал его моим заместителем по всем кафедральным и научным делам. Саша был интересным высоким блондином с высокомерным видом и поведением. Все студенты от него бежали ко мне, пытаясь получить поблажки. Но Саша перехватывал их по дороге и 'карал' двойками, приговаривая:

- Нурбей Владимирович добрый, а я вот - злой, злой! - и расправлялся с молодыми бездельниками.

С Сашей мы впервые начали заниматься вариаторами и бесступенчатыми передачами, очень перспективными для автомобилей. Но и супермаховики мы не 'забрасывали'. На людях Саша со мной был на 'вы', ну а 'тет на тет' (как любили говорить в Тбилиси), тем более в застолье, он переходил на 'ты'. И иногда критиковал сурово, в основном, за мягкотелость. Это меня-то - и за мягкотелость! Можно только представить каким жёстким человеком был он сам.

Но основная научная работа и тесные взаимоотношения с Сашей ещё впереди. А пока не будем забывать, что идёт ещё поздняя весна 1979 года.

Второй развод. Жизнь продолжается

Моня, наконец, развёлся с женой, но свободным так и не стал. Капа звонила ему на работу, требовала немедленно явиться домой по той или иной причине. И тот 'поджав хвост' бежал, куда ему велели. Оля с Моней начали подрабатывать на аудиторской работе; сейчас эта работа так называется, а в те времена они просто проводили ревизию бухгалтерских документов и их списание. Бухгалтерскую макулатуру вывозили грузовиками. Какое право они имели на эту деятельность - не знаю, вероятнее всего его не было, но зарабатывали прилично. Даже Сашу брали себе в 'подмастерья', но потом я запретил уродовать студента.

Работа, а вернее 'халтура', снова сблизила Олю с Моней, и в мае месяце Оля объявила мне, что едет отдыхать с Моней на всё лето. Сам Моня при этом трусливо прятался от меня, заявив по телефону, что если я разрешу, то они едут, ну, а если нет - так нет! Кстати, телефон нам к тому времени поставили, чему мы с Олей были страшно рады.

Мне не жалко было отпускать Олю - ничего нового или вредоносного Моня с ней сделать не мог бы. Но страх, что бестолковые в сексуальном отношении мои друзья могут 'заделать' ребёнка, покоя мне не давал. Ещё бы - ребёнок будет считаться моим, если даже будет рыж, светлоглаз и странноват, как Моня. И я высказал свои опасения Оле.

- Тогда давай разведёмся! - просто предложила она.

Меня покоробило её легкомыслие: то уверяет, что любит больше всех на свете, а то - давай разведёмся! Но предложение Оли мне понравилось своей полезностью; тем более, она заявила, что про развод мы никому не скажем. У меня создалось впечатление, что моим друзьям так хотелось поскорее умотать на море, что они на всё были готовы.

Моня сопровождал нас в ЗАГС, куда мне просто неудобно было показываться. Там была молодая и красивая начальница ЗАГСа - Марина. Она с такой симпатией отнеслась во время бракосочетания ко мне, что не хотелось огорчать её разводом. В результате Оля с Моней буквально втащили меня, сопротивляющегося, в приёмную к Марине, как раз тогда, когда она выходила из кабинета.

Оля была, естественно, не в свадебном платье, а в разодранном джинсовом костюме и кепчонке. Моня тоже был в своём обычном виде - мятых брюках и ковбойке с брезентовым рюкзаком за спиной. В рюкзаке было всё - книги, рукописи, плащ на случай дождя, продукты, которые попадались ему по дороге, и которые без особой очереди можно было купить. Всклокоченные рыжие волосы и безумные глаза гения довершали портрет Мони. Моню часто 'брали' на улице и тащили в вытрезвитель, хотя он был 'трезв, как стёклышко', или 'сухой как лист'.

Марина тут же узнала меня и спросила, что нам надо.

- Вот, на развод меня ведут! - пожаловался я.

- Хорошо, заходите ко мне, - огорчённо пригласила нас Марина, - а этому что здесь надо? - и она сердито указала на Моню. Тот тут же выскочил за дверь, чуть ни прищемив свой рюкзак.

- Рассказывайте, в чём дело? - предложила Марина, усадив нас перед собой.

Оля стала возмущённо рассказывать, что я целые дни пьянствую и даже: На это 'даже' я поднял кверху палец и спросил Олю:

- И мне тоже можно рассказать про твои 'даже'?

Оля мотнула головой и продолжала.

- Хорошо, обойдёмся без 'даже'. Он не даёт мне свободы действий, не пускает меня:- и она осеклась.

- Куда не пускает? - ехидно переспросила Марина.

- На море с этим рыжим другом! - выпалил я.

Оля укоризненно взглянула на меня.

- Оля, ты же знаешь, что я всегда рублю правду-матку! - испуганно оправдывался я.

- Про матку бы помолчал! - презрительно бросила мне Оля, - а что, я не имею права ехать на море с другом без каких-нибудь грязных намёков? - обратилась она к Марине.

- Эх, а я полагала, что вы - серьёзные люди! Особенно вы, Нурбей Владимирович, вы произвели на меня такое солидное впечатление! Все сейчас разводятся, вот и я - начальник ЗАГСа, и представляете - тоже развожусь!

Я посмотрел на красивую, умную, добрую Марину и осторожно, 'по-еврейски', спросил:

- И как скоро вы будете свободным человеком?

Мой вопрос взорвал Олю.

- Что, теперь Марине хочешь жизнь испортить? Вы, Марина, не верьте ему - такой алкаш, такой кобель, а подходит культурно, как Дон Жуан какой-нибудь!

Марина тихо хохотала, закрыв лицо руками. На крики Оли Моня открыл дверь в кабинет и оглядел всех безумным взглядом. Марина захохотала в голос, уже не прикрываясь.

- Всё ясно! - констатировала она, - с вами бесполезно говорить о супружеском долге, о браке, о семье; вы живёте на каком-то своём облаке, и у вас свои законы! Заходите, - она написала дату на бумаге, - и я вас разведу. Всё!

Мы развелись и Оля взяла назад свою девичью фамилию, - ей не нравилось, когда все спрашивали у неё: 'А какая у вас нация?'.

Развод отмечать на Останкинской башне не стали, ну, а дома выпили втроём прилично. Моню на радостях развезло больше всех, и он стал требовать, чтобы сегодня Оля легла с ним. Я не возражал. Но Оля огрела его, как и меня раньше, гегелевской 'Феноменологией духа' по голове, отчего Моня мгновенно поумнел и улёгся на узкую тахту. Ну, а мы с Олей, по привычке - на наше брачное ложе.

Моня взял отпуск за несколько лет (он все последние годы не брал отпусков, гулял неделю-другую, просто не являясь на работу), и они уезжали на целый квартал - июнь, июль, август! Мне сказали, что будут звонить и рассказывать, где и как они отдыхают.

Я проводил 'мою семью' на поезд, отправляющийся с Курского вокзала, мы ещё выпили в их двухместном купе (видать, подхалтурили прилично!), и грустный пошёл домой. Время было дневное, но я выпил, и делами заниматься не мог. Сижу так дома у телефона, брошенный молодой женой, которая, не стыдясь меня, уехала на море с любовником, и от мыслей этих чуть не плачу.

- Лора? - задумываюсь я, сняв трубку, - нет, там уже всё кончено! Галка с Нинкой? - хорошо бы, да воспоминания страшные - охота ещё один инсульт заработать? Тамара 'маленькая'? - нет после всего, что произошло, мне туда хода нет. А почему именно 'маленькая'? Почему не обычная, то есть мамонтовская Тамара Ивановна. Тут даже в Курск ехать не надо!

Звоню во ВНИИторгмаш, с замиранием сердца жду ответа. И вдруг родной, низкий, необычайно красивый и сексуальный голос спрашивает: 'Вам кого?'.

- Томуля, ты простишь меня? - как можно жалобнее пролепетал я.

- Нолик, Ноличка! (она так иногда меня называла) - радостно прокричал голос на том конце провода, - да нечего нам прощать друг другу! Все хороши - кого не вороши! Где встретимся?

- Давай на Таганке, у входа в театр. Но ты не бойся, я тебя туда не поведу, там поблизости другой театр есть - двух актёров! - ответил я ей загадкой.

Договорились на пять вечера. Я сбегал в магазин, принёс чего надо. Прибрал брачное ложе, да и вообще в квартире. Потом уже вспомнил, что этого нельзя делать, пока уехавшие не доберутся до места. А если бы они во Владивосток поехали бы, то что, неделю сидеть в грязи? - разозлился я и решил, что все эти приметы - туфта. Но оказалось, что не совсем.

Стою я у театра на Таганке и размышляю - что за лапшу повесить на уши Тамаре. А потом решил - говорить только правду, ведь я же не профессиональный лгун. Тем более Тамара - свой человек, она всё поймёт и простит!

И вот из дверей метро выскакивает улыбающаяся Тамара и близорукими глазами в очках ищет меня. Я машу ей рукой, она перебегает дорогу, и мы встречаемся. Целую её, и ощущаю далёкий знакомый запах волос, кожи, вкус губ. Это же всё моё, родное! Это её голос - один из миллионов! Почему же моей женой была не она, а другая?