Асар Эппель - Чужой тогда в пейзаже

• Название: Чужой тогда в пейзаже
• Автор: Асар Эппель
• Жанр: Русская классическая проза

---

На мальчика тоже никто не глядел, и все пошло лучше не надо: вода падала в почтовый ящик глуховато, чувствовалось, что письма там есть, потому что, не будь их, вливной звук уж точно озаботил бы сторожких наших обитателей.

Удар по уху сбил негодяйского мальчика с ног, и, пока выскочившая из почтовой щели трубка изливала воду наземь, он разглядывал над собой человека, хотя незнакомого, но судя по уместности оплеухи, справедливого, ибо несмотря на радость наполнения колоночной водой почтового ящика, у мальчика все же было ощущение неправоты собственных действий. Он словно бы ожидал кары (первобытный инстинкт Декалога?), как бы понимал, что наливание не может пройти без последствий, хотя пока вся улица ненавидела, пока кривоборский старик с Никитиным толковали о коровьем цепне, пока "Москвич", как Топтыгин, обнюхивал нашу пыль, горячую, как курортная процедура, ситуация для его намерений была идеальна.

- И не обижайся, понял! - сказал стоявший над ним.

- На обиженного Богом не обижаются! - ответил слободской приговоркой огорошенный и обозленный мальчик.

Человек с незнакомой внешностью отвечать на дерзость не стал, а словно бы даже кивнул, глянул на скопившихся наших жителей, пробормотал: "Всё вроде так же, но стоят черт те как и вон тот, который руку чешет, на Лизиппова Апоксиомена, то есть счищающего пыль палестры, уж никак не похож" и пошел прочь с места наливания, а мальчик глядел ему вслед и не мог взять в толк странного появления чужого этого человека, хотя оно вполне могло предуготовить балладный дистих "как у нас голова бесшабашная застрелился чужой человек", на который народная память наведет Некрасова, несмотря на то, что наш гость совершенно точно не застрелится, а мальчику просто предстоит проходить Некрасова в школе.

Гость же, не обратив на себя ничьего внимания, удаляясь, думал: "Все, видите ли, замерли. Человека у них, видите ли, переехали. А виновники прямо Рафаэлевы обручники... Вот я и пройду... и пойду - и спросил себя: "Куда?", и сам себе ответил: "Дальше". "Дальше?" - и хмыкнул.

...Меж тем как перед гражданской своей смертью кривоборский старик одним своим криком "ай-й-й!" сразу собрал весь народ, никто даже и не думал обращать внимания на раздавшийся вопль, по-настоящему жуткий и душераздирающий.

Это кричала кормившая ребенка Рая.

У Раи была страшная грудница, и, когда ее девочка забирала младенческим ротиком сосок в струпьях засохшего гноя, те отваливались, трещины пускали сперва сукровицу, а потом кровь, Рая испускала вопль и, проклиная свое дитя, начинала рычать. Вопли ее возникали из тишины жизни и, сильными отголосками многократно отбиваясь от боковых небес, уходили потом вдаль под начало загоризонтному испытательному рокоту самолетных моторов конструктора Люльки, где сливались с ним и таким образом без остатка пропадали, а значит, за горизонтом их, слава Богу, слышно не было. У нас же все к ужасным крикам привыкли, ребенок тоже привык, разве что прижимал уши и быстрей начинал сосать, отчего боль воплощалась в новые каденции и крик раздавался пыточный - Рая срывала девочку с соска, оторванный от своего младенец заходился, а его истерзанная мать рыдала и голосила: "Я не могу кормить ее!", и орала на бегавшую вокруг, как курица, свою мать: "Где ж-жа перуанский бальзам?!"

"Ты разве мать? - кричала на нее мать. - Ребенок же голодный!" "А-а-а!" - сразу накидывала девочку на гнойные соски Рая. Та делала первый сосательный чмок, как только что сделал это у почтового ящика мальчик, и, возможно бы, Рая тоже саданула ее по уху, но вся злоба уходила в крик, а хитрое дитя теперь быстро присасывалось как надо. "А-а-а!" - звериным воем неслось над улицей, но все к этому давно привыкли, разве что кто-нибудь бормотал: "Черт, ей бы перуанский бальзам!", а вороны срывались с дерев.

Да, перуанский бальзам был нужен. И все его искали. И конечно, нашли. Как всё, что вознамеривались найти. И я до сих пор никак не пойму, откуда появлялось всё там, где ничего не было. Ведь ничего же не было на самом деле!

А между тем, когда наливатель-мальчишка, вычитав в старом фотосправочнике (кроме микулинской книжки "25 уроков фотографии" только он и был), что высокочувствительные пластинки, которые проявляют в полной темноте, в чем мальчишка полагал неудобство, можно проявить и при красном свете, предварительно их  д е с е н с и б и л и з и р о в а в  веществом под названием Сафранин-Т, он распалился этой уловкой воспользоваться и стал про вычитанный Сафранин-Т всех спрашивать, и у кого-то, совсем не имеющего отношения к фотографии, редкостный флогистон, конечно, нашелся.

Правда, мальчишечья блажь по поводу десенсибилизации не состоялась, потому что на обретение эликсира целиком ушла вся прыть и до самого дела не дошли руки, ибо мальчишечьи руки доходят разве что до пододеяльной мороки, рогаток и почтовых ящиков (и то, если не дадут по уху), но как все-таки был обретен Сафранин-Т? Хотел бы я видеть, как вы сейчас его достанете!

Или, скажем, еще пример. Проходим мы про Николая II и про Распутина, и ученик Тарасов (потом, в суровые годы таможенных по отношению к уезжающим строгостей, он будет начальником московской таможни) притаскивает с чердака газеты тех радостных дней, когда истребили царева демона. Газеты, конечно, без показа ученикам конфискуются очередной Марьей Ивановной и бесследно пропадают куда надо, но я сейчас не про это, а про то, что найти можно было всё, как шарик нашел во вселенной Ярославского шоссе другой шарик.

Чужой человек после правомерной своей оплеухи шел задумчиво и даже не глядя на дорогу. Разве что на Райкин вопль встрепенулся, на мгновение замер, а потом, сказавши: "Это пройдет, они же бальзам достанут", снова погрузился было в себя и пошел, но словно бы опять очнулся, ибо ему показалось, что, проходя тут, он где-то не тут, поскольку, если на бесплодных лимонных деревцах в вазонах минуемого окошка развешаны по веточкам для дозревания на солнце огородные помидоры, так что идущие мимо забора думают "надо же! у людей на дому мандарины краснеют", поневоле вздрогнешь - уж не в Испании ли ты, не приведи Господи, у пока что не изгнанного народа мавров каких-нибудь?

А мимоидущие именно про мандарины и думали (даже пленные немецкие снайперы, острым зрением углядев с грузовиков в тех же окошках лимонные помидоры, озадачивались - что, мол, это растет такое несусветное?..).

А еще, проходя мимо флигелька, где маялся лежачий столяр, и услыхав "еловому сучку не прощу...", чужой человек сказал: "Стамеской сперва сучок убираем, не слыхал, что ли?". Дядя Миша вскинулся, придерживая кальсоны, качнулся к окну и, никого уже там не застав, стал каяться: "Я думал, так фугану! Поленился, Господи!"

...Линда, опростав от корейца-кота руку, выкинула настырное животное за подоконник и снова высунулась было в сторону уличного происшествия, но тут уже и ей пришлось оторопеть.

"Не будет ли водицы, хозяйка!" - услыхала она под окном.

Вопрос был настолько внезапный и небывалый - никто никогда тут попить с улицы не спрашивал, - что Линде сперва заскочило в голову, не монтер ли это навернулся со столба и хочет кровь из носу отмыть, и она быстро глянула вверх, но монтер с работы никуда не уходил, зато Линда по пути своего взгляда увидела, что за штакетником стоит какой-то большой высокий мужчина, и, вовсе удивленная, сразу сказала: "Сейчас, сейчас!" - и тут же, для удобства поворота резко ткнувши в пол не понять какой пяткой, черпнула на кухне из ведра и опять очутилась у подоконника, но перед окном был палисадник, так что кружкой, в которой шаталась, троекратно блеснув на солнце, даруемая ею вода, было не дотянуться, и тогда "Вы поднимайтеся сюда!" сказала Линда.

И он вошел в дом, и, большой ростом, вступил в ее маленькую комнату с прошвами, половичками из лоскута, белыми подушками и подзорами, а Линда сразу подумала, не контролер ли он счетчики проверять (но тогда где же сумка, которая при них?), а он стал пить вкусную нашу колоночную воду, летом холодную еще и потому, что притекла она из-под так и не прогревшейся с февраля земли, а потом стоявшую в оцинкованных ведрах (где вода всегда холодней и прозрачней, чем в зеленых эмалированных, в этих она бесцветная и потому не так холодная), накрытых марлей, которую, когда суют кружку, целиком не откидывают, чтоб не зацепилась за крючок ведерной дужки, а просто подлезают сбоку. Конечно, от этого маленько воды выплеснется, марля мокреет, а иначе как? Ничего, и так выжили!

Чужой человек попил и, не оборачиваясь, поставил кружку на стол, как будто сроду знал, куда ставить, а Линда на него смотрит и смотрит.

Вернее, дальше было так:

Линда на него смотрит, а он как у себя дома хозяин, хотя Линда на него так и смотрит. Вот он попил и почему-то берет с этажерки брошюрку цвета сухих листьев (помните, где шарики?), о которой мы обещались рассказать:

"КОММЕРЧЕСКIЯ ИГРЫ, винтъ (во всехъ видахъ) тетка, безикъ, вистъ, преферансъ, пикетъ, мушка, стуколка, макао, баккара, рамсъ, польскiй банчикъ, семерикъ, шестьдесятъ шесть, кончинка, горка, тринадцать, девятый валъ, викторiя, наполеонъ и др.