Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

• Название: Приватная жизнь профессора механики
• Автор: Нурбей Гулиа
• Жанр: Современная проза

---

Но где его взять, причём быстро? Используя 'метод Перепонова', мы посадили в кузов грузовика человек шесть ребят с завода, поехали в район вагоноремонтного завода им. Войтовича, что на шоссе Энтузиастов и подобрали пару-тройку 'плохо лежащих' колёс поновее. Вся трудность была в том, что каждое колесо весило 350 килограммов и для подъёма их вручную в кузов автомобиля пришлось попотеть и проявить смекалку. К тому же следить, чтобы нас не 'засёк' народный контроль. Но народу, видимо, было наплевать на колёса (которые, кстати, стоят очень дорого!). Собравшиеся вокруг нас представители народа помогали нам, кто советом, а кто и физически, похищать 'народные' колёса.

Всё было перевезено на Опытный завод, и работа пошла. Я полагал, что должен был присутствовать при изготовлении каждой важной детали, но оказалось, что это только раздражает рабочих-станочников. Маховик из колеса должен был обтачивать на своём огромном токарном станке ДИП-500, пожилой и опытный токарь, еврей по национальности, Зяма Литгостер. Кто сейчас помнит, что такое 'ДИП'? Оказывается, это - 'догнать и перегнать', Америку, конечно же! Вот так и назывались почти все наши токарные станки - 'ДИП'.

Дядя Зяма тут же прогнал меня от станка и сказал, что если я хочу помочь делу, то лучше сбегал бы в магазин за бутылкой. Пока я бегал, Зяма тайно от меня перевернул маховик, сняв его с прежней установки для удобства обработки, чем сбил центровку. Из-за этого пришлось потом отвозить маховик для балансировки в МИИТ, что оказалось ещё труднее, чем обточить его. Лучше бы я остался и настоял на обработке с одной установки! Поэтому я считаю, что авторский надзор за изготовлением очень желателен, если даже станочник стар, 'мудёр' и опытен!

Но вот все детали готовы; наступило время сборки и монтажа их на скрепере. Шёл август, времени до отъезда осталось мало, я спешил. Сборку поручили опытному слесарю, лет сорока пяти - Сане Беляеву, ставшему потом моим приятелем (к сожалению, его давно нет с нами). У него было два помощника - Генка и Колька, которые Саню совсем не боялись и его приказов не выполняли. А Саня боялся бригадира Журавлёва - желчного и сердитого человека, к тому же требовательного.

Я пытался давать Сане полезные советы по сборке, но он под смех своих подмастерьев, заявил мне, что яйца курицу не учат, и послал в магазин для ускорения работы. Решив, что водка действительно может ускорить работу, и, не учтя печального опыта с Зямой, я сбегал-таки и принёс две бутылки.

Беляев был несказанно рад и заверил, что один узел будет собран уже сегодня. Удовлетворённый этим, я отошёл пообедать, а когда вернулся, застал у скрепера настоящее шоу. Санька Беляев, пьяный в дупель, сидел на табуретке перед скрепером, держа в одной руке зубило, а в другой - молоток. На голову его до самой шеи была надвинута старая соломенная шляпа. Ничего не видя, а возможно и не соображая, Саня отдавал распоряжения: 'Генка, твою мать! Колька, твою мать! Крутите гайки под редуктором, так вашу и растак, а то Журавлёву скажу!'

При этом Саня делал нелепые движения молотком и зубилом, но инструмент не отпускал. Народ ржал, а Коля и Гена подначивали Беляева:

- Саня, а ты покажи, как крутить, какой ключ брать? Мы же - бестолковые, не понимаем ни хрена!

Вокруг скрепера стоял смех и мат-перемат. Я чуть ни плакал и решил, что установку так никогда и не соберут. Однако собрали, но, во-первых - не скоро, во-вторых - некачественно, а в третьих - хорошо, что вообще собрали, потому, что переделывали по несколько раз. Просто я переживал, так как ещё не знал наш отечественный стиль работы.

Нескромный эксперимент и тайна комсорга

Жили мы с Настей в нашей общежитейской комнате. Она на лето устроилась на подработку в тот же вычислительный центр на Проспекте мира. Вечером мы встречались, и, как законные супруги, шли в 'кафе-мороженое' или ужинали дома с портвейном.

Почему-то мне так полюбились портвейны, что я лет до пятидесяти употреблял, в основном, только их. Портвейн для меня был сопряжён с любовью, причём любовью тайной, незаконной, а поэтому желанной. А потом тайная и незаконная любовь закончилась, и я, как законопослушный гражданин, перешёл на сухое вино. Водка и спирт приводили обычно к буйству, я их боялся, а коньяк, как мне казалось, пахнул клопами, и я его избегал. Я несколько раз в жизни сильно травился коньяком, выпивая его чрезмерно много. А коньяк, или виноградный самогон, настоянный на дубе - это яд (я говорю это вполне профессионально!), и он не прощает перебора. Поэтому к коньяку у меня идиосинкразия (русский язык надо знать!), и если есть что-нибудь другое, то я коньяк не пью.

В конце августа, когда студенты уже стали приезжать после каникул и заполнять общежитие, мы с Настей лишились нашей комнатушки. Часто просить Зину о 'прогулке' было неудобно, да и потом мы с Настей уже привыкли оставаться вместе ночами. Поэтому Настя решила на пару-тройку дней уехать в Иваново, навестить свою маму, которая там жила. К тому же у неё наступили 'особые дни' и все обстоятельства были за поездку.

Я снова переселился в свою большую комнату к ребятам, грустил вечерами, не зная, куда себя девать. Заводить какие-либо знакомства было ни к чему, и я принимал участие в коллективных выпивках по вечерам среди своих в нашей же комнате. Естественно, разговоры у нас в мужском коллективе были скоромные, мы обсуждали животрепещущие проблемы сексуального характера и сопутствующие вопросы. По прежним целинным воспоминаниям ребята знали, что я 'самосовершенствовался' по индийской методике, повышая геометрию и силовые характеристики того, что я назвал 'хвостиком'. И как-то сам по себе возник спор, может ли мужчина подвесить на этом 'хвостике' ведро с водой. Нет не так, как вы подумали - завязать 'хвостик' узлом на ручке ведра и подвесить его, как на верёвочке - так, оказывается, нельзя, и об этом известно ещё со времён целины.

Был 'у нас на целине' шофёр - Васька Пробейголова, весёлый парень, любимой поговоркой которого была: 'Всё можно, только 'хвостик' узлом завязать нельзя!'. Мне запала в душу эта присказка и я, как человек склонный к исследованиям, решил подтвердить или опровергнуть этот тезис.

Теоретические расчёты и многочисленные эксперименты (фу, как вам не совестно даже подумать такое! Конечно же, эксперименты на толстых верёвках и резиновых шлангах!) показали, что завязать даже самый простой (не 'морской' или 'двойной'!) узел можно только тогда, когда длина абсолютно гибкого цилиндра раз в 10 превышает его толщину. Но даже самые элементарные анатомические познания свидетельствуют о том, что такого соотношения для рассматриваемого предмета не бывает. Кроме того, в предложении об 'абсолютной гибкости' цилиндра есть определённая натяжка, которая ещё более усугубляет выведенное соотношение. Поэтому 'гипотеза Пробейголовы' оказалась однозначно справедливой.

Стало быть, речь идёт о подвешивании ведра, не как на верёвке, а как на кронштейне, или если использовать отечественные термины - на рычаге, болте, костыле и т.п., укреплённом в стене под небольшим углом (около 20®) к горизонту. Тут возникает новый вопрос, а на каком расстоянии от 'заделки' надо подвешивать это ведро? Ведь из сопромата известно, что момент растёт по мере удаления точки подвеса от заделки. Чувствуя, что дело идёт к эксперименту, спору на этот счёт, и тому, что мне никак не остаться в стороне от этого спора, я естественно, высказал мнение, что подвес должен осуществляться именно в точке заделки. Там теоретически изгибающий момент равен нулю и действует только перерезывающая сила. Иначе задача становится неопределённой, решение которой будет зависеть от выбора точки подвеса.

Мои предчувствия не обманули меня. Мы заключили пари - я против 'старика' Калашяна - подвешу ли я, будем называть так, на своём 'кронштейне' ведро воды в точке 'заделки' этого кронштейна, с выдержкой в две секунды. Как в соревнованиях по штанге. Приз - две бутылки водки с распитием в нашем же коллективе. Комсорг Абрамян взял из комсомольской копилки, куда он складывал взносы, шестьдесят рублей, а Толик Лукьянов быстро принёс на эти деньги две бутылки водки и буханку чёрного хлеба на закуску.

Пока шли приготовления, Левон и Крисли принесли из общественной кухни оцинкованное ведро с надписью масляной краской 'кухня', наполненное водой по каёмочку, после чего Левон куда-то изчез. Серож Калашян поставил две настольные лампы на тумбочки близ окна, осветив место предполагаемого эксперимента. Согласно условиям эксперимента, руки - у меня за спиной, а Крисли показывает мне фотографию эротического содержания из журнала 'Плейбой'. Помню, это была фотография обнажённой Брижжит Бардо конца 50-х годов в коленно-локтевом положении, вид сбоку-сзади, голова повёрнута в профиль к фотоаппарату. Мне очень нравилась Брижжит Бардо, а особенно эта фотография; я уже два дня не встречался с Настей, и результат не заставляет себя ждать. Затем Толик наносит ручкой метку, куда вешать ведро, и Крисли с Серожем осторожно, без динамики вешают ведро. Считают: 'двадцать один, двадцать два', отмеривая секунды взмахами руки, и снимают ведро.